Мой первый, мой истинный - Марина Эльденберт

меня не сразу нашлись нужные слова. А когда нашлись…

Я впервые в жизни выругалась при родителях. По-настоящему. Да, мама тоже прибежала спустя пять минут, и оказалось, что она в курсе всего. В смысле, всего-всего. И вечерних визитов Шана, и того, что нас с Мирабель ночью похитили, и даже того, что благодаря бабушкиному дару я могу быть истинной вервольфа.

Мира! Это негодяйка появилась в гостиной последней. После того, как там собралась вся наша обеспокоенная семейка. Они зажгли все светильники, так, что стало светло словно днем, и расселись, кто куда. Даже кузен Адриан, непонимающе хлопая глазами, присел на спинку дивана. Но я смотрела только на сестру!

– Я тебе никогда этого не прощу, – во мне было столько холодной ярости. Она словно магмой застыла в закупоренном жерле вулкана, готовом вот-вот взорваться и разлиться обжигающей смертоносной жижей. Я себя чувствовала так же, поэтому кусала губы и бессильно сжимала кулаки. Будто мне мало выяснений отношений с Шаном, так еще и с семьей теперь все выяснять.

– Я не специально, – спрятала лицо в ладонях Мирабель. Была бы волком, наверное, еще бы и уши виновато пригнула.

– А кто специально? – рявкнула я.

– Изабель! – громыхнула мама. – Что ты себе позволяешь! После всего, что уже натворила!

Еще вчера голос матери работал на меня безотказно, а сегодня в нем что-то сломалось. Или во мне что-то сломалось. Может, так на меня повлияло собственное похищение? А может, путешествие на волке под звездами.

– И что же я натворила, мам?

– Ты нам ничего не рассказала, – вклинился отец. – О том, что нашей семье грозит опасность.

– Не семье, а мне, – поправила я, и понеслась.

Папа корил меня за то, что я часть этой семьи. Мама рыдала так, как я никогда не видела. Тетка тоже то и дело вставляла пару предложений во весь этот гвалт. Зато изо всей этой громкой ссоры выяснилось, что Мира действительно меня нарочно не сдавала. Она просто быстро смоталась сегодня после обеда к Рамиресам. Все бы ничего, но тетка Марисиэла увидела ее входящей в их дом. Та самая, у которой на языке ничего не держится, а вот свой любопытный нос она способна сунуть куда угодно. Даже странно, что не полезла к Рамиресам вслед за моей сестрой. О чем я честно заявила на нашем безумном семейном совете, и мама едва не хлопнулась в обморок.

В общем, о свидании Мирабель с одним из Рамиресов (а может, сразу с двумя!) теперь знала вся Лысая бухта, и естественно это дошло до родителей. Мама поймала вернувшуюся Миру и устроила ей допрос с пристрастием. Папа сбегал за ружьем к Энцо. Все вокруг сошли с ума. Конец.

Странно, но мне сейчас было глубоко плевать на репутацию сестры. Что за ерунда вообще? Ну зашла она к соседям, зачем раздувать из этого бегемота? Скоро все об этом просто забудут. Меня больше интересовало, что она сказала Шану. Ведь тут не нужен был никакой провидческий дар, чтобы понять: кто-то навел его на мысли о том, что я могу интересоваться и его братом тоже. Не просто навел – сказала прямо. Ну Мира!

– У меня не было выбора, – шмыгнула носом Мирабель, словив от меня очередной испепеляющий взгляд.

– У тебя был выбор не ходить к ним, – процедила я так, что по ощущениям вместо ливня за окном должен был пойти снег.

– Я тоже хочу быть истинной!

– Ни одна из вас не станет ничьей истинной, – пригрозил отец, так и не расставшийся с ружьем.

– Теперь точно не станет, – качнула я головой в сторону Миры. – Она нас поссорила.

С этими словами я развернулась и ушла в свою комнату. Мне кричали что-то вслед, грозили наказаниями, уговаривали, плакали, но я заперлась у себя, наплевав на то, что сестре тоже нужно будет где-то спать, и упала на кровать. Плакать не хотелось. Хотелось вцепиться руками и зубами в подушку и рвать ее.

Потому что я не хотела прощаться с Шаном так. Потому что я еще не разобралась в себе. Потому что теперь на меня злится и он, и моя семья. Которая очень заботится обо мне, но при этом считает, что знает лучше, что мне нужно.

Мне бы только снова поговорить с ним. Может, завтра? Уверена, Шана не остановят отцовские угрозы, если он решил, что я его истинная! Но что, если он передумал?

Я надеюсь, что нет. От всего сердца на это надеюсь.

Но Шан не пришел на следующий день. И на следующий тоже не появился на кухне. От отца я узнала, что братья Рамирес покинули Лысую бухту.

Глава 16.2

Дэй

Будь проклята Сараси!

Это стало практические его мантрой. Так жрецы с Чужой земли называли молитвы на востоке. Наверное, проклятия были не лучшей молитвой, а за проклятие жрицы Предки вовсе могли лишить альфу своей милости. Но он считал, что они уже это сделали. Прокляли его, когда направили следом за братом. Когда привели в Лысую бухту. Когда, не иначе как ради забавы, столкнули его с божественной избранницей.

Будь проклята Сараси! Верховная жрица, которая сыграла на его чувствах к брату, а еще на желании наконец-то заполучить Юмали. Заполучил, и что теперь?

Теперь на архипелаге Дэя ждет его пара, прекрасная, добрая, родная волчица. Только почему-то, стоит ему закрыть глаза, он не может вспомнить черты Юмали, ее смех, ее улыбку, ее запах. Когда он смыкает веки, то видит перед собой вовсе не волчицу, а смешную девчонку в уродливых очках, пародию на верховную жрицу. Он всю жизнь знал Юмали, но ее образ стерся из памяти, словно нарисованный на песке рисунок слизала забредшая на берег сильная волна. А человеческую девчонку, что Дэй встретил несколько дней назад, забыть не получалось. Ни наяву, ни во сне.

Изабель.

Такое громоздкое имя для несуразного, неловкого, раздражающего существа. Сестра называет ее Иззи, а отец совенком. Совенок – самое подходящее прозвище для девчонки. Особенно, когда она стягивает свои очки. Когда они не прикрывают половину ее лица, Иззи становится самой желанной женщиной на всей земле. Беззащитной, потому что она как крот буквально не способна рассмотреть дальше своего носа. Но эта беззащитность – самая возбуждающая вещь в мире. В такие моменты в Дэе просыпаются все инстинкты альфы ее защищать. От любой