Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна

- Ты что, к нему ходила? – разозлился Андрик. – Ярина! Ну-ка стой!

Девушка остановилась. На отца с матерью она злилась не меньше, чем на Агнешку, и ругала себя с самого утра, что позволила им вчера удержать ее; жалела, что, находясь здесь, рядом с любимым, не смогла помочь ему, запертому в комнате, сходящему с ума; что, послушавшись родителей, не пошла за ним, когда он сбежал… Все могло бы быть по-другому. И Мареку не пришлось бы сбегать. И никто бы от него не пострадал. И никто бы в деревне не жаждал бы сейчас расправы над ним.

С трудом держа в себе обиду, Ярина резко обернулась к отцу и с вызовом заявила:

- Да, ходила, папа. И еще пойду. А станешь мешать – уйду из дома.

- Ярина!

- Вы ждете, пока он погибнет. Так ведь? Пока сам умрет, или убьют его… Вас все устроит! Тогда все проблемы будут решены, – да, папа? Агнешка избавится от мужа-тирана и расплаты за то, что натворила, вы – от страха за нас. А я поплачу да перестану, как-нибудь переживу его смерть… На это вы надеетесь? Таков ваш план?

- Ярина!

- А я не дам ему умереть, папа. А если и умрет – то меня тоже похороните.

Она взбежала по лестнице и заперлась в комнате, в которой еще вчера томился Марек. А до этого еще недавно жили они с сестрой и бед не знали. Делились самым сокровенным, вместе разглядывали потолок и перебирали в памяти счастливые моменты.

Свернувшись калачиком на холодной, влажной от морозного воздуха кровати, Ярина смотрела на клочья отодранных обоев и разбитое окно, на то, как ветер треплет занавеску…

- Ярина, доченька, открой, - стучалась в запертую дверь Ася. – Там холодно, ты заболеешь!

Ярина вытащила из-под себя теплое одеяло и с головой накрылась им, глуша призывы матери. Та еще долго стучала в закрытую дверь, долго что-то кричала, но Ярина не слушала ее – слушала она завывания ветра и звон разбитого стекла, оставшегося в деревянных рамах. Казалось ей, что слышит она до сих пор нечеловеческий крик Марека в этих стенах, и закрывала уши руками, шепча сквозь слезы:

- Прости меня, прости!

Глава 32

Проснулась Ярина в комнате, которая должна была стать их с Мареком, на одной кровати со спящей Агнешкой – видимо, отцу все-таки удалось сломать замок и забрать дочь из промерзшей комнаты.

Ярина привстала, огляделась… Умылась, оделась и убежала – к Мареку, конечно.

Однако к Мареку ее не пустили.

Проснулось наутро вместо парня то, что уже было знакомо Ярине, но повергло в ступор и деда Митяя, и мужиков, дежурящих у сарая. Оно выло, материлось и требовало Агнешку. Оно крушило все, что под руку попадется, и пыталось выбраться из сарая – пришлось мужикам для усмирения дать ему тумаков, и тогда оно заскулило, закорчилось от боли, но притихло, забившись в угол, на свой топчан, и лишь тихонько, жалобно подвывало, ожесточенно скребя возбужденную плоть.

Ярина выслушала старика и тяжело вздохнула:

- Ладно, дедушка Митяй, я знаю, как его успокоить. Не бейте его только, прошу.

И встала из-за стола. Митяй напрягся сразу же:

- Ярина, не пущу! К нему, такому, я тебя на пушечный выстрел не подпущу!

- Да я не об этом… Я скоро вернусь.

Одарив старика грустью во взгляде, Ярина покинула дом.

Меньше всего на свете ей хотелось делать то, зачем возвращалась она домой. Но выхода иного нет, и если Мареку от этого хоть малость полегчает – что ж, она собственноручно даст ему это «лекарство».

Когда она вернулась домой, Агнешка уже не спала. Отца, к счастью, дома не было – он уехал в город за новым окном и мастерами, – и Ярина обрадовалась, что хотя бы сегодня ей не придется с ним ругаться, тратя драгоценные силы, которых и так уже почти не осталось. Девушка поднялась наверх, нашла Агнешку в спальне и заявила тоном, не терпящим возражений:

- Одевайся. Пошли.

- Куда? – не поняла Агнешка.

- К мужу твоему.

- Ярин…

Пискнула так испуганно, моляще… Но Ярина открыла шкаф, вытащила одно из Агнешкиных платьев и бросила на кровать.

