Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

По дороге обратно в комнату Валя, чувствуя себя практически членом комитета комсомола, немного попридержала Катюшу за локоть, рассказывая ей об общественной работе на факультете иностранных языков.

– А чем у тебя реснички накрашены? – без всякого перехода спросила она.

Катя без слов вручила ей тушь, и Валя углубилась в изучение надписей на флакончике, забыв про общественную работу.

Вопреки ожиданиям, остальные у нее ничего не выпрашивали. Они принялись угощать ее чаем из граненых стаканов. Вместо конфет на столе были большие куски сахара в стеклянной вазочке, которые они кололи щипчиками для сахара – они ими, кстати, очень гордились.

– Ты, наверное, много путешествовала? – поинтересовалась толстощекая девочка в круглых коричневых очках. – Где ты была?

Катя была вынуждена со стыдом признать, что, несмотря на возможности, предоставляемые ее временем, она не посетила ни одной приличной европейской страны.

– Ну, в Турции, на Мальдивах… на Мальте еще.

Девочки ахали, поражались, прижимали ладошки к щечкам.

– Ты, наверное, востоковед?

Катюша смутилась. О Востоке она знала значительно меньше, чем о косметике.

– Расскажи, как там?

– Ну… – замялась Катя. – Я больше на море была.

В глазах девушек загорелся еще больший интерес, и они немедленно пожелали узнать про ее морские приключения. Они предполагали, что Катя доставала сокровища с затонувших кораблей, или исследовала неизвестные виды животных, или открывала новые земли для расширения и прославления советской державы.

– Об этом, наверное, нельзя рассказывать? – догадались девушки, видя, как она мнется.

– Ну, в общем-то, да, – промычала Катя, сгорая со стыда. – Ой, я еще в Египте была, – вспомнила она и начала рассказывать все, что слышала от тамошних экскурсоводов. Видя, как загорелись девичьи глаза, она дала себе слово, что, когда она в следующий раз там окажется, она уж не ограничится пляжем и прогулкой по пустыне на квадропедах, а постарается все узнать о стране досконально.

– Ах, девочки, – простонала толстая студентка. – Я хочу быть египтологом. Лазить по пирамидам…

– Кто нас в Египет пустит, – одернула ее Зина.

– Ну, ученых же пускают… наверное, – расстроилась толстушка.

– А в прошлом году там была июльская революция, и выгнали англичан, – вспомнила Валя. – И теперь египеты – за нас!

Расстались друзьями. Катя обещала в следующий раз принести фотографии – цветные! Девушки не очень поверили, что такие бывают, и Катя твердо решила уговорить Барсова отпустить ее сюда еще раз.

На следующий день Зина с Валей были жестоко разочарованы, убедившись, что Катюша дала подарки обеим. Вообще со своими драгоценными вещами – пудреницами, тушью, румянами в красивых упаковочках, блеском для губ в футлярчиках разной формы – она обращалась так, как будто они для нее ничего не значат. Это было возмутительно. Они были готовы понять, когда девушка, раздобыв такую волшебную тушь в продолговатой пузатенькой упаковке, где щеточка приделана прямо к отвинчивающейся крышке, будет хвастаться, не делясь с подружками и дорожа каждой каплей. Но если она напичкана чудесами, которыми ничуть не дорожит, это вызвало справедливое негодование!

Что касается преподавателей, то на следующий день о Катюше вяло вспомнили, немного посплетничали о том, кто может снабжать ее такими вещами, – наверное, какой-нибудь ее московский родственник ездил за границу. Сама она еще слишком молода, чтобы по заграницам разъезжать, – ты сначала заслужи! И докажи свою моральную устойчивость, которой у нее, судя по обтягивающим штанам, совсем нету! И стали обсуждать, какой все-таки милашка Радж Капур в новом индийском фильме «Бродяга».

Андрей, убедившись, что женщины после занятий все дружно побежали по местным магазинам искать кепки и белые сапоги, раз уж пудрениц нет, немного утешился. Правда, на его взгляд, шляпки той поры были куда милее кепок на женских головках.

Сергей тем временем, лежа на диване, размышлял, имеет ли он моральное право укреплять отношения с Мариной или, как порядочный человек, он должен жениться на Гуле. Марина такая нежная, беззащитная. Сергей при ней значительно расправлял плечи, мужественно хмурился и желал защитить.

Что касается Гули – вот уж кого защищать не требовалось. Скорее, защищаться самому. Но зато какой вулкан страстей – смерть врагам! Очень сексуально – правда, если смотреть на этот вулкан ретроспективно. Во время извержения этого самого вулкана хотелось сбежать на урок в группу с Тростниковой, в сталинские застенки, в эпоху инквизиции – в общем, в какое-нибудь тихое, безопасное место.

