Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Качественный же скачок, основанный на мобилизационной инновации, тем и отличается от мелких количественных скачков, что он вбирает в себя любые переходные формы, на основе которых он происходит, переупорядочивает их действием мобилизационной структуры, образующей новый, несводимый к этим формам порядок. В скачкообразных изменениях эти формы сохраняются тоже в изменённом, неузнаваемом извне виде. Повышая во много раз скорость происходящих изменений, скачки также проходят ряд последовательных этапов, включающих плавные, хотя и очень резкие чередования переходных форм. Но это уже иные формы, нежели те, что подготовили тот или иной скачок. Поэтому в состоянии скачка природа может обойтись без прежних переходных форм. Скачки не являются пассивными результатами накопления количественных изменений, они совершаются мобилизационными структурами, перерабатывающими переходные формы для установления посредством эволюционной работы и затраты соответствующей энергии, которую они черпают из переходных форм, нового, более соответствующего обстоятельствам организационного порядка.

Плавность, последовательность и преемственность эволюции в целом обеспечивается при этом не прямолинейным действием переходных форм, а планом организации, зафиксированным в генетической программе и охватывающем целые классы и типы растений и животных.

Переходные формы явно проявляют себя при переходах от одноклеточных к многоклеточным через колониальные образования, от хвощей и плаунов к голосеменным и от них к покрытосеменным у растений, от морских мягкотелых организмов к обладающим внешним скелетом беспозвоночным, от них – к позвоночным, костным рыбам, по выходе на сушу – к земноводным, от них – к рептилиям, от рептилий – к млекопитающим и так далее. В этом отношении даже идея Ламарка о последовательности и преобразований классов и приспособительных уклонениях видов содержит в себе рациональное зерно.

Весьма наглядно и в то же время очень разнообразно посредствующие звенья и переходные формы наблюдаются и в происхождении человека. От древолазающих приматов к двуногим обитателям степей, от них – к расселившимся на больших пространствах трёх континентов эректусам, далее – к образованию весьма продвинутых в эволюционном отношении неандертальцам, и, наконец, к формированию людей современного типа.

Если мы обратим свой взор на формирование социальных организаций, то также установим вполне плавную последовательность развития их родов, прерываемую довольно последовательными скачками видов различных локальных образований. От древнейших сообществ гоминидов, напоминающих одновременно и стадо, и стаю хищников, путь эволюции вёл к развитию родового строя, от него – к родо-племенным формированиям варваров, породившим первичные этносы и создавшим протоцивилизации, от них – к древнейшим цивилизациям. Множество посредствующих звеньев мы наблюдаем и во всемирной истории, в развитии общечеловеческой цивилизации и составляющих её локальных цивилизаций, последовательность которого прерывается большими и малыми скачками в локальных областях, но характеризуется плавностью, преемственностью и наличием посредствующих звеньев.

Нельзя требовать поэтому наличия абсолютно последовательных посредствующих звеньев и форм при переходах от видов к разновидностям и от них – к новым устойчивым видам. Мобилизационные инновации создают разрывы постепенности, которые, фактически, и образуют постепенность переходов, минуя прямое следование переходных форм, образуя последовательности, в которых переходные формы преобразованы формированием новых порядков, реорганизованы при формировании новых организаций. Но и скачки в развитии являются сами по себе не чем иным, как переходными формами, они не могут «перескочить» через эволюционные последовательности развития сложных систем, они являются только выражением и высокоскоростной реализацией этих последовательностей. Скачки, образуемые мобилизационными структурами в процессе преобразования порядков, подавляют, таким образом, переходные формы перерабатывают их и сами становятся переходными формами иного качественного уровня.

Вторая группа затруднений связывается с сомнениями в самой возможности подобных качественных трансформаций живых организмов. «Возможно ли, – повторяет Дарвин часто задаваемый ему вопрос, – чтобы животное, например, с образом жизни и строением летучей мыши, могло образоваться путём изменения другого животного с совершенно иным образом жизни и строением?» (Там же, с. 167).

