Жена авиатора - Мелани Бенджамин

– Я абсолютно серьезен. Они должны поверить мне. Это единственный способ вернуть мальчика домой, разве вы не понимаете? Укрепив их доверие, я сделаю заявление, что полиция не станет вмешиваться в наше общение, что я встречусь с ними один и не стану задавать никаких вопросов.

– Вы порядочный человек, полковник?

– Конечно.

– А те, кто украл вашего ребенка, – нет.

Шварцкопф выскочил из комнаты в таком раздражении, что не заметил меня. Через окно я видела, как он выскочил наружу, остановился и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, потом вытащил сигарету и закурил, подняв гневное лицо к звездам. Посмотрев вниз, я увидела, как Чарльз тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Я знала, что мне нельзя идти к нему, нельзя показывать, что я видела его в таком состоянии. Он должен знать, что я надеюсь. Это были роли, которые каждый из нас отвел для другого.

И в первый раз я поняла, что это только роли.

Мама приехала в субботу; к тому времени мой сынишка уже четыре ночи спал где-то в другом месте. Звал ли он меня? Или, привыкнув к тому, что меня так часто не было дома, поверил своим похитителям и думал, что я и его отец улетели куда-то далеко? Улыбался ли он им своей прекрасной серьезной улыбкой? Мое сердце не могло вынести этих вопросов, но они все равно приходили, такие же неумолимые, как тот кусок кровли, который по-прежнему бился о стену дома.

– Я не знаю, что тебе сказать! – вырвалось у мамы, как только она увидела меня. – Не могу представить, что ты испытываешь.

Так что мне пришлось самой утешать ее; я проводила ее в кабинет, но внезапно туда ворвался Чарльз.

– Энн, пойдем. Пришло еще одно сообщение.

У меня заколотилось сердце. Я вскочила на ноги и последовала за Чарльзом на кухню. Там опять вокруг стола толпилась куча людей, пристально глядя на белый конверт, лежащий на столе, как будто он мог подпрыгнуть и напасть на них.

«Мы предуприждали вас ничего не предовать Гласнасти и не сообщать Полиции».

Меня затошнило. Я закрыла глаза, но перед внутренним взором еще яснее возник образ моего ребенка, холодного и неподвижного, принесенного в жертву, потому что мы делали все, что следовало делать родителям в подобных обстоятельствах. Но потом я услышала, как Чарльз читает дальше: «Не опасайтесь за ребенка», – и моя тошнота прошла. Я открыла глаза и увидела подпись и три отверстия, как в первом письме.

– Он говорит: «Не опасайтесь!»

– Да, он так пишет. И еще он пишет, что увеличил выкуп до семидесяти тысяч.

Полковник Шварцкопф взял послание.

– Но ведь это замечательно! Это значит, что с ребенком все в порядке!

Я пристально вглядывалась в его лицо, отчаянно ища подтверждения.

– Да, конечно, это добрый знак, – проговорил Чарльз так авторитетно, что прогнал остатки страха, гнездившиеся в моем сердце, – полковник, какой штемпель стоит на письме?

– Бруклинский. Мы уже проверили отпечатки пальцев на письме, но до него дотрагивались сотни рук. Я предлагаю послать наблюдателей на почту в каждом населенном пункте округа.

– Нет, – Чарльз покачал головой, – это их может спугнуть.

– Полковник, мы можем сделать это таким образом, что никто не пронюхает…

– Нет, – голос Чарльза стал громче, и полковник Шварцкопф замолчал, – я сказал – никакой полиции. Разве вы не читали письмо? Думаю, нам надо связаться со Спитале и Битцем.

– Я настоятельно прошу вас подумать…

– Спитале и Битц, – повторил мой муж низким голосом, похожим на рык зверя.

Полковник Шварцкопф стал кусать нижнюю губу, пристально глядя на моего мужа. Чарльз так же пристально смотрел на него.

– Как пожелаете, полковник Линдберг, – пробормотал Шварцкопф, потом посмотрел на своих людей, кивнул и большими шагами вышел из кухни.

Один за другим его подчиненные выходили вслед за ним, и каждый кивал мне на прощание.

«Не беспокойтесь о ребенке». Я знала, что буду повторять эту фразу снова и снова весь этот бесконечный день.

– Чарльз, кто такие Спитале и Битц? – Эти фамилии звучали для меня как имена персонажей водевиля. Я села за опустевший стол. Моя кухня не была больше уютным, гостеприимным местом; в чайных блюдцах дымились окурки, груды пустых кофейных чашек громоздились на стопках газет с кричащими заголовками: «Похищен ребенок Линдбергов!», «Маленький Линди пропал!», «Преступление века – найдут ли когда-нибудь ребенка Счастливчика Линди?»

– Кто они такие? Почему полковник так расстроен? – опять спросила я мужа.