На этом его мысль заканчивалась. Потому что к нему в комнату вошла «сестра» Катюша. Одетая соблазнять. Согласно концепции. Сергей покосился на ее декольте, глубокий пупок, в который, согласно канонам «Тысяча и одной ночи», могла уместиться унция оливкового масла. Он немного поразмышлял, чем унция воды принципиально отличается от унции оливкового масла – не на сковороде, а в пупке. И попробовал представить, что подумает Смышляев-младший, увидев ее в соблазнительной кофточке, в которой были предусмотрены только две верхние пуговицы.

– Какая ты у меня… – томно прошептал он.

Катя села к нему на диван.

– У тебя в холодильнике одни салаты в коробках! – заявила она. – Мне одной, что ли, в магазин идти? У тебя даже хлеба нет.

«Тысяча и одна ночь» слегка померкла.

– Ну, Катюш, что ты все о еде да о еде, – попробовал он увернуться. – Салатики можно и без хлеба…

– Так! – Катюша решительно выдернула у него из-под головы подушку. – Я хочу все, что есть в здешних магазинах! – азартно сообщила она.

– Тогда пойдем на рынок. Заодно увидишь местную экзотику.

Рынок чувствовался издалека: по крупным катышкам конского навоза, запах которого смешивался с запахом дерева, лыка, сена и еще чего-то деревенского. Рыночная площадь была запружена телегами, на которых товар везли из деревень. Катюша смотрела во все глаза. Через деревянные ворота вошли на территорию рынка, где с телег продавали керосин, мочала из лыка, живых кур, поношенную одежду, визжащих поросят, деревянные лопаты, блестящие цинковые ведра, коромысла и кучу неизвестных ни Катюше, ни Сергею вещей. Полюбовавшись на эти предметы старины, они отправились в длинный деревянный павильон, высокие стропила которого густо облепили голуби. С непривычки им показалось там темно, – окон было мало, и они находились слишком высоко. Когда глаза привыкли к сумраку павильона, они обнаружили, что стоят в ряду солений: тут бочками стояли огурцы, помидоры – и красные, и зеленые, капуста, моченая брусника в огромных стеклянных бутылях, моченые зеленые сморщенные яблоки и остро пахнущие черные грузди. Хотелось взять все.

Мясной ряд вызвал у Катюши бурный восторг. Толстые тетки в грубых шерстяных кофтах и белых фартуках и нарукавниках двузубыми длинными вилками переворачивали куски мяса. Куры были покрыты остатками перьев, которые хозяйки должны были потом подпаливать на огне. Как чистенькие толстенькие младенцы, лежали розовые молочные поросята, свешивали с прилавков головы на длинных шеях огромные гуси.

– Хочу мочалку! – зачарованно прошептала Катюша.

Вышли с рынка, таща в руках пластиковые пакеты, украшенные иностранными надписями, которые были наполненные разной экзотической снедью. Из пакета торчала половина куриного крыла, которые продавали на рынке, чтобы смазывать сковородки. Когда Катюша клятвенно заверила, что смазывать сковородки этой гадостью не собирается, а хочет купить его исключительно в качестве сувенира, Сергей перестал сопротивляться.

Народ, не скрываясь, глазел на пакеты, указывая друг другу на них пальцами.

– А теперь – экскурсию по магазинам, – потребовала Катюша.

Негодованию продавщицы местного магазина не было предела, когда среди соленых огурцов, молочных фляг и картошки в огромном деревянном ларе появилась дама в норковом невиданном одеянии. Продавщица вздернула голову и со скучающим видом повернулась к окну, обиженно потряхивая мелкими кудряшками, сожженными перманентом. Нет, мол, мне до вас дела, и не таких видали. Хоть ты и в кепке, а попляши-ка, пока я тебя замечу.

– Какая прелесть, – воскликнула Катюша. – Это огурцы прямо в бочке, да? Ой, а это что? – показала она пальчиком на фляги. И хотя продавщица старательно таращилась в окно, но блеск бриллианта на колечке заметила и возмущенно вздернула плечи.

– А как же молоко покупать? – не унималась Катя. – Как смешно! Прямо здесь из ладошек пить, – смеясь, предложила она. – Ой, а мяса нет!

– И молока нет! – отрезала продавщица, вздернув на этот раз подбородок, поскольку все остальное уже было вздернуто. – Кончилось!

Но Катюша уже не слушала. Ее заинтересовал большой топор в видневшейся за задней дверью подсобке, который лежал на большой колоде.