Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

то время, пока они не виделись. Старик, однако, не был удовлетворен. Он считал, что сделал не так уж много.

— Ты думаешь, я исчерпал всю эту тему? Отнюдь. Тема эта неисчерпаема. Я ввел ряд ограничений: во-первых, я беру вопрос о развитии капитализма в России исключительно с точки зрения внутреннего рынка, оставляя в стороне вопрос о внешнем рынке и данные о внешней торговле. Во-вторых, я ограничился одной только пореформенной эпохой. В-третьих, я взял главным образом и почти исключительно данные о внутренних, чисто русских губерниях. В-четвертых, я ограничился исключительно одной экономической стороной процесса. Но и за всеми указанными ограничениями остающаяся тема чрезвычайно широка.

Поэтому сразу на все вопросы ответить пока не могу — не исследовал. Но вот что вырисовывается. Систематическое употребление машин в сельском хозяйстве с такой же неумолимостью вытесняет патриархального «среднего» крестьянина, с какой паровой ткацкий станок вытесняет ручного ткача-кустаря. А крупная машинная индустрия и в земледелии, как и в промышленности, с железной силой выдвигает требование общественного контроля и регулирования производства. Понимаешь, что получается? Но, слушай дальше, вот какая важнейшая вещь из этого следует. Куда деваются разоренные укрупнением сельских хозяйств хозяйчики? Они мечутся между контрреволюционной буржуазией и революционным пролетариатом. Лишь ничтожное меньшинство мелких производителей наживается, «выходит в люди», превращается в буржуа, а подавляющее большинство либо разоряется совсем и становится наемными рабочими или пауперами, либо живет вечно на границе пролетарского состояния. Чувствуешь, куда ведут эти выводы?

Глеб чувствовал. (Старик продолжал что-то говорить, но Глеб сейчас почти ничего не слышал.) Он понял одну важнейшую вещь. Он и раньше знал, конечно, что книга, которую пишет Старик, — это не просто теоретические упражнения в области политической экономии. Эта книга, этот научный труд был призван прояснить для самого Старика, для его друзей и последователей важнейший неразработанный теоретический вопрос главного в его жизни дела — революции. Книга служила практике, выявляла стратегию будущей революционной борьбы, стратегию поиска союзника пролетариата. За цифрами бесконечных статистических таблиц, за глубокой экономической теорией вставала для Старика живая революционная работа. Он не терял времени — готовил себя и других к революции. Старик, как понимал теперь Глеб, насмотревшийся на различных революционеров-бунтарей, борющихся без четких целей и плана, без осознания стратегии борьбы и ее перспектив, был сейчас единственным и естественным вождем революционной борьбы с царизмом. Ни один из претендовавших на эту роль не обладал в полной мере набором таких исключительных еачеств. Глеб понял это вдруг, внезапно и, ухватившись за спинку дешевого деревенского стула, посмотрел на Старика долгим, необычно пронзительным взглядом. Старик остановил свои рассуждения.

— Что это ты смотришь так странно? — испытующе спросил Старик. Потом подошел ближе, дружески взял за плечо. — Ну, давай продолжим. Еще много дел впереди. Я тебе не говорил, что, когда мой старший брат Александр учился в университете, предметом его научной работы было изучение червей. Он был естественником. Последнее лето, когда он приезжал домой, он готовился к диссертации о кольчатых червях и все время работал с микроскопом. Чтобы использовать максимум света, он вставал на заре и тотчас же брался за работу. «Нет, не выйдет из брата революционера, — подумал я тогда, — революционер не может уделять столько времени исследованию кольчатых червей». Скоро я увидел, что ошибся. Теперь я думаю, что занятия наукой, техникой идут только на пользу революции. Ты — инженер широкого профиля. Займись инженерным делом, устройся, например, на железную дорогу. Этим ты послужишь и революции.

Глеб давно уже размышлял о возможности работать на железной дороге и имел даже предложения на этот счет. Они поступили от старого товарища-поляка, одного из тех, кого он когда-то защищал от генеральских сынков в Технологическом институте, — от инженера-технолога Коссовского, который теперь работал заведующим технической конторой XII участка по постройке Среднесибирской железной дороги. Доброта и благородство никогда не забываются, и Коссовский, рискуя своим служебным положением, протежировал Глебу и предлагал ему подать прошение властям о разрешении переехать в Нижнеудинск.

Только приехав от Старика, Глеб обратился с прошением к иркутскому генерал-губернатору: «Ввиду того, что в г. Минусинске я не могу найти заработка, достаточного для содержания своей семьи, имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство разрешить мне переезд в город Нижнеудинск для поступления в техническую контору Сибирской железной дороги V участка, где в настоящее время испытывается крайняя нужда в техниках с высшим образованием».

И стал ждать ответа. А до тех пор решили они с Зинаидой вместе изучать второй и третий тома «Капитала» и даже внесли много поправок в перевод второго тома. Все эти поправки были отправлены в Шушу, к Владимиру Ильичу, и получили полное его одобрение.

Близился новый, 1899 год, и «молодая» ссылка решила встретить праздник в Минусинске, у Кржижановских. Глеб и Зинаида Павловна пригласили всех друзей.

Гости собрались на Новый год со всей округи. После «Ильичей» прибыли Курнатовский, немолодой красавец, холостяк, и чета Лепешинских. Они прикатили не без лихости — бубенчики под дугой, цветные ленты в гривах, метель из-под полозьев. Приехала уже совсем свободная Екатерина Ивановна Окулова, элегантная, молодая, красивая.

К вечеру последнего дня старого года все собрались в общей квартире минусинцев. В двух комнатах на втором этаже было шумно, Ильич в глубине дальней комнаты играл в шахматы. Глеб, Базиль и Лепешинский играли против него втроем, и, конечно, безнадежно. Он легко побеждал и каждого в отдельности, даже с солидной форой. Посмеиваясь, легко разгадывал коварные планы противников и, заманивая их в искусно расставленные сети, ставил им мат.

На кухне варили глинтвейн. Зинаида носилась, нервничая, из комнаты в комнату, Тоня и Эльвира Эрнестовна сохраняли относительное спокойствие. Шушенцы выделялись среди всех своим здоровым цветущим видом, и Эльвира Эрнестовна даже заявила:

— Наденька поправилась и перегнала уже Зиночку.

Это была несомненная гипербола, но Надежда Константиновна, взяв Зину под локоток, смеясь, стала ей объяснять:

— Знаешь, я правда, сладкогрызка порядочная, и это, по-моему, потребность организма…

— Знаем мы эти потребности, — хохотала Зина. — Хорошо знаем!

— Правда-правда. Я и Володю перевожу в свою веру, хронически питаю его сладким каждое послеобеда и послеужина, он каждый раз заявляет, что это «возмутительно», но все же ест, и с удовольствием. Но все же оставим и для вас, когда вы приедете к нам на масленицу, и мы устроим пир на весь мир!

Старику сделали подарок — преподнесли ему вышедшую недавно книгу «Экономические этюды и статьи». Он был страшно рад, хотя знал о выходе книги и имел ее уже, отправился было сразу же исправлять опечатки, но друзья перехватили его и стали по-модному, появившемуся