Горы дышат огнем - Веселин Андреев

Ботева и Смирненского. Его квартира в Софии представляет собой «общежитие». Долгое время он — секретарь первичной партийной организации, потом — член районных комитетов, секретарь Ючбунарского райкома...

— Некоторые товарищи говорят, что долго были отрезаны от областного комитета и штаба зоны. А вы что? — смеется Янко, но этот смех звучит упреком. — Хотите, чтобы вас водили за ручку? Вы получили ясные указания. Разве этого недостаточно? В теперешних условиях партия осуществляет свое руководство посредством директив. Получив их, товарищи, которым она оказала доверие и поставила на руководящие посты, должны действовать самостоятельно.

Что нужно теперь? Наступательный дух! Не успешно обороняться, а успешно нападать! Еще и еще раз — наступательный революционный дух! Шире разверните боевой Чавдарский фронт! Мы имеем полное моральное право быть хозяевами своей страны, и мы должны стать ее хозяевами на деле!

Велко поднял кулак, будто призывая на штурм. Бай Станьо, сказав: «Вот так-то!», опустился к костру. Васко одной рукой обнимал Делчо, а другую, в которой держал пистолет, поднял вверх, салютуя. Казалось, ему стоило больших усилий, чтобы удержаться и не открыть настоящую стрельбу.

Я вслушиваюсь в воспоминания и не слышу рукоплесканий. Аплодисментов не было: то ли потому, что мы должны были соблюдать тишину, то ли потому, что конференция была деловой, то ли рукоплескания не соответствовали принятому стилю?

И опять тишина. Штаб. Кто поведет отряд в большое наступление? Янко говорит медленно, наверное, чтобы лучше мы запомнили каждое имя. Командир отряда — Лазар. Политический комиссар — Велко. Заместитель командира — Митре. Начальник штаба — бай Стоян. Интендант — Пешо. Врач отряда — Доктор.

Почти без изменений осталось руководство чет, но тогда имело значение уже само подтверждение того, что человека оставляли на своей должности. Командир четы имени Бойчо Огнянова — Бойчо. Помощник командира — Станко. Комиссар — Милчо. В чете имени Бачо Киро командир — Стефчо[51]. Его заместитель — бай Михал. Комиссар — Коце[52].

Бойчо был рабочим — обувщиком из Чурека. Он с детских лет зарабатывал себе на хлеб и рано стал активным коммунистом. Когда в апреле возникла опасность, что его как ятака арестуют, он пришел в отряд. Весной нам с ним довелось действовать вместе, и мы хорошо узнали друг друга.

Некоторых сначала удивило то, что в штаб вошли и прежние командиры. Другие еще не все поняли. Однако все выражали свое одобрение, причем некоторые довольно бурно. Пожимали руки новым командирам, но даже краткое, до боли в пальцах, рукопожатие казалось недостаточным. Другое дело — так хлопнуть по плечу, чтобы товарищ зашатался.

Когда страсти улеглись, Янко сообщил об организационных изменениях в политической работе. Отдельные районы на территории отряда объединялись в Чавдарский партийный район и Чавдарский ремсистский район. Секретарем райкома партии был назначен Васо, прежний политкомиссар отряда. Ему предстояло руководить работой и в Ботевградском (Новаченском) районе. Стоянчо стал секретарем Чавдарского райкома РМС и отвечал за работу с молодежью в Пирдопском крае. Секретарем Локорского райкома партии стал Захарий, а комсомольскую работу здесь возглавил Делчо. В Новосельский край уходили Владо, Кочо и Васко. Начо (тот самый молодой человек, встречу с которым устроила мне Лиляна) стал руководителем ремсистов Ботевградского (Новаченского) района и Этропольского края. Я должен был вести партийную работу в Пирдопском крае.

Вторая Мургашская конференция отряда «Чавдар» закончилась.

Конечно, были и такие, кто остался чем-то недоволен. Их не могло не быть: слишком велики были иногда обиды. Наивно было бы и полагать, что достаточно принять решение, как дела сразу же пойдут на лад. Нет, эту задачу нам еще предстояло выполнить. Однако все сразу же почувствовали себя как-то увереннее: разрабатывались планы, выдвигались предложения. Каждый считал своим долгом помочь советом. Мы никуда еще не собирались, а люди уже вовсю готовились, будто им вот-вот предстояло отправиться в путь.

В сущности, отряд действительно отправлялся в свой большой путь...

Вечером штаб, руководство чет, секретари партийных и ремсистских комитетов собрались на совещание. Надо было подробно обсудить тактику на осенне-зимний период, разработать конкретные планы. Заседание прошло дружно и быстро.

Васо дал партийным и молодежным работникам практические указания. Уточнили явки и пароли. Мы оставались бойцами. Нам предстояло участвовать в операциях, но большую часть времени мы должны были проводить в селах, вести там политическую работу.

Была даже мысль создать в горах типографию, настоящую типографию, и начать издавать газету. Предполагалось редактором назначить меня. Не могу сказать, почему мы не осуществили этот замысел. Может, нас целиком поглотила другая деятельность? А многое можно было бы сделать!..

Янко и Калоян ушли. И хотя мы оставались совсем не подготовленными к зиме в горах, а эти двое отправлялись в Софию, в домашнее тепло, я хорошо понимал, что мы здесь находимся в большей безопасности, а они идут навстречу смертельному риску. Кусты терновника где-то на ночной тропинке похитили военную фуражку Калояна, и теперь он часто проводил рукой по своим кудрявым черным волосам. Я невольно подумал: «Как доберется к себе наш подпоручик? Ведь многим он может показаться подозрительным...»

Мы пожали друг другу руки. Они пожелали нам боевых успехов. Янко высоко поднял сжатую в кулак руку: «Смерть фашизму!» Потом до самой весны мы всегда будем вспоминать его таким — с поднятым кулаком. А весной мы стали бригадой и познакомились с ним ближе.

С Янко и Калояном ушел также бай Цветан. Вот что рассказал Лазар:

— Я посмотрел Цветану в глаза. Янко сообщил ему, что он отправится на партийную работу в Софию. Что чувствовал в этот момент мой старый товарищ, мой кум, человек, которого я долгое время считал своим руководителем, который был близок мне, как брат? Его взгляд был спокойным и ясным. Он подошел ко мне и сильно пожал руку: «Поздравляю, Лазар! Поздравляю тебя с ответственным делом». — «Сможешь — возвращайся сюда!» Он усмехнулся: «Ты ведь знаешь: мы идем туда, куда нас посылают!..»

Это было точное определение образа жизни, который мы вели в то время. Мы шли туда, куда нас посылали. И когда партия сочла необходимым, она через несколько месяцев направила Цветана опять в отряд.

Может, в этой главе чересчур много публицистики, политических размышлений, рассуждений по организационным вопросам? Что поделаешь! И мне приятнее рассказывать о гайдуцких ночах, дерзких нападениях на врага, глубоко личных переживаниях. Но и то, о чем говорилось здесь, было для нас внутренним, глубоким переживанием. Не рассказать об этом — значило бы обеднить образы своих погибших и живых товарищей.

На следующий день, 12 октября, в