Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Люди, являвшиеся с 1917 года виднейшими руководителями партии, признавались в том, что они до последнего времени вредили социа-диетическому строительству и способствовали победе контрреволюции. Они сообщали о совершении деяний, которые, по их же словам, представляли собой преступления против правящей партии и существовавшего строя. По сути они сами обосновывали вынесение себе суровых приговоров. При этом признания и покаяния произносили лица, которые не были арестованы или подвергнуты мерам физического воздействия, чтобы наговорить на себя. Они жили на свободе, занимая неплохо оплачиваемые административные должности.

После возвращения из ссылки и восстановления в партии Зиновьев стал членом редколлегии ведущего теоретического журнала партии «Большевик», а Каменев — директором книжного издательства «Academia», директором Института мировой литературы и директором Литературного института. Радек возглавлял Бюро международной информации. С1932 года Бухарин был членом коллегии наркомата тяжелой промышленности, а с 1934 года стал главным редактором газеты «Известия». Рыков возглавлял наркомат связи. Томский был заведующим ОГИЗа (Объединенное государственное издательство). Это свидетельствовало о немалой терпимости руководства страны к людям, которые, по их собственным словам, вели антигосударственную деятельность. То обстоятельство, что они каялись не первый раз, вызывало сомнения в их искренности. Последующие судебные процессы с их участием лишь подтверждали эти сомнения. Хотя на процессах против них были выдвинуты новые обвинения, их суть оставалась та же, что и в их самообвинениях на XVII съезде: их деятельность носила антигосударственный характер.

В своих речах на XVII съезде ВКП(б) бывшие оппозиционеры яростно осуждали свои прежние выступления против Сталина. Бухарин сурово клеймил свою борьбу с «товарищем Сталиным как наилучшим выразителем и вдохновителем партийной линии, Сталиным, который одержал победу во внутрипартийной борьбе… Сталин был целиком прав, когда разгромил… целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, формулированных прежде всего мною… он был прав… задушив в корне правую оппозицию».

Возмущаясь своим поведением в недавнем прошлом, Зиновьев восклицал: «Товарищи, сколько личных нападок было со стороны моей и других бывших оппозиционеров на руководство партии и в частности на товарища Сталина!.. И именно, когда я глубже, по выражению товарища Кагановича, понял свои ошибки и когда я убедился, что члены Политбюро, и в первую очередь товарищ Сталин, увидев, что человек стал глубже понимать свои ошибки, помогли мне вернуться в партию, — именно после этого становится особенно стыдно за те нападки, которые с нашей стороны были».

Каменев заявлял, что поддерживал «неизбежную черту любой контрреволюционной группировки». Этой чертой, по словам Каменева, была борьба «против товарища Сталина», так как «и врагами социализма», и «друзьями социализма» «товарищ Сталин берется… как знамя, как выразитель воли миллионов, удар против которого означает удар по всей партии, против социализма, против всего мирового пролетариата… Мы… в этой фракционной борьбе направили самое ядовитое жало, все оружие, которое у нас тогда было, против того, кто больнее всего нас бил, кто проницательнее всего указывал ту преступную дорогу, на которую мы стали, против товарища Сталина».

Томский так объяснял свою борьбу против Сталина: «Когда мы встали на оппозиционную платформу, рамки партии, рамки партийной дисциплины, как и для всякой оппозиции, нам стали узки. Мы стремились расширить, раздвинуть эти рамки — и отсюда, как и у всех оппозиций, нападки на режим и на того, кто олицетворял единство партии, кто давал крепость большинству партии, кто вел за собою руководство ЦК и всю партию, — большинство наших нападок были направлены на товарища Сталина. Я обязан перед партией заявить, что лишь потому что товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким учеником Ленина, лишь потому что товарищ Сталин был наиболее зорким, наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути, потому что он наиболее тяжелой рукой колотил нас, потому что он был более теоретически и практически подкованным в борьбе против оппозиций, — этим объясняются нападки на товарища Сталина».

Бывшие руководители оппозиционных фракций, недавно публично осуждавшие Сталина и его сторонников, теперь словно соревновались друг с другом, выражая свое восхищение Сталиным. Е. А. Преображенский говорил о «величайшей прозорливости» Сталина, его «величайшей твердости», его «глубочайшем понимании эпохи». Подробно цитируя различные работы Сталина, Зиновьев провозглашал: «В книге великой освободительной борьбы пролетариата эти четыре имени — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин — стоят рядом». Каменев завершал свою речь словами: «Да здравствует наш вождь и командир товарищ Сталин!»

