Завтра будет лучше - Бетти Смит

пару, но тщетно.

– У меня есть черные оксфордские полуботинки. Надену их, если уж прижмет. А жмут они будь здоров! – Он от души расхохотался.

На обратном пути компания приостановилась у заведения с зашторенными окнами, из которых, как из цыганской кибитки, сочился красноватый свет. Аккуратная табличка гласила: «Ничего крепче сидра не держим!» Истолковав эту надпись правильно, Мэлоун сказал:

– Пропустим по пивку!

Они вошли. Заведение было полно молодых оболтусов «кексоедов» и их эффектных эмансипированных подруг, которые пили сидр через соломинки, сидя за столами, накрытыми мятыми скатертями в красную клетку. Музыкальный автомат бренчал «Да, у нас нет бананов»[35]. За дверью в глубине зала располагался еще один зал – с салунными круглыми столиками и стульями. Бармен в белом фартуке и рубашке с коротким рукавом стоял перед полками, закрытыми замыленным стеклом. На этой витрине было написано: «В Бога мы верим[36], все остальные платят наличными». Ниже располагались два волосатых кокоса, связанные вместе и принадлежащие, согласно карточке, Бригэму Янгу[37].

Фрэнки поморщился, когда отец, изучая витрину, подошел поближе, чтобы прочесть надпись. Но Пэтси, вопреки опасениям молодого человека, не отпустил никакого скабрезного замечания, а только сказал:

– Парень, который содержит это заведение, тратит время зря. Из него получился бы превосходный рекламщик.

– Это точно! – подтвердил Хенни.

Они заказали четыре пива с добавлением виски по четверть доллара за кружку. Мэлоун выложил доллар. Несколько секунд подождав, но так и не дождавшись, чтобы отец дал чаевые, Фрэнки сам прибавил к банкноте десятицентовую монетку. Выпили за здоровье жениха и невесты. Следующий круг должен был, по представлениям Мэлоуна, оплатить Хенни. Тот заколебался: в кармане не осталось ничего, кроме денег на проезд и ланч, выданных ему на всю следующую неделю. «Была не была! – решил он. – Как-нибудь выкручусь» – и оплатил еще четыре кружки, дав бармену четверть доллара сверху. На следующий круг раскошелился Фрэнки. Затем пришла очередь Марти, но он все потратил на свадебное обмундирование и поэтому, постучав по столу, сказал:

– Я пас.

Мэлоуну это показалось очень смешным. Восприняв стук как зов, к столику подошел бармен. Пэтси спросил его, нет ли чего-нибудь покрепче пива с виски. Видя сомнения бармена, Мэлоун кивнул на сына:

– Этот парень завтра сует голову в петлю. Надо его подбодрить.

Хенни задумался над этим замечанием. Он понимал, что ему следовало бы оскорбиться, но, чувствуя от выпитого пива приятное тепло внутри, решил проявить широту и промолчал.

Тем временем бармен принес пинту темной жидкости «только с корабля». Этот напиток был выпит с пивом «вдогонку». Мысленно вернувшись к сравнению женитьбы с веревкой на шее, Хенни пришел к выводу, что уязвимая сторона в этом деле – Марджи, а Мэлоуны – неизбежное зло. Это она, раз уж на то пошло, засовывала голову в петлю.

Пэтси, немного опьянев, принялся рассказывать фривольные предсвадебные анекдоты. Недовольство Хенни усилилось. Как многим отцам, любимая дочь казалась ему невинной девочкой, и мысль о ее близости с мужчиной вызывала у него отвращение.

Остроты старшего Мэлоуна были неприятны и Фрэнки, но по другой причине: с тех пор как мальчишки на улице объяснили ему, какому процессу он обязан жизнью, его тошнило всякий раз, когда отец или мать упоминали о физической стороне отношений полов.

