Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

не может держать деньги в банке, ибо тогда станет владельцем капитала, на который будет получать нетрудовые проценты.

Приступ бессильной злобы вызвало у Глеба известие о том, что ее перевели в казематы Петропавловской крепости. В конце концов после неоднократных обращений ее матери, доходившей даже до императрицы, но, главное, после самоубийства заключенной Марии Ветровой Зинаида Павловна была отправлена под наблюдение полиции в Нижний Новгород, где ее ждал приговор суда сразу по двум делам — и по петербургскому, и по нижегородскому. Глеб с волнением ждал известий и к концу осени дождался. Зинаиде Павловне вышел приговор — три года ссылки. Глеб тут же дал ей телеграмму с предложением, чтобы она «перепросилась» на ссылку в Сибирь, в Тесь, сказавшись его невестой.

Когда Глеб узнал о согласии Зины перепроситься на ссылку к нему, он обезумел от радости. Он бродил по заснеженным полям, стряхивал снег с запорошенных берез и пел про себя какой-то странный гимн.

Его захватили воспоминания. Конец того вечера, когда они слушали доклады ученых мужей о голоде.

…Он проводил ее тогда к дому на Васильевском, к ее подъезду. Держал ее руку, с трудом заставлял себя прощаться. Шел мелкий петербургский дождичек, и то, что было у него на щеках, можно было принять за дождевые капли.

Он прощался, он уходил…

— Милостивый государь, неужели вы будете в состоянии уснуть сегодня ночью?

Ее шутливо-укоризненный тон вселил в него восторг — значит, можно не расставаться! Скромная комнатка Зинаиды Павловны кажется сейчас, когда ночь за окном, когда ветер и дождь бьются в стекло, лучшим из возможных пристанищ, дворцом, самым уютным его уголком. Пусть сердится хозяйка, что они не дают ей покоя своими возбужденными голосами. Они решают судьбы мира и свою собственную судьбу. Они говорят о социализме, о его будущем, о его творцах, о его предтечах. Зинаида Павловна читала Глебу, сразу переводя с немецкого, биографию Томмазо Кампанеллы.

…Одинокий юноша — поэт, мыслитель, герой — зорко всматривался в несправедливый мир. Его звали Томмазо. Он давно построил в своем мудром и поэтическом воображении город, пронизанный солнечными лучами.

— Среди мрачного мира поклонников тьмы, — читала Зинаида, — раскинулся прекрасный город Солнца…

Жители этого города сумели покорить природу, раскрыть ее законы, в главном храме города на благо народа непрерывно работают мудрейшие ученые. Кто совмещает в себе и знания и добродетели, кто умеет читать книгу звезд, кто долго трудился — стоит во главе небольшого народа. Его помощников — трое: Могущество, Мудрость, Любовь.

В городе есть мастерские — туда добровольно приходят люди, чтобы вкусить радость труда. В великолепных дворцах, окруженные статуями героев, картинами, прославляющими их подвиги, красивые женщины рождают здоровых детей. Юные детские тела крепнут в объятиях природы, их мозг развивается в общении с искусством и наукой, во время веселых и поучительных игр. Постепенно они начинают ощущать потребность в труде, и труд их столь продуктивен, что избытки его плодов люди Солнечного города рассылают всем беднякам мира темноты.

Весной ворота города распахиваются, и толпы радостных жителей идут на поля, ведя за собой послушных чудовищ — машины, созданные гением их мудрецов. Вечера посвящены музыке и любви, причем музыка столь искусна, что привлекает ароматы цветов и отгоняет облака. В пении, любви и труде жители города обновляют золотое дерево жизни…

…Мысли о новом городе Солнца не нравились властителям Италии, они бесили инквизицию, двадцать семь лет провел Кампанелла в тюрьмах, сносил нечеловеческие пытки и страдания, но вся Европа слышала из темниц его тихий голос: в узах — свободного, в одиночестве — неодинокого, в унижении — позорящего врагов своих.

— Откуда ты взял эти дьявольские измышления? — допытывались мучители его.

— Чтобы узнать то, что знаю, я сжег больше масла, чем вы выпили вина, — отвечал он…

Глеб и Зинаида Павловна тогда впервые встретили вместе рассвет…

Одиночество, любовь, тоска по родным просторам толкнули Глеба в объятия изящной словесности. Он стал писать небольшие рассказы а lа Короленко. Однажды отважился и через Зинаиду Павловну передал ему рассказ на отзыв и совет. Ответ пришел одобрительный. Короленко писал, что у автора несомненное дарование, что он может заражать читателя своим настроением, отметил, что Глеб силен в пафосе, в страсти, в борьбе — посоветовал заняться публицистикой. Но где? — думал Глеб. К этой идее можно будет вернуться когда-нибудь потом, на воле. Как сложится судьба? Заниматься публицистикой в уездном масштабе он не имел никакой охоты. Учитывая обилие времени, Глеб решил заставить себя заняться серьезным делом, а именно — до тонкостей изучить теорию марксизма.

…Зинаида Павловна добилась в конце концов, как и Надежда Константиновна, удовлетворения своей просьбы об отбытии ссылки вместе с женихом и 28 апреля выехала из Нижнего, нагрузившись хозяйством, книгами, подарками. Письмо о ее приезде едва опередило ее, и 15 мая счастливый Глеб, не представляющий даже отдаленно, как следует вести себя в подобных случаях, встречал гостью. Он получил уже разрешение на переезд в Минусинск и одновременно предупреждение исправника о том, что в случае, если они «тут же» не поженятся, Зинаиде Павловне сразу будет предложено ехать по месту назначенной ссылки, то есть в Астраханскую губернию. Меж тем не было для свадьбы у бесправных ссыльных пи необходимых документов, ни разрешения начальства. А недовольство, осторожность и подозрительность губернатора по отношению к ссыльным достигли как раз в это время апогея в связи с недавним побегом одного из ссыльных — Райчина. По этой причине исправник не разрешил приехать на свадьбу к Кржижановским Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне и не пустил Глеба с Зиной на свадьбу к «Ильичам», которая должна была, состояться где-то в начале июля. «Ильичи» должны были пригласить их в качестве свидетелей. Пришлось ограничиться письмами, приглашениями, поздравлениями, теплыми пожеланиями счастья.

Почти сразу же после приезда Зинаиды, в конце мая, Глебу, Базилю и их женам пришлось присутствовать в Минусинске на «товарищеском суде», который затеяли над Глебом и Базилем ссыльные минусинцы. «Минусинцами» называли политических ссыльных — в основном народовольцев. Среди них были Кон, Тырков, Тютчев и другие старые революционеры, некоторые из которых уже отбыли каторгу. Оторванные от мира и живой работы, они постепенно стали жить интересами маленькой колонии и, находить в этом единственный смысл существования. Они обвиняли «молодых» и особенно Базиля и Глеба в том, что побег Райчина, вызвавший репрессии начальства, был произведен с их ведома и согласия.

Защищать Базиля и Глеба вызвался Владимир Ильич. Он решил парировать обвинения по всем правилам формально-юридического процесса, и все эмоционально окрашенные реплики минусинцев, их пыл, негодование,