Верните белых лебедей - Николай Максимович Ольков

чтобы с сыном в садик и в школу ездить. Так, я не услышал по свадьбе. Ты против?

— Родя, я против фаты, этого нельзя делать. У меня сыну третий год. И я в фате. Нельзя.

— Настя, это твоё толкование. Сегодня все свадьбы так проводят, ты думаешь, все невесты девушки?

Она покраснела:

— Мне на них плевать, а я прикидываться не умею. Это же наша свадьба, мы станем законными мужем и женой, кому какое дело, в фате я или в фартуке? Лишь бы ты меня любил.

Родион засмеялся и согласился.

Сырая, дождливая осень не мешала Горлову вести работы. «Беларус» с вилами укладывал тюки соломы и сена, привезённые из соседних хозяйств. Тракторы допахивали зябь. Строители заканчивали заливку фундаментов под модульные домики. Он несколько раз за день заходил в помещение, где стояли нетели, хозяйским взглядом проверял кормушки, нажимал на клапаны автопоилок, пробовал на вкус воду. Женщины умолкали и отходили в сторонку, слишком суровым казался председатель, только Катерина словно ждала его появления, сразу возникали вопросы:

— Владимир Гаврилович, точно, что к весне приплод получим? — на полном серьёзе спрашивала она.

— Получим. Все стельные, врач смотрел, вы же знаете, — отвечал немногословный Горлов.

Катерина не сдавалась:

— Владимир Гаврилович, вон с того края одна такая тоскливая, не ест и не пьёт.

— Что же вы молчите? Может, она заболела? Покажите.

Они вместе шли в дальний угол базы, и когда Горлов не находил никаких признаков болезни, Катерина вздыхала:

— Владимир Гаврилович, а может, она по любимому бычку сохнет? Бывает такое у скотины? Думаю, если она к родам приспособлена, значит, и чувства должны быть. Как вы на это смотрите?

Горлов посмотрел на Катерину:

— Замуж вам надо выходить, Катерина Ивановна, а вы мне сказки рассказываете.

Катерина даже обрадовалась такому предложению:

— А я о чём? Какой вы догадливый, Владимир Гаврилович! До вашего появления жила я себе спокойно, мужиков свободных нет, рассчитывать не на что, и тут вы появились. Да я как узнала, что вы наполовину холостой — ночами спать не могу. Бросьте вы этих стариков, переходите ко мне. Баба я нормальная, дурного только лютые враги могут наблавостить. Правда, переходите, как вас увижу — сердце выпрыгиват. А надумаете жену привезти — я уступлю, попользовалась, сколь можно, и на том спасибо.

Горлов стушевался, но взял себя в руки, видя, что женщина не шутит, даже голосок приглушила.

— Я на развод подал, Катерина Ивановна, жду суда. А вас тоже приметил, только я на десяток вас постарше, не смущает? — спросил он.

Катерина быстро ответила:

— У нас в деревне говорят, что она, любовь-то, ровесников не ищет. Сегодня ночевать ко мне, а вещи ваши завтра попрошу Сёмку перевезти.

Вечером после доклада Горлов спросил генерального:

— Родион Петрович, можно личный вопрос?

— Валяйте.

— Я перехожу жить к Екатерине Ивановне. Как вы, не против? — Горлов напрягся.

Генеральный к вопросу отнёсся серьёзно:

— Владимир Гаврилович, это ваше право. Если всё пойдёт нормально, то и свадебку можно сыграть. Желаю счастья. Катерине поклон, мы с ней в детстве по заборам лазали.

Под самый снег закончили пахать поля. Зябь получилась — не по сердцу председателю, позвал мужиков, поехали на последнее поле.

— Что скажете? — он широким жестом обвёл исковерканную землю.

— Да, ломти солидные, — Семён Бородин прошёлся по полосе. — Весной, если дождей не будет, ничем не разбить, а так сеять нельзя.

— В посевном комплексе тоже предусмотрено, вроде культиватор и диски, — вспомнил Веня Брезгин.

— А если он не пойдёт по нашей пашне? — обозлился Семён.

Ходят, пинают комки земли, курят и матерятся. Веня остановился перед Горловым:

— Как хошь, Гаврилович, а весной неплохо бы дисками пройти поперёк пахоты. А коли дисков нет, придётся хоть выборочно, но комплексом покататься. Дороговато, едри её мать, но земля дороже.

Багытжан ранней весной пригнал два кировца, поработали они хорошо, пашню выровняли. А потом камазами завозил семенной материал, лучшие сорта, первая репродукция. Сразу сказал, что расчёт по урожаю, сейчас и так траты предстоят большие.

Посевной комплекс и кировец со сцепом сеялок работали на соседних полях, по обе стороны от дороги. Генеральный подъехал, прошёл к трём берёзкам, весёленьким, зазеленевшим, присел на бугорке. Как-то раньше жил беззаботно, удалась сделка — хорошо, пролетел — не велика беда, не вышло сегодня — получится завтра. А со временем всё изменилось. Наверное, изменился он сам, его натура. Сейчас он пытался вспомнить себя во время откровенно бандитских налётов и не совсем честного дележа. Сам ужаснулся: оказывается, был жестоким, одномоментно лишал человека собственности, и ни стоны, ни просьбы, ни тем более угрозы уже не имели для него никакого значения.

Он прилёг на сухую землю, чуть подёрнутую щетинкой зелени. Какие-то паучки суетились, волокли былинки, пушинки, порой мошек и комаров. Всё живое борется за жизнь, как умеет. Вот этот комар хотел жить, но попал в паутину и стал пищей. Люди ничего нового не придумали, только у них сети покрепче и аппетиты покруче. Паук перекусит и отдохнёт, человек будет ловить до тех пор, пока хватит сил или другой, более сильный, не отберёт у него сеть.

Ему ни перед кем не надо держать отчёт. Тогда почему всё чаще приходят эти мысли о жизни? Вспоминаются ребята, которых потерял, Доктор, который покоится на сельском кладбище, и Родион всех удивил, поставив ему, как и положено, памятник из уральского камня с портретом красивого мужчины, каким Доктор в жизни не был. Время от времени вспоминал про тех, кого пришлось потеснить: такова жизнь, если не он, то его. Как-то он подумал, а оправдание ли это, но зажал ненужную мысль, и больше она не появлялась.

Хорошо думалось здесь, дома, где знакомы все дорожки в лес и на луга; почти в каждом месте знал когда-то глубину омутов и проток; на той ляге, сняв штаны и подняв рубаху, ходил от кочки к кочке, собирая в подол рубахи утиные яйца, приносил домой, и мама добавляла их в жареную картошку или подбивала суп. В лесу собирали ягоды, голубянку, мать раскладывала их на капустные листы и гнала Родьку на крышу, положить их на солнечную сторону. Грузди приносил и замачивал в кадушке, мать успевала ночью перемыть и залить свежей водой. Потом доставала небольшой бочонок, ошпаривала его кипятком, солила грузди, придавив большим камнем, который неизвестно как появился в наших местах. Улыбнулся, вспомнив, как вся деревня перестала ходить в лес, прошёл слух, что из городской тюрьмы сбежали зеки, и все боялись беглых.

Вспомнился утренний разговор с Горловым, который обстоятельно доложил,