Честь - Умригар Трити

Он сел рядом и покачал меня, как младенца, а я подумала: «Все хорошее, что Абдул мне делает, передается и нашему малютке. Когда он меня целует, он целует нашего малютку. Когда качает — качает нашего малютку». Я вздрогнула при этой мысли.

— Пойдем к амми, расскажем ей обо всем? — спросила я.

Абдул заглянул мне в глаза.

— Давай потом. Завтра. Сегодня я хочу побыть наедине со своей женой. И дочерью.

— Дочерью? — удивилась я. — Я буду молиться, чтобы родился мальчик.

— Мальчик, девочка — мне неважно. Я уже люблю этого ребенка, ведь его создала для меня моя жена.

— Не без твоей помощи.

Он просиял.

— Давай еще помогу, — сказал он и развязал мое сари.

Глава двадцать седьмая

Смита оторвалась от газеты, недоумевая, куда делись последние два дня. Теплым воскресным утром они с Моханом сидели в патио, пили чай и читали «Таймс оф Индия», поделив газету пополам.

Чем сейчас занимается Мина? Может, амми распекает ее по тому или иному поводу, или продукты, которые привез Мохан, слегка разрядили обстановку в их доме? Как Мина вообще проводит время? Есть в этом убогом шалаше хотя бы радио? Смита взглянула на роскошный сад родителей Мохана — плодовые деревья, цветущие кусты — и вспомнила голый двор Мины.

Мохан отложил газету и лениво потянулся. Поймал на себе взгляд Смиты и улыбнулся. Она ответила ему улыбкой. «Как же здесь хорошо, — подумала она. — Я бы тут и подольше осталась».

Эта мысль удивила ее, и она выпрямилась в кресле. Видимо, в последнюю неделю, наполненную событиями и эмоциями, они с Моханом так подружились, что она совсем освоилась в его присутствии. Они уже пообещали друг другу поддерживать связь, но Смита знала, что выполнить это обещание будет практически невозможно. На первых порах они будут переписываться; он напомнит о времени, проведенном вместе, и она недолго погрустит. Потом закроет ноутбук и вернется к нью-йоркским делам.

Если суд вынесет решение завтра — а она надеялась, что так и будет, — она возьмет еще несколько интервью, и в середине недели они с Моханом вернутся в Мумбаи. В «Тадж-Махале» она напишет статью, а Мохан навестит Шэннон в реабилитационном центре. Смита уже решила перед отлетом в Нью-Йорк попытаться связаться с Чику Пателем. Когда-то они были близкими друзьями; вряд ли он встретит ее с той же враждебностью, что его мать. Может, от него она узнает что-то новое. Чику, конечно, будет защищать мать. Но все же… Ей хотелось одного: получить внятное объяснение тому, что случилось в тот день в 1996 году. Чику тогда было тринадцать; он должен помнить.

Смита вспомнила, что уже несколько дней не звонила отцу. С тех пор, как мама умерла, она старалась звонить ему регулярно из всех своих командировок. Она взглянула на часы: в Америке была глубокая ночь, самое время для разговора с ним, ведь он вел ночной образ жизни.

— Еще чаю? — спросил Мохан и потянулся за чайником.

Смита засомневалась. Она хотела пойти в дом и позвонить папе с мобильного, оставив Мохана одного в саду. Но в патио было так хорошо.

— Да, — ответила она, — еще немного. Но мне нужно быстро позвонить отцу, пока он не лег спать.

— Конечно, — сказал Мохан, — можешь позвонить из гостиной, там есть телефон.

— Я позвоню с мобильного.

— Как хочешь. — Он лениво потянулся. — Чем хочешь сегодня заняться?

По правде говоря, она была бы рада просто побыть дома и не делать ничего.

— А у тебя есть дела? Может, нужно куда-то съездить? Повидаться с друзьями?

— Нахи, йар. — Он сонно улыбнулся. — Я просто хотел убедиться…

— Я бы просто осталась дома.

Он рассмеялся.

— Мы как парочка пенсионеров.

От нее не скрылось, что Мохан назвал их «парочкой», хотя она знала, что он ни на что не намекает.

— В чем дело? — спросил он через минуту. — Ты, кажется, расстроилась.