- Одевайся. Жду тебя внизу.

И ушла. Мать, увидев ее, с улыбкой позвала на завтрак. Говорила так, словно ничего страшного не случилось, словно улыбкой и лебезящим голосом можно все исправить или хотя бы залечить жестокие раны. Ярина ничего не ответила матери; она молча вышла из дома, боясь лишь одного – что Агнешка заупрямится и не выйдет, придется возвращаться домой, и тогда неминуем скандал, в котором, конечно же, никто не встанет на ее сторону. Мать горой встанет за Агнешку, а там, глядишь, и отец вернется…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но к счастью, через несколько минут дверь скрипнула, и Агнешка послушно вышла из дома. Не сказать, что она жаждала встречи с «мужем», но совесть не позволила отказать сестре. Если б только Агнешка не обманула ее, если б только не лишила Марека себя, – возможно, ему бы не пришлось никого насиловать, и никто не жаждал бы сейчас его разорвать. Испытывала Агнешка дикие угрызения совести и за то, что случилось по ее вине с Мареком, и за ту боль, что опять приходится терпеть Яринке.

До дома старосты девушки шли молча. Всю дорогу Агнешка тайком поглядывала на сестру, а Ярина лишь прислушивалась к шагам рядом с собой – все, что нужно ей, так это чтобы Агнешка не отступила. Но та не смела отступить, не смела обмануть, как прежде. Чувствовала она себя агнцем на заклание, жертвой, которую ведут на откуп зверю, но перечить не решилась. После вчерашнего, когда Ярина, несмотря ни на что не сдала ее, ведьму, разъяренной толпе, Агнешка и вовсе ощущала себя последней тварью на земле. И раз уж Ярина хочет ею успокоить Марека – что ж, она потерпит, насколько хватит сил, сделает все, как хочет сестренка.

Дойдя до дома старосты, Ярина сбавила ход и пропустила Агнешку вперед. Дед Митяй, заметив девушек в окно, выскочил навстречу:

- Ярина, дочка, ты что задумала? Не пущу!

- Пустишь, дедушка Митяй, - тихо ответила Ярина и кивнула на Агнешку: - Кроме нее никто не успокоит Марека. Пустите ее к нему. Цела останется, не бойтесь.

- Ярин…

Митяй нахмурился – пускать к озабоченному, взбесившемуся парню молодую девчонку, пусть даже и виновницу происходящего, он не хотел, но Агнешка, желая хоть немного загладить свою вину перед сестрой, сама выступила вперед и кивнула Митяю:

- Не бойтесь за меня. Я действительно единственная, кто может сейчас ему помочь. Где он?

Ответила ей Ярина, кивнув в сторону сарая, и с мольбой посмотрела на старика:

- Пожалуйста, дедушка Митяй…

Ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. Может, и неправильно это, – кто знает… Но дело Марека плохо, и если Агнешка может ему помочь – то пусть помогает. И пусть она, а не Яринка, расхлебывает ту кашу, которую сама же заварила. Дед Митяй кивнул мужикам, чтоб те пропустили Агнешку, и увел Ярину в дом.

Когда открылась дверь в сарай, Марек подумал, что его опять идут бить. Впрочем, пусть бьют – боль от побоев хоть немного отвлекает его от другой боли, непонятной, странной, заставляющей разрывать на себе кожу и лезть на стены.

Но его пришли не бить. Агнешка робко вошла внутрь. Не к месту отметила про себя, что здесь тепло, вопреки ожиданию, но, увидев Марека, поежилась, словно попала догола раздетой на тридцатиградусный мороз. Заметив ее, он оживился, зашевелился… Глаза его зажглись нездоровым блеском, и девушка испугалась, что он сейчас набросится на нее, подобно месяцами не жравшему зверю, что, дорвавшись до нее, разорвет ее на части в запале своей чудовищной «любви». Она застыла, как застывает жертва под гипнотическим взглядом хищника, что вот-вот набросится на нее, сожрет…

И Марек действительно, подобно этому хищнику, соскочил со своей лежанки и направился к ней. Медленно, как самый настоящий зверь во время охоты, настороженно, словно не веря своим глазам, словно опасаясь, что она мираж его воспаленного, озабоченного разума, он приближался, а когда приблизился, когда дрожащей рукой коснулся ее, Агнешка зажмурилась, ожидая… Удара? Насилия? Смерти? Когда знаешь, что перед тобой маньяк, есть чего бояться.