Честь - Умригар Трити

— Кажется, мы оба уснули, — сказала она.

— Оба? — Он поднял правую бровь. — Я уже успел съездить и отвезти Рамдаса на станцию, а еще заехал за продуктами. Прилег всего минут десять назад.

— Извини, йар, — она назвала его его же любимым словечком.

— Осторожнее с выражениями, — ответил Мохан. — А то еще превратишься в настоящую индианку. — Он сдержал зевоту. — Слушай, может, сегодня поужинаем дома? Можно сварить макароны.

Макароны? После острых индийских блюд, которыми их потчевали все это время, Смита готова была отдать правую руку за макароны.

Глава двадцать шестая

В воскресенье я узнала, что беременна. Абдул ушел на фабрику отрабатывать дополнительную смену. Вскоре после его ухода меня вырвало, как и накануне вечером. Я решила, что съела что-то несвежее. Пошла прилечь на кушетку, но проснулась, лишь когда пришла амми.

— Что с тобой? — спросила она. — Одиннадцать утра, почему ты еще спишь?

Я заставила себя встать.

— Прости, амми, — сказала я. — Сейчас приготовлю тебе завтрак.

— Тихо-тихо, — отмахнулась она. — Забудь про завтрак. Я у себя поела чапати[62] с маслом.

Хотя я плохо себя чувствовала, я загордилась, услышав ее слова. Благодаря нашей с Абдулом зарплате амми жила хорошо: теперь ей хватало на масло к чапати.

— Прости, амми, — повторила я.

Свекровь смотрела на меня подозрительно.

— Что с тобой такое? Выглядишь нездоровой.

— Не знаю. Вчера после ужина меня вырвало. И сегодня утром тоже.

— Ты беременна?

Как только амми произнесла эти слова, я сразу поняла, что это так. И вспомнила, что в прошлом месяце у меня не было кровотечения.

— Не думаю, амми, — соврала я. — Кажется, я просто что-то плохое вчера съела.

Она кивнула и сказала, зачем пришла — одолжить немного сахара и риса для рисового пудинга. Ее подруга Фузия должна была прийти в гости.

— Бери что хочешь, амми, — сказала я. — Наш дом — твой дом.

— А как же еще, — ответила она. — Это же дом моего сына.

Как же мне хотелось, чтобы мама Абдула заменила мне мать и полюбила меня так, как Абдул любил нас обеих. Моя родная мама умерла, когда мне было шесть лет, и оставила внутри меня пустоту, огромную, как небо. Но, глядя, как амми берет рис и сахар из моих банок, даже не закрыв их как следует крышками, я поняла, что свекровь никогда меня не признает.

Когда она ушла, меня переполнила радость, какой я прежде не знала. Ребенок. Наш с Абдулом ребенок! В изумлении я оглядела нашу маленькую скромную хижину. Окинула взглядом свою тоненькую смуглую фигуру. Вспомнила, как руки Абдула касались моего тела, а его губы — моих губ. Из нашей любви возникла жизнь. В мире не было истории старее, но для меня она была новой. Все, что я потеряла, каждый миг без матери я компенсирую своему ребенку. Я проливала слезы счастья, дивясь этому чуду и второму шансу исправить этот уродливый мир. «Спасибо, Господи, за этот дар», — помолилась я нашему индуистскому Богу. А потом виновато добавила: «И Аллаху милостивому спасибо».