Над шутками мистера Мэлоуна смеялся только Марти. Одну из них он даже попытался дополнить, исходя из собственного небогатого опыта. Пэтси громко рассмеялся, однако про себя отметил: для того чтобы встречаться с его дочерью, невинной Кэтлин, этот молодой человек слишком распущен.

Наконец четверка вышла из заведения, согласившись с Фрэнки в том, что им всем не помешала бы энергичная прогулка по морозному воздуху. Но, пройдя квартал, рассеянный Марти вспомнил, что забыл свои покупки. Ему пришлось вернуться, а его спутники замедлили шаг, чтобы он мог их догнать. Продолжая размышлять о неуместности висельной аналогии, Хенни теперь злился еще сильнее. Его возмущали пошлые анекдоты, которые будущий свойственник рассказывал, имея в виду Марджи. Когда троица, дожидаясь Марти, остановилась на перекрестке, Хенни, дойдя до кипения, без предисловий заявил:

– Мэлоун, у тебя большой рот.

– Что ты сказал? – переспросил Пэтси вежливо, но тут же сам пояснил подошедшему Марти, как будто бы заботясь о том, чтобы молодой человек ничего не пропустил: – Он говорит, у меня большой рот.

– Большой и грязный, – уточнил Хенни.

– Ну, Шэннон, ты сам напросился, – сказал Мэлоун и махнул кулаком, однако, не попав в цель, сам себя ударил по плечу.

Мальчики подхватили его, иначе он бы упал. Хенни, поставив коробку с костюмом на тротуар, снял пальто, аккуратно свернул, положил шляпу сверху и занял бойцовскую стойку. Марти схватил его, а Фрэнки – отца, чему тот был даже рад.

– Мистер Шэннон, – сказал друг жениха миротворчески, – вы ведь не ударите пожилого человека!

– Нет, я его не ударю, – мягко ответил Хенни. – Я выбью из него дурь ко всем чертям.

– Бить старика с больными почками? – спросил Мэлоун недоверчиво.

Хенни возразил:

– Если бы у тебя болели почки, ты бы не служил в полиции.

– В следующем году я выхожу в отставку, – торопливо ответил Пэтси.

Хенни решил проявить благородство.

– Которая почка у тебя больная? Я накостыляю тебе по другой стороне.

– Будет тебе, Шэннон, – сказал Пэтси спокойно, – извини, если я сморозил что-то не то.

– Если?! – ухмыльнулся Хенни. – Если! Ты прекрасно знаешь, черт подери, что наговорил кучу всего не того!

Мэлоун перефразировал формулировку своего извинения:

– Мне жаль, если я сказал что-то, что ты мог понять в дурном смысле.

– И понимать тут нечего! Моя дочь – приличная девушка, и никто, пока я рядом, не посмеет отпускать про нее грязные шуточки!

– Я сукин сын, – признал Мэлоун великодушно. – И даже не обижаюсь, что ты хотел меня поколотить. Я на твоем месте так же поступил бы, ведь моя Кэтлин, позволь тебе доложить, самая чистая девушка… – Он замолчал, вспомнив историю, рассказанную Марти: наверняка парень именно ее, Кэтлин, имел в виду, когда говорил эту гадость. – Ты свинья! – сказал Мэлоун, набрасываясь на молодого человека.

Тот спрятался за Хенни и испуганно спросил будущего тестя:

– Какая муха вас укусила?

Фрэнки, еще крепче схватив отцовскую руку, с горечью произнес:

– Спасибо! Спасибо, что устроили мне шикарный мальчишник накануне свадьбы!

Мэлоун пришел в чувство.

– Извини, сынок. Меня малость занесло. Но я ничего плохого не хотел.

Хенни тоже мгновенно устыдился. Фрэнки по-своему нравился ему, и он рассудил, что мальчик не должен страдать за слова и поступки своего отца.

– Я тоже погорячился, – сказал он и скрепя сердце протянул руку, которую Мэлоун тепло