Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

Он вставил диск, и на экране появились Савченко и Козлов, которые, высунув язык, гонялись за Сергеем по кругу, теряли его, бежали к его дому, где все начиналось сначала.

– Видя непонятные им вещи и сталкиваясь с явлениями, которые мы могли бы назвать мистическими, – взять хотя бы исчезновения наших агентов на их глазах и прочее, – они не пытаются понять или хоть как-то объяснить суть происходящего. Инопланетян, например, вспомнить.

– Ну, коллега, – густым басом произнес француз Поль Кастлер, обладатель роскошной седой шевелюры. – Инопланетяне для них – буржуазные выдумки. Вы знаете, – он пригладил свои волнистые волосы, – мне крайне любопытно то, что вы сказали. В вашей стране люди действительно как будто не замечают того, что рядом с ними происходят удивительнейшие вещи. Им гораздо интереснее продолжать решать свои проблемы. А ваш агент Ба-хметь-ев, – он постарался аккуратно выговорить трудную фамилию, – интересует их только как человек, который способен достать полезные вещи для учебного процесса, и просто как интересный собеседник. И не более того. Любопытно, крайне любопытно.

Он положил ногу на ногу и замолчал.

– Мне кажется, – раздался голос самого юного участника, симпатичного поляка Тадеуша Лозински, – ваши люди делятся на две категории: люди интеллигентные, которые гораздо более сосредоточены на духовном мире, чем на материальных вещах. И сотрудники вашего эн-ка-вэ-дэ, – запинаясь, произнес он, – которые, вы меня простите, не кажутся слишком умными. Для них сложно задумываться о чем-то, кроме собственной безопасности. Ну и своего обогащения, конечно. Они, простите, – Тадеуш приложил ладонь к сердцу и смущенно захлопал ресницами, – слишком примитивны. Прошу прощенья.

– Я и сам пришел к такому же выводу, – сказал Барсов и налил себе минералки.

Куолемяки разочарованно проследил за ним – он был не против, чтобы ему подлили еще «перно».

– Хотя это и странно, – продолжал Барсов. – Самая бедная страна – разумеется, в те времена, – поспешно добавил он, видя, как самодовольно усмехнулся американец, – а сосредоточена на духовном мире больше, чем на материальном.

– Я давно хотел проследить эту зависимость, – встрепенулся финн. – Видите ли, у меня своя теория. Мне кажется, что чем развитее страна в экономическом отношении, тем меньше ее граждане думают о духовных ценностях. Меньше читают, меньше беседуют между собой на философские темы. Я не имею в виду крайности, – уточнил он. – Конечно, если страна будет голодать, то вряд ли она будет озабочена проблемами войны и мира в творчестве Льва Толстого. Все в разумных рамках, господа. Предлагаю сосредоточить на России основное внимание.

Барсов, естественно, остался доволен. Когда ректор института мягко попенял ему на паникерство, Анатолий Васильевич с достоинством ответил:

– Я-то понимал, что в России эксперимент принимает неожиданный и интересный оборот. Просто я боялся, что остальные не поймут.

– Видишь, – добродушно усмехнулся ректор, – не дурней тебя оказались.

Сергей стоял перед входом в ресторан «Волга». Барсов поручил ему установить видеокамеры и телефоны ни много ни мало в «правительственном» номере гостиницы, расположенной над рестораном. В том самом двухкомнатном «люксе», в котором всегда останавливались многочисленные московские проверки. А их было очень много. Не доверяла Москва власти на местах, ох не доверяла. Все должны думать одинаково, смотреть в одну сторону, слушать одни и те же песни и читать одни и те же книги. Их много, а Москва-матушка – одна. Вот и проследи тут, чтобы вольнодумством не баловались. Комиссии партийного контроля, комиссии по выполнению решений съезда партии, комиссии по проверке идеологической работы – те ли фильмы идут в кинотеатрах, как комплектуются библиотеки, как обсуждаются в массах достижения советских передовиков, перевыполняющих планы… В общем, номер почти не пустовал. И Барсову было крайне любопытно узнать степень убежденности проверяющих товарищей, а также их моральный облик.

Сергей решил действовать через официанта. Вечером в единственный ресторан города было не попасть. Важный швейцар в черной униформе с золотыми полосками и в черной фуражке возвещал сквозь двери: «Мест нет. И неизвестно». Зато днем он был почти пуст. Прекрасная возможность подкупить какого-нибудь официанта. Когда он обедал здесь с Мариной на прошлой неделе, он приглядел одного пухлого рыжего парня. Убедившись, что Сергей все время заказывает все самое дорогое из того, что есть в меню, в его речах стала проявляться некоторая подобострастность. К тому же Сергей «прикормил» его неплохими чаевыми, которые рыжий шустренько прятал в блокнот и улепетывал из зала – перепрятывать.

