Ричард Длинные Руки — ландесфюрст - Гай Орловский

Сэр Жерар проводил его озабоченным взглядом.

— Ваша светлость, правильно ли?

— Что вас беспокоит?

— Не лучше ли направить часть войск в Гандерсгейм?

— Сейчас наше сердце, — сказал я, — Тараскон. И пираты это знают. В Гандерсгейме пока что тихо…

— Тихо?

— В смысле, — поправил я себя, — там позиционная война. Как только снимем угрозу с Тараскона, сразу же займемся Гандерсгеймом. Вот увидите.

Он вздохнул.

— Скорее бы. Гандерсгейм — открытая рана.

Глава 3

Громко и радостно гремят трубы как во дворце, так и во всему городу, это сэр Жерар настоял, чтобы и простому народу сообщили о великой победе над могучим противником на севере, одержанной их правителем Ричардом Завоевателем.

Таким образом для народа Сен-Мари расширяется пространство, где они могут путешествовать без помех и пошлин, торговцы повезут туда свои товары без наценок, а ремесленники будут договариваться о совместной разработке и эксплуатации залежей ценных руд.

К дворцу начали стягиваться разукрашенные богатые повозки, на большой прием в честь взятия Савуази и победного окончания войны съезжаются лорды с женами и дочерями на выданье. Уже всем известно, что среди прибывших с севера сподвижников грозного Завоевателя много молодых и неженатых…

Столы в большом зале уставлены изысканными яствами, посуда из серебра и золота, но все равно будут хватать руками: вилки приживаются с большим скрипом, хотя церковь уже не запрещает, но следит, чтобы не было в употреблении двурогих, что олицетворяют дьявола, а только с тремя отростками, а еще чтоб обязательно изогнутыми как признание всемогущества Господа.

Особо знатные лорды проходят в зал под пение труб, их сопровождают слуги и даже один из герольдов. Их встречают довольными криками, кланяются, ибо присутствие знатнейших людей дает возможность потом бахвалиться: и я с таким-то за одним столом как-то раз…

Сэр Жерар подал знак, все трубы взревели особенно мощно и разом умолкли. Я вышел на помост, вскинул руки и улыбнулся как можно шире и радостнее, я ж и тут отец народа, хотят они этого или нет.

— Граждане нашего великого государства! — крикнул я, старательно держа это глупое выражение всем довольного и по самые почки счастливого человека. — Прием по случаю победы… но это так, повод. На самом деле прием потому, что я рад всех вас видеть, я счастлив, что вы здесь, что наполнили теплом ваших сердец и душ этот зал, и с ним и весь огромный дворец!

В ответ раздался радостный, ликующий и растроганный рев. Народ все еще рассаживается за столами, но многие начали жрать и пить, это ж не в монастыре, где соблюдается строжайший этикет, там кверху подняли чаши с вином и прокричали «Ура!».

Герольд прокричал:

— Леди Хорнегильда!.. Леди Хорнегильда Хорнблоуерская!

Мужчины поспешно вскакивают из-за столов и кланяются, женщины приседают. Хорнегильда шествует через зал красиво и гордо, бесподобно величественная в своей бледной красоте, корона на ее золотых волосах не сияет, а горит как солнце. Сзади так же красиво, но более раскованно, идут ее свеженькие фрейлины, стреляют блестящими от возбуждения глазками по сторонам.

Пройдя между рядами столов, она приблизилась к помосту, я смотрел на нее с таким же восторгом, как все, во всяком случае, выражение на моем лице должно быть именно такое; она встретилась взглядом со мной и присела в поклоне, но не опуская головы и не сводя с меня взгляда странных небесно-белых глаз с черными точками зрачков.

Я склонился в поклоне, перед красотой преклоняются даже императоры, а она прошла к своему креслу, грациозно опустилась на сиденье из красного бархата.

Ей подали серебряную изящную чашу с мелкими изумрудами по ободку, она взяла не глядя и приподняла на уровень лица.

— За ваши победы, ваша светлость, — произнесла она ясным голосом, — за нынешние и… будущие.

За столами взревели довольно, мы с Хорнегильдой осушили свои чаши, глядя друг на друга, затем в зале началось настоящее пиршество, безудержное и раскованное.

С мочек ушей Хорнегильды свисают серебряные украшения с голубыми камешками, а на лбу оправленные в серебро жемчужинки. Судя по тому, что даже не болтаются, сооружение прикреплено к короне…

Музыка заиграла снова, на этот раз больше струнных, но и трубы время от времени радостно подвывают, в зале нарастает говор, громкий и бестолковый, как выглядит со стороны, однако умные люди и здесь чего-то добиваются, пользуясь случаем, сколачивают союзы, хорошо бы только торговые, а те, что неумные, больше рассматривают женщин, примериваясь и прицеливаясь…

Второй зал отделен только колоннадой, там уже начались танцы, торжественные и церемонные, но я уже научился смотреть на них без смеха. Пока что это тоже некое действо, к безудержному веселью относящееся мало, разве что совсем краешком. Сейчас это узаконенный веками ритуал и очень медленно поддающийся изменениям: мужчины демонстрируют ширину плеч, широкие пластины мышц груди, толстые руки и надменный взгляд, а женщины каждым движением и жестом выказывают скромность и послушание, лишь как бы невзначай и совсем невинно выставляя краешком целомудренно белые вторичные половые признаки.

Я не столько услышал шум за стенами, как почуял. Продолжая улыбаться и поднимать чашу в ответ на заздравные кличи, я поднялся из-за стола и прошелся к дверям.

Там тоже приближающиеся шум и голоса, я передал чашу одному из гостей и вышел за дверь. Навстречу спешат люди из охраны дворца, впереди молодой парень в одежде полевого разведчика, едва дышит, бледный от обезвоживания.

— Ваша светлость!

Он преклонил колено, мое сердце уже болезненно сжимается в предчувствии неприятностей, я сказал в нетерпении:

— Говори быстро!

Он прохрипел, глядя мне в лицо с надеждой:

— Корабли!.. Много кораблей…

— Пираты? — спросил я быстро. — Как много?

— Не счесть, — ответил он сорванным голосом. — Все море в кораблях. А еще идут и идут…

За моей спиной уже разгорается встревоженный говор, мелькнуло лицо барона Альбрехта, сэр Жерар размахивает руками, распределяя, кому куда бежать и что делать.

Я повернулся к лордам.

— Пир закончим позже, а сейчас нас ждет иной пир и другое вино, горячее и тоже красное… Все на коней! К Тараскону! Взять всех, кто может держать в руках оружие.

С шумом, топотом, сдержанной руганью военачальники и сановники выбежали во двор, оставив в зале растерянных женщин. Мне подвели Зайчика, я с седла огляделся, за мной готовы мчаться спасать Тараскон даже те сановники, которые и в седло уже не поднимаются, а только в