– Энн, я прошу тебя верить мне. Эти люди никогда не имели дело с таким случаем. У них могут быть самые лучшие намерения, но я не хочу все испортить. А ты?

Чарльз устало посмотрел на меня. Мы оба брели по маршруту, который не был нанесен на карту, в страну, которую никогда не видели, хотя и летали очень высоко и возвращались невредимыми. И так же, как когда-то он нуждался во мне как в штурмане, теперь он тоже нуждался в моей вере; без нее он мог не найти дорогу к себе – человек, который никогда не терял присутствия духа, даже когда в одиночку пересекал океан.

– Что ты планируешь предпринять? Что будет твоим… нашим следующим действием?

– Гарри Гуггенхайм поможет мне с деньгами. Я телеграфирую ему о новой сумме. Энн, это все, что я собираюсь обсуждать с тобой в данный момент. Я не хочу, чтобы ты знала больше.

– Почему? Что может быть хуже того, что я уже знаю?

– Есть некие персонажи с довольно сомнительной репутацией, с которыми мне приходится общаться. Но они могут быть очень полезны, даже если мне претит сама мысль о том, что они могут дотронуться до моего сына, даже если я предпочитаю не водить компанию с людьми подобного рода.

– Подобного рода? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду гангстеров, Энн. Аль Капоне предложил мне свои услуги. Вот, теперь ты знаешь. И некоторые бандиты из Нью-Йорка. Они предложили себя в качестве посредников, чтобы не вмешивать полицию, и я считаю, что это лучший путь. Я предпочитаю не говорить тебе больше. Тебе не надо беспокоиться. Твое дело – это не терять надежды.

– Ты постоянно повторяешь мне это, но я не могу не беспокоиться! – меня трясло от бешенства. – Конечно, я беспокоюсь, и ты тоже! Но ты ничего мне не рассказываешь, ты вообще не говоришь со мной, и я не понимаю почему. Чарльз, ведь мы были командой! Я приняла боевое крещение в Янцзы и позволила тебе столкнуть меня с вершины горы на планере, но теперь ты решил, что я слишком слаба, чтобы понять и помочь? Слишком слаба? Чарли и мой сын тоже! – С отвращением я отпрянула от стола. – Неужели ты думаешь, что я так щепетильна? Да общайся ты хоть с дьяволом, если это нужно для дела! Только перестань думать, что можешь защитить меня от всего этого. Ты никого из нас больше не можешь защитить, так что и не пытайся.

Чарльз вздрогнул и поморщился, но я не обратила на это внимания.

– Неужели ты не понимаешь? – спросила я охрипшим голосом. – Это уже случилось. Теперь мы должны вернуть его. Они нам его вернут, как только мы заплатим. Так или нет?

– Конечно, вернут, – Чарльз взял письмо и снова изучил его, – это только вопрос времени. Спитале – один из нью-йоркских парней – уверен, что знает, кто это сделал. Я буду общаться с похитителями через него – дам ему это письмо как доказательство и с ним ответ. Я не знаю, почему полковник хочет сделать по-другому. Неужели он действительно думает, что сможет расставить людей по всему Бруклину и никто этого не заметит?

– Ты собираешься отдать твоему так называемому посреднику это письмо? Но ведь там есть подпись – опознавательный знак, разве можно давать его разглядывать посторонним?

– Энн, как я сказал, это вопрос веры. Мне могут не нравиться эти люди, но у воров тоже существует такое понятие, как честь.

– Что думает об этом полковник Шварцкопф? Ты собираешься сказать ему, что хочешь передать им письмо?

Лицо Чарльза залилось краской.

– Я здесь главный, Энн. Я ведь сказал тебе.

– А я твоя жена и мать Чарли. И я хочу, чтобы ты рассказал о своих намерениях полковнику Шварцкопфу.

Чарльз не ответил. Его гнев был другого рода, чем у меня. Он сдерживал его, как будто внутри сжималась пружина, которую вы не замечали, пока она внезапно не распрямлялась и не ударяла тебя. Я не часто была свидетелем этого гнева. Но теперь я его почувствовала. И если раньше я могла бы испугаться, то сегодня у меня не было страха перед мужем. Был страх только за моего сына.

Наконец Чарльз заговорил, тщательно подбирая слова.

– Энн, я хочу включить в свой ответ список продуктов, которыми нужно кормить нашего сына. Не могла бы ты написать мне его прямо сейчас?

– Да, конечно.

Я встала, сделала движение, чтобы идти, потом задержалась у его стула. Нагнувшись, я поцеловала Чарльза в щеку. Он не ответил. Когда я обиженно отшатнулась, он на мгновение приложил ладонь к моей щеке, притянул к себе, а потом отпустил. Он снова стал изучать письмо похитителей, как будто силился разглядеть в этих небрежно нацарапанных буквах то, что не смогли увидеть остальные.