Подкатила тошнота, и я рассмеялась. Это была первая жертва, которую мне предстояло принести ради будущего ребенка. Но подумаешь, тошнота! Подумаешь, муки деторождения — что они значат по сравнению с чудом новой жизни? Пред лицом воли Божьей много ли значит гнев моих братьев и осуждение бывших соседей? Потому что Господь повелел, чтобы у меня был ребенок. Если бы он не распорядился, этого бы никогда не произошло, тем более так скоро после свадьбы. Господь жил в своем небесном замке, а не на земле, и общался с нами разными способами: через сны и облака, складывающиеся в разные картинки, и через новую жизнь, о которой я только что узнала. Этот малютка — Божий посланник нам и доказательство, что Абдул был прав: мы — новая Индия. Наш малютка навек соединит нас с Абдулом, индуистку и мусульманина, мужчину и женщину, мужа и жену. Навек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я встала, походила по комнате и снова села. Я задыхалась в тесной лачуге, мое счастье томилось в тростниковых стенах. Абдул построил этот дом для нас, поэтому я его любила. Но в тот день он казался очень маленьким, слишком маленьким, и не мог вместить всю мою радость, надежды, любовь, бьющую через край. Что мне делать? Абдул должен узнать первым; именно поэтому я решила не подтверждать подозрения амми. Жаль, Радхи рядом нет. Но Радха пропала, сгинула, будто Говинд сунул ее в мешок и утопил в реке. Через месяц после моего побега мы узнали, что он выдал ее за какого-то старого калеку. Абдул узнал об этом от рабочего фабрики, но тот ни имени ее мужа не назвал, ни деревни, где теперь жила Радха. Моя сестренка, моя первая любовь, исчезла из моей жизни.

Думать о Радхе было невыносимо, и я заставила себя сосредоточиться на своем новом счастье. Но как скоротать часы до возвращения Абдула, когда каждая минута пронзала меня, как булавочное острие, и я чувствовала каждое биение своего сердца? Как громко оно билось! Мое сердце, а теперь и сердце малютки. Эта мысль меня успокоила. Я поняла, что не трачу время понапрасну в ожидании Абдула. Зажигая плиту, чтобы согреть воду для чая, я чувствовала, как мое тело делает свою работу — кормит моего ребенка, растит его косточки. Я ждала, но ждала не праздно. Я растила своего ребенка каждую минуту. Нашего ребенка.

Когда вечером вернулся Абдул, я увидела, что он проголодался и устал. Взглянув на его лицо, такое серьезное и красивое, я подумала: «Господи, прошу, пусть мой сын будет похож на отца». Тогда я не сомневалась, что у меня будет мальчик.

Он поймал мой взгляд и улыбнулся.

— Соскучилась?

— Я? Вовсе нет, — я улыбнулась в ответ.

Он обнял меня за талию.

— Тогда почему смотришь на меня, как на коробку шоколадных конфет?

Я высвободилась из его объятий.

— Садись ужинать, мистер Шоколадная Конфета.

Как всегда, Абдул подождал, пока я начну есть, и только потом приступил к еде сам. Этот ритуал все еще казался мне странным и непривычным. Перед свадьбой Абдул заставил меня пообещать, что все обязанности мы будем делить поровну. Мол, ему нужна жена, а не служанка. Попросил только об одном: чтобы я заботилась об амми так же, как он.

— Амми ужинала? — спросил он.

— Я отнесла ей ужин. Как обычно, — ответила я. По воскресеньям мы с Абдулом ели одни. В остальные дни готовили на всех в хижине амми и ели вместе с ней и Кабиром.

— Загляну к ней после ужина.

Я взяла его за руку.

— Давай не сегодня. У меня новости.

— Какие?

— Ешь, пока не остыло. Потом скажу.

Он нахмурился.

— Не про братьев? Они тебя обидели?

— Нет-нет. — Он так сильно встревожился, что мне стало его жалко. — Не в этом дело. Новость хорошая.

— Хорошая? Арре, Мина, ты разве не знаешь поговорку? Плохие новости могут подождать. Но хорошими надо делиться сразу. Так что рассказывай.

Я прижала палец к губам.

— Ш-ш-ш. После ужина скажу.

Он как-то странно на меня посмотрел. Продолжая жевать, буравил меня взглядом. Потом проглотил еду и сказал:

— Мина, — голос у него был такой, будто еда в горле застряла, — скажи, ты носишь нашего ребенка?

Я вскрикнула и сжала кулак, притворившись, что хочу его ударить.

— Ты испортил мой сюрприз! Как ты узнал?

Но Абдул вдруг потерял дар речи. Он так и сидел, глядя на меня, а потом заплакал. Я испугалась.

— Ты не рад? — спросила я.

Он встал и помыл руки. Потом подошел ко мне, взял мое лицо в ладони и поцеловал мои губы, глаза, нос, лоб.

— Моя жена, — прошептал он, — что за глупый вопрос. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.