Вызволение сути - Михаил Израилевич Армалинский

сам вписать для себя любое имя. Я придумал себе имя “Чужеземец”. Причиной тому было то, что я всегда чувствую себя чужим в игровых ситуациях, где необходимо подчиняться набору правил. Мне то и дело хочется эти правила нарушить.

И вот я сижу с чужими людьми, которые оказались на удивление симпатичными. Все, разумеется любопытствовали, почему я Чужеземец. Я отвечал единообразно – потому что я из России. Услышав это, люди настораживались, нервно улыбаясь, и спрашивали, как давно я живу в Америке. После моего ответа, что я живу в США 40 лет и горжусь своим американским гражданством, все облегчённо вздыхали, стараясь это делать незаметно.

Представление началось с того, что в зал вбежал актёр, якобы с ножевым ранением и упал с нарочито громкими криками посреди зала. Затем из разных дверей вбежали два детектива. У одного был на поясе пистолет, у другого на заду висели наручники. С реквизитом был явный дефицит.

Пока детективы строили первые теории обстоятельств преступления, лежащий раненый ожил и убежал, но, по словам актёров, он всё-таки в коридоре умер. Тут началось расследование по полной программе, в процессе которого актёры подходили к зрителям и задавали им дурацкие вопросы, пытаясь выяснить кто же был убийцей. Все смеялись.

Вдруг один из детективов подскочил ко мне и сказал:

– Встаньте, пожалуйста.

Я решил ему подыграть и встал, величественно сложив руки на груди. Я ждал, что он меня о чём-то спросит. Но он посмотрел мне внимательно в глаза в течение нескольких секунд, и ни слова не сказав, убежал к кому-то другому. Я сел, продолжая трапезу.

За столом напротив сидела очаровательная девушка в окружении невзрачных подружек. Во время первого антракта я подошёл к ней, возвращавшейся из туалета к своему столу, и сказал, что она – самая красивая девушка среди всех потенциальных убийц. Она посмотрела на меня безразличным взором, растянула губы в улыбке, поблагодарила и прошла мимо. Наша с ней ошеломляющая разница в возрасте не оставляла мне надежд на сближение с ней.

Во втором отделении, этот же детектив опять подбежал ко мне с той же настойчивой просьбой:

– Встаньте, пожалуйста.

Я встал, ожидая, что теперь уж он меня точно о чём-нибудь спросит. Но на этот раз он даже не постоял передо мной, как в прошлый раз, а как только я встал, тотчас убежал в сторону, раскрывать преступление. Я сел, слегка разочарованный.

Я думал, что на этом моё молчаливое участие в представлении закончится. Но не тут-то было. В третьем акте детектив снова подбежал ко мне со ставшей уже привычной просьбой:

– Встаньте, пожалуйста.

Мне это надоело и я, продолжая сидеть, сказал громко:

– Хватит – я больше вставать не собираюсь!

После секунды удивлённого молчания, детектив взорвался в смехе и за ним весь зал. Причём смех длился дольше и был громче, чем от всех шуток, прозвучавших в процессе представления.

Когда спектакль закончился, оба детектива подскочили ко мне и стали жать мне руку в восхищении от моего отказа вставать в третий раз – оказывается, за четыре года их работы в этом спектакле не было ни одного случая, чтобы зритель отказался вставать на третий раз – все молча подчинялись указаниям.

Мало того, все остальные актёры и большое количество зрителей, подходили ко мне, поздравляли меня и восхищались моим юмором, который они увидели в моём отказе подчиниться. Многие зрители были уверены, что я – тоже актёр с краткой, но завидной и смешной ролью.

Чем же я так пронял актёров и зрителей? Я думаю что причиной было то, что в этой игре-представлении, все чувствовали отражение реальной жизни, которая тоже есть игра, происходящая по определённым правилам, и все вынуждены этим правилам следовать. Я же эти правила на их глазах попрал, я отказался следовать указаниям “начальника”, я решил делать то, что я сам хочу.

В глазах актёров и зрителей я стал уважаемым преступником. Ведь люди мечтают стать нарушителями правил, законов, норм и поэтому все с таким наслаждением смотрят фильмы с успешными мошенничествами, ограблениями, убийствами. Я для них стал подобным героем.

Среди подходящих ко мне с восхищениями, оказалась и та красивая девушка, она весело улыбалась и протянула мне руку для рукопожатия, но я не стал пожимать руку, а поцеловал её. Девушка смутилась, отстранилась и исчезла в толпе.

Если бы это был герой из кинофильма, девушка осталась бы при нём.

А потому героем я не стал, а остался лишь чужеземцем.

Сизифов бой с жуками за малину

Набоков охотился за бабочками, а я – за жуками.

Он по результатам охоты писал о бабочках научные статьи, а я в результате охоты спасаю мою любимую ягоду – малину.

Но и я могу написать о жуках научную статью. Вернее, псевдонаучную.

Каждый июльский день я отправляюсь в бой с Japanese Beatles за свою любимую малину. Я побеждаю их малую часть силой и умом, а они побеждают меня своим не уменьшающимся количеством. Жуки следуют божьему указу: “плодитесь размножайтесь” гораздо старательней и эффективней, чем люди.

Колорадские жуки называются в Америке Японскими жуками (Japanese Beatles). Таким образом, в названии жуков у русских проявляется желание обвинить Америку за злоебучесть жуков, а у американцев – Японию. Не удивлюсь, если в Японии эти жуки называются Русскими.

Защищаться от этих жуков химикалиями нельзя – отравлю малину. Приманивать птиц тоже опасно – они заодно с жуками всю малину склюют.

Я установил пластиковые мешки-капканы, куда жуки сваливаются, привлекаемые сладко-вонючей таблеткой, приделанной над зевом мешка.

Жуки быстро наполняют эти мешки, но меньше их не становится, ибо одна самка откладывает сотни яиц, а совокупляются жуки постоянно, только с перерывом на еду. Но самка, на которой сидит самец даже не прерывается, а продолжает дырявить лист, поедая его (так мне, во всяком случае видится – подобно описанному Горьким совокуплению с голодной женщиной, которая за кусок хлеба отдалась и в процессе самоотдачи этот кусок хлеба съела).

Жук-самец взбирается на самку, и в этом положении они в полной неподвижности замирают на долгое время. Непонятно, что вызывает у них оргазм – наверно медитация. Точное время совокупления мне установить не удалось, так как стоять и ожидать конца их наслаждения при том, что они не двигаются, не стонут и не разнообразят поз – неинтересно. Так что вместо наблюдения, я их смахиваю в кружку с водой.

Как только жуки попадают в воду, взлететь они уже не могут и лишь барахтаются. Но чаще всего они, чувствуя приближение опасности, сами хитро падают с листа вниз, но так как я держу под ними кружку, то они со своей хитростью попадают в водный смертельный капкан.

Попадаются редкие жуки, которые догадываются не падать, а быстро взлетать, чем они