Сегодня официант был в зале. Сергей выбрал стол в центре. На белой камчатной скатерти стояли солонка, перечница, горчица и тарелка с хлебом. На столе уже были расставлены тарелки и столовые приборы. В ожидании официанта можно было брать хлеб, мазать его горчицей, посыпать солью и перцем и съедать совершенно бесплатно в неограниченном количестве.

– Харчо, эскалоп, заливное и чай с лимоном, – потребовал Сергей. – А что, сегодня осетрины нет? – огорчился он.

– Вообще-то нет, но для вас есть, – изогнулся официант.

– Тащи! – скомандовал Сергей.

Такого жареного картофеля, который прилагался к эскалопу, Сергей раньше нигде и никогда не пробовал. Пресловутый картофель «фри», который готовили из замороженной картошки в «Макдональдсах», ему в подметки не годился. Без всяких фритюрниц он был замечательно вкусен. Его запах чувствовался от самых дверей и возбуждал необыкновенный аппетит. Набив им рот, Сергей подозвал рыжего официанта.

– Тебя как зовут? – промычал он, вновь набивая рот картошкой.

– Володя, – ответил официант, нисколько не удивляясь.

Сергей обошелся без лишних предисловий.

– Слушай, мне надо попасть в правительственный «люкс».

Официант испуганно захлопал глазами.

– Я же в гостинице не работаю.

– Ну ты же знаешь тех, кто работает? Сведи!

– Не, – замотал головой Володя. – Я их плохо знаю. Неудобно просить. Тем более правительственный. Там же этих полно.

– Кого? – прикинулся непонимающим Сергей.

– Ну, – замялся Володя, не зная, каким приличным словом обозвать соглядатаев из НКВД, – людей. Которые следят.

– Ну ты же сообразительный парень, – сказал Сергей и раскрыл кошелек. В кошельке виднелись очень крупные купюры. Выложив на стол сумму, равную двухмесячной зарплате официанта, Сергей вопросительно взглянул на него. Официант обиженно отвернулся. Сергей вздохнул. Конечно, куда ему эти деньги девать? Жратвы ему в ресторане и так хватает, а больше тратить деньги в городе Средневолжске было решительно не на что. Вещей в магазинах никаких не было, соблазнов – тоже. А просьба Сергея была уж очень неудобной. Подумав, Сергей деньги забрал. Зато вытащил из одного кармана калькулятор. Он всегда носил его с собой с той же целью, с которой американские пионеры носили в карманах цветные бусы, когда направлялись в индейцам. А из другого кармана он вынул начатую пачку сигарет «Dunhill». У официанта загорелись глаза. Вот это – другое дело. Этого ни за какие деньги нигде не купишь. В смысле сигареты. Калькулятор он вначале не оценил, так как никогда не видел ничего подобного раньше.

Радостно схватив пачку, официант осведомился, сколько штук он может из нее взять. Услышав, что все, он просто зашелся от счастья.

– Получишь целый блок таких, если получится, – пообещал Сергей.

– Постараюсь, – с энтузиазмом сказал Володя и испарился на кухню хвастаться сигаретами.

Через день Сергей уже устанавливал аппаратуру в номере. Парень, который проводил его туда, был ему очень благодарен за те две пачки сигарет, которые Володя счел возможным выделить из всего своего блока. Испытывая легкое раскаяние, Сергей снова достал из кармана калькулятор. Парень сначала взглянул на него равнодушно, но по мере объяснений Сергея взор его светлел. Забрав калькулятор, он предложил сбегать за чаем и даже предложил ему в этом номере переночевать, поскольку ближайшие три дня в нем точно никто жить не будет. Он очень удивился, когда Сергей отказался. Чтобы он не мозолил глаза, Сергей послал-таки его за чаем.

Он установил аппаратуру так, чтобы широченная кровать под балдахином была видна во всех ракурсах и чтобы балдахин не загораживал возможное место действия.

Впоследствии Барсов был этим очень доволен. Ибо «облико морале» у большинства партийных товарищей практически полностью отсутствовал. Во всяком случае, нисколько не мешал им пользоваться радостями жизни.

Митинг по случаю юбилея пединститута обещал быть многолюдным. Все хотели посмотреть на представителей интеллигенции, особенно на Ивана Сергеевича Бородина, который удостоился чести напечатать статью в центральном журнале, тем самым навеки прославив родной город. На него смотрели как на собственность этого самого города и грелись в лучах его славы. Мол, знай наших, вот мы какие: захотим – и про птичек в московском журнале все, как есть, пропишем, захотим – лыжный кросс побежим, а захотим – выполним разнарядку по посадке той же самой интеллигенции на нары, – пусть лес валят или осуществляют великие стройки коммунизма. Вот осуществят – а мы потом погордимся.