Рассвет мертвых - Лана Райтерман

картина пишется долго. «Борьбу проклятий» я целый месяц писала.

— А «Обнаженную» всего три дня.

Вальтер хитро улыбнулся. Я, вспоминая картину с девушкой, прикрывающей стыдливо наготу, возмутилась.

— Ах… уходи!

Он исчез.

Строил из себя обиженного, а теперь подкалывал. Наверно, вместе с Мраком любовались картиной, оценивая ее достоинства. Что ж, сама была виновата.

«Незнакомец» вскоре был готов. Я сама повесила картину на то место, где раньше висела «Борьба проклятий». Вальтер был доволен, увидев картину. Он сразу предупредил, что не продаст никому и картина принадлежит музею и лично ему. Я хотела сделать Вальтеру замечание, что автор я. Но не стала. Мы с ним опять стали прежними друзьями. Снова пили чай в чайной комнате и сидели в архиве над книгами. Все шло по-прежнему. Только дружбу с Роланом не получилось наладить. Он исчез из деревни. Его не было в магазине. Старик Ким сам ездил за продуктами на станцию. В пивной никто из друзей Ролана не появлялся. Сильвестр с дружками скучал и собирался посетить соседнюю деревню.

Никто не знал, куда сбежали оборотни.

Женщины уже стояли на реке, ожидая деда Елисея. Они начинали поминать его интересными словами, когда он появился. Елисей нес в руке железный шест. Им он продолбил лед в реке и женщины отправились на стирку. Среди них были Арина, Злата и Ульяна. Арина предложила мне присоединиться, но я отказалась.

Я оказалась на реке из-за Арины. Она обещала, что Роберта скоро подойдет. Я села на пень и наблюдала за стиркой.

Злата не студила руки. Она намотала на палку белье и полоскала в воде. Арина стирала руками, но, посмотрев на Злату, начала искать крепкую трость.

Солнце не выглядывало из-за облаков. Сегодня было темное зимнее утро. Смотришь на мрачное небо и ожидаешь чего-то плохого. Стояли деревья, поскрипывая стволом. На их ветвях лежал снег. Если за ветку дернуть, то снег лавиной накрывал шутника.

Поиграв с ветками, я опять села на пень. Вдруг показалась Роберта. Хорошенький ребенок в пушистой шубе. Она стояла на бугре и звала меня. Я побежала к ней.

— Пойдем.

— Куда?

— Пойдем, потом узнаешь.

По вытоптанной тропинке мы шли наверх мимо дома Мрака, черневшего вдалеке. Шли дальше, проходя между заброшенной школой и бывшим домом Нестора, в котором жил теперь Сильвестр. После их дома тропка кончилась, и мы шли по колено в сугробе.

Мы оказались у дома Марселины.

— Что мы здесь делаем?

— Идем.

— Мы к Истомине?

— Идем же!

Роберта вела меня к дому Марселины. Она открыла дверь и велела войти, но я отказалась. Впервые она разозлилась на меня.

— Я тебя прошу! Значит, там безопасно!

Я ее не узнавала. Беспечность исчезла с ее лица. Она была напряжена и взволнована. Роберта уверенно вошла и исчезла во тьме. Осторожно я последовала за ней. Внутри было темно. Ни единого лучика света. Я шла вперед, ища Роберту.

— Иди дальше.

Услышала я ее голос, но не поняла откуда. Я шла, пока не уткнулась в стену. Пальцы коснулись холодной деревянной поверхности. Я развернулась, чтобы пойти в другую сторону, но услышала лязг железной решетки. Путь был прегражден. Я нащупала железные прутья, переплетенные между собой. Недалеко зажегся огонь. Он возник в ладони Роберты. От огня кто-то зажег свечу, и я увидела зловещее лицо Марселины.

— Ты моя, птичка! Никому тебя не отдам, даже ему!

Я оказалась в крошечной комнате-западне с решеткой вместо двери.

— Роберта! — крикнула я отчаянно.

Она обернулась. У Роберты было такое спокойное лицо. Мне показалось, она была под гипнозом. Настолько это лицо было не похоже на ее. Роберта стояла над котлом. Она мешала жидкость и бросала в него сушеную траву. Довольная Марселина подойдя к ней, наблюдала за ее действиями.

— Игорь тебе больше не помогает? — зло спросила я.

— Игорь — бесполезный клоп. Только мешался. Из-за него я упустила тебя. Но больше ни одного промаха с моей стороны.

Марселина собирала вещи для своего кровавого ритуала.

— Ты злишься на меня из-за Мрака?

— Думаешь, я ревную? Он мне никогда не принадлежал. Зачем он мне, холодный труп? Он пил мою кровь, а я игралась с ним. Но я быстрее ему наскучила, чем он мне. Мы разошлись. Но я бы ему не простила, если он обратил тебя. Ты мне нужна как человек. Представляешь, как ценятся души людей? И никому не нужны вампирьи гнилушки. Низший сорт. Потому-то их развелось, что нет нужды убивать. Но человечьи души… Чего они только не испытали. Что тебе шепчет твоя? Измученная, лишенная свободы… Как тебе всю жизнь провести за решеткой? Моя безвольная птичка! Одна я знаю твою тайну!

— И что это за тайна?

Прутья решетки были крепкими. Деревянные стены сломать мне тоже не по силам. Роберта, ставшая ученицей Марселины, не собиралась мне помогать. Я не знала, как мне выбраться из ловушки. Можно было попробовать улизнуть, когда ведьма откроет железную дверь, чтобы добраться до меня.

Я ее не боялась. Смело смотрела ей в глаза и задавала вопросы. Когда ее бдительность уснет, я смогу сбежать.

— Твоя темная маленькая тайна. О, почему же ты никому не расскажешь? Что случилось с маленькой птичкой? Кто тебе подрезал крылья?

— Ты ведьма и к тому же сумасшедшая.

— Норман… Кто такой Норман? Чье это имя?

— Я не знаю, о ком ты говоришь.

— Я часто его слышу. Повсюду. Вперемешку с дикими криками проскальзывает его имя. Он не первый и не последний. Всего лишь замученный до смерти и похороненный под чужим именем. Кого он позвал? Алису? Елену? Вроде бы, Грету. Тебе нравится имя Грета?

Я села на пол, спрятавшись от нее в углу. Ведьме не нужны были зрители, она бесновалась не ради них.

— Животные меня не боятся. С их, так называемого, позволения мне разрешается использовать свою силу. Даже против них. А знают ли они? Дважды мертвец после смерти звал Грету. Какой прок от мертвеца? Падаль! Червивый труп! Норман. Мужественный Норман скончался. Конец его мучениям. Он не смирился и должен страдать. Знаешь, что он сказал?

— Если ты вызывала его, то он не успел вылезти. Из могилы показалось только рука.

— Я слышу их. Слышу их мысли. Его убили не так давно. Он не успел забыть. Тебя. Не испугаешься, если к тебе придет Норман?

Я не стала отвечать ведьме. Ей нравилось дурачиться. Сцена принадлежала только ей, и закрыть рот оратору я никак не могла.

— Норман — мой учитель. Он показал мне целый мир. Каково сидеть в клетке и не знать вкуса