Противники взглядов, защищаемых Дарвином, объявляли бессмыслицей и беспочвенной фантазией представления о том, что при переходе из одной среды в другую одни животные или растения могли превращаться в другие, с совершенно иным строением, с иными органами и привычками. Этим оппонентам дарвиновского учения совсем не казалось невероятным существование могущественных существ, способных словесными велениями создать этот мир, планеты и звёзды, виды животных и растений, творить чудеса, воскрешать мёртвых и т. д. Но превращения одних живых существ в другие им представлялись фантазёрством, поскольку они совершались естественным путём, а не существами, наделенными сверхъестественным могуществом.

Дарвин демонстрирует саму возможность естественных превращений на множестве примеров разнообразия ныне существующих видов. Разве не разнообразны виды летучих мышей и не приспособлены они, насколько возможно, к условиям своего обитания? А насекомоядный летучий лемур, так похожий на летучих мышей, что натуралисты принимали его за один из их видов, разве у него не выработались в сходных условиях посредством естественного отбора сходные приспособления? Но лемур – родственник четвероногих обезьян. На его примере Дарвин отслеживает историю вида четвероногих зверьков, за время жизни большого множества поколений нарастивших пригодные для полёта крылья. То же самое происходило и у летучих мышей, у которых летательный аппарат отличается лишь большей длиной пальцев и предплечий.

Ещё более наглядно переходы от одних форм и приспособлений к другим просматриваются, по Дарвину, на примере семейства белок. Различные типы приспособлений для перебрасывания тела с ветки на ветку и с дерева на дерево характеризуют разные виды от белок со сплющенными хвостами и до так называемые летающих белок, у которых широкая складка кожи служит естественным парашютом, позволяющим парить, преодолевая весьма значительные расстояния. К возможности парения по воздуху привело развитие боковых перепонок, которые у длиннохвостых белок только намечались.

«Потому-то я и не вижу затруднения в том, – подводит итог Дарвин, – чтобы, особенно при меняющихся жизненных условиях, постоянно сохранялись особи всё с более развитыми боковыми перепонками, так как каждое изменение в этом направлении полезно и передавалось бы до тех пор, пока – путём накопления результатов этого процесса естественным отбором – не получилась бы вполне совершенная так называемая летучая белка» (Там же, с. 174).

Здесь всё учтено: и меняющиеся жизненные условия, и сохранение полезных изменений, и их накопление действием отбора. Не учтена и осталась неопознанной только постоянная биологическая работа многих поколений по преодолению расстояния между деревьями, которая и выработала «парашют» летающей белки путём растягивания боковых перепонок.

Почему такие перепонки и столь очевидные преимущества летающих белок по преодолению на большой высоте «пропастей» между ветками не выработались у других белок? Потому, что у них была другая направленность биологической работа. Например, при совершении прыжков они использовали длинные мохнатые хвосты. Отбор же способствовал выживанию и оставлению потомства не просто наиболее длиннохвостыми белками, а главным образом теми белками, которые в постоянных прыжках лучше использовании свои хвосты.

Многие антидарвинисты выдвигали протии теории эволюции возражение, заключающееся в том, что при смене среды, например, переходе из водной в воздушную или из воздушной в водную животные не могли бы существовать в некоем переходном состоянии, а только в приспособленном к существованию в одной из этих сред.

Опровергая подобные умозаключения, Дарвин указывает на существование животных, образ жизни которых связан с периодическими переходами из одной среды в другую и обратно. Так, североамериканский хорёк похож на выдру, имеет перепонки между пальцами и другие характеристики строения, отличающие водное животное. Он питается рыбой, но зимой, когда лёд покрывает замёрзшие водоёмы, он «вспоминает» прошлое своего вида и, как и другие виды хорьков, охотится на мышей и других сухопутных животных (Там же, с. 173).

Много примеров, чрезвычайно важных для придания очевидной доказательности его теории, Дарвин приводит, описывая разнообразие образов жизни и их перемены у особей одного вида, а также случаи, когда строение животных данного вида не соответствует их нынешнему образу жизни. Речь идёт о переселенцах в иные среды, относительно которых, как замечает Дарвин, «трудно решить, да для нас и несущественно, изменяются ли сначала привычки, а затем строение органов, или наоборот, лёгкие изменения в строения вызывают изменения в привычках; и то, и другое, по всей вероятности, часто совершается почти одновременно» (Там же. С. 176).