Рыков заявлял: «Только под руководством нашего и всего мирового пролетариата вождя товарища Сталина, только под руководством нашего Центрального комитета партия может идти вперед». Томский восклицал в конце речи: «Позвольте мне на этой трибуне выразить уверенность, что наша партия под руководством вождя всего рабочего класса товарища Сталина поведет многомиллионный пролетариат СССР, а за ним и всего мира, всех угнетенных, всех обездоленных к новой великой победе, к окончательной победе социализма во всем мире!» Бухарин теперь так характеризовал «железную когорту», которую он воспевал еще в 1922 году: «Да здравствует наша партия, это величайшее боевое товарищество, товарищество закаленных бойцов, твердых как сталь, мужественных революционеров, которые завоюют все победы под руководством славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших — товарища Сталина!»

Однако, вчитываясь в тексты выступлений некоторых каявшихся ораторов, можно было обнаружить ироничный подтекст. Так, в своем выступлении на съезде Е. А. Преображенский под видом осуждения повторил свои критические заметки, которые он писал на текстах выступлений Сталина против троцкистов. Он напоминал и о том, «как на этой трибуне» он выступал в 1928 году «в защиту демократии». Выражая «возмущение» своей прошлой деятельностью, Преображенский вспоминал, как 7 ноября 1927 года он выкрикивал троцкистские лозунги и, как бы входя в роль, бросал в зал съезда: «Да здравствует мировой вождь пролетарской революции Троцкий!» А через несколько минут он вновь «вспоминал» этот день и вновь выкрикивал: «Да здравствует вождь!» Казалось, что Преображенский на спор решил произнести на съезде две здравицы в честь Троцкого. (Возможно, не все делегаты уловили тайный замысел Преображенского. Выступая вслед за Преображенским с осуждением его речи, Н. М. Шверник невольно повторил его лозунг: «Да здравствует мировой вождь Троцкий!» Так здравицы в честь Троцкого прозвучали трижды на съезде партии.)

Если эти речи произносились с целью притупить бдительность Сталина и его сторонников, то они не достигли цели. Игра Преображенского была столь очевидна, что в своем покаянном выступлении Радек резко осудил некоторые пассажи из его речи. (Верный своей репутации шутника, Радек старался развеселить выступавших. Судя по стенограмме, на протяжении небольшой «покаянной» речи Радека смех раздавался восемь раз.) Осудил явно фальшивые покаянные речи Рыкова, Томского и Бухарина и С. М. Киров. В своей речи на съезде он говорил: «Вот возьмите Бухарина, например. По-моему, пел как будто по нотам, а голос не тот. (Смех, аплодисменты.) Я уже не говорю о товарище Рыкове, о товарище Томском… Им очень трудно стать на партийные позиции».

Ссылаясь на очевидцев и прекрасно знавший сам подлинную цену самобичеваний и восхвалений Сталина вождями оппозиций, И. Дейчер писал, что между собой «они все говорят о ненависти к Сталину… Они продолжали называть Сталина Чингисханом Политбюро, азиатом, новым Иваном Грозным. Их ворчание и эпитеты немедленно сообщались Сталину, у которого всюду были уши. Он знал истинные чувства униженных им противников и цену их публичных славословий. Но он был уверен, что они не пойдут дальше резких устных выражений своего политического бессилия. Правда, у ветеранов оппозиции были туманные надежды на будущее. Тем временем они выжидали и сдерживали своих более молодых и нетерпеливых стронников». Чего же ждали и на что надеялись руководители разгромленных оппозиционных платформ, прикрываясь лицемерной игрой в покаяние?

Будучи уверенными в своей правоте и ошибочности курса, взятого партией после их поражений, вожди разбитых оппозиций ожидали предсказанного ими неминуемого краха сталинской политики. И все же они учитывали, что и после XVII съезда партии, на котором они публично объявили о своей недавней вредоносной деятельности, некоторых из них оставили в составе ЦК ВКП(б), хотя и на положении кандидатов в члены ЦК (Бухарин, Рыков, Томский). Пятаков же был избран членом ЦК.