— Ты назвал меня пенсионеркой. Конечно, тут любая девушка расстроится.

Он рассмеялся.

— Уж кто-кто, а ты точно не станешь на такое обижаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она встала, радуясь, что он достаточно хорошо ее узнал и понимал, на что она станет обижаться, а на что нет.

— Пойду позвоню отцу, — сказала она. — До встречи.

— Папа, привет. Это я.

— Арре, бета! Как дела? Почему так долго не звонила? Я волновался.

Ее сердце упало. Хотя папа уверял, что справляется с горем, он сильно сдал в последнее время. Она надеялась, что кризис миновал.

— Извини, — сказала она.

— Ничего страшного. Но расскажи, как твой отпуск? Хорошо отдыхаешь?

— Да, замечательно.

— Какая погода на Мальдивах?

Скоро ей придется рассказать ему правду. Чем меньше она лжет, тем лучше для нее. Но сейчас в ответ на его нетерпеливые расспросы она ответила:

— Тут просто чудесно, папа. Голубое небо, прозрачная вода, белый песок. День сегодня идеальный. Мне очень хорошо.

— Ача? — Она обрадовалась, услышав легкость в его голосе.

Но в следующую минуту его тревожность вернулась.

— Послушай, бета. Держись подальше от кафе, где собираются туристы, ладно? Такие места террористы обычно и выбирают.

Смита вспомнила свой визит в кафе «Леопольд». Неужели с тех пор прошло всего десять дней?

— Ах, папа, — смеясь, ответила она. — На Мальдивах безопасно. Не волнуйся. Все у меня хорошо. И мы почти не выходим из отеля.

Папа рассказал о последних проделках Алекса и о званом ужине, на котором побывал сегодня вечером. Говорил он бодро, но Смита услышала одиночество в его голосе, и сердце у нее заболело. «Он тоскует по маме», — подумала она. Она знала, как тяжело ему ходить в гости в одиночку. Сразу после возвращения в Америку надо будет его навестить.

— Ладно, — сказал отец через некоторое время, — звонить оттуда, наверное, дорого.

— Недорого. Не волнуйся.

— Что ж, бета, если честно, я устал. Тяжело мне уже ходить на вечеринки.

— Пап, я знаю, как тебе ее не хватает. Мне тоже.

Он вздохнул.

— Что поделать, Смита? У нее было все на свете, кроме времени. Тут уж ничем не поможешь. Что нельзя вылечить, нужно просто перетерпеть.

Минуту они просто молчали.

— Спокойной ночи, дорогая, — наконец сказал он. — Кхуда хафиз[63].

— Кхуда хафиз, папа. Береги себя, — ответила она и повесила трубку.

Смита задержалась в спальне. Позвонить ли Рохиту, попросить его заехать к папе? «Не сегодня», — подумала она и повернулась к двери. В коридоре стоял Мохан и держал в руке газету. По его лицу она поняла, что он слышал их разговор, по крайней мере какую-то его часть.

Смита переминалась с ноги на ногу.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Иду заваривать чай.

— О. — Повисло молчание, болезненное и неловкое, и Смита почувствовала, как краснеет.

— Как отец? — спросил Мохан.

— Хорошо, — осторожно ответила она. — Кажется, ты слышал часть нашего разговора.

— Да. Слышал. Выходит, ты до сих пор на Мальдивах? Не в Индии?

— Не хочу, чтобы папа беспокоился.

— А почему он должен беспокоиться из-за того, что ты в Индии? — Не успела она придумать, что соврать, как Мохан медленно добавил: — А еще ты сказала «Кхуда хафиз», прежде чем отключиться.

— И что?

— Ну… это же мусульманское прощание, верно?

Его голос звучал так подозрительно, что она рассердилась.

— Мне не нравится, что ты подслушиваешь мои разговоры с отцом.

— Подслушиваю? Да я просто шел по коридору на кухню, когда…

— Ну, значит, надо было идти дальше.

Мохан побагровел.

— Что? Ты будешь указывать, как мне вести себя в моем собственном доме? Что мне делать и не делать?

— Я уеду, — быстро ответила Смита. — Вызови мне такси, и я уеду. Я не буду это терпеть.

Мохан уставился на нее, словно видел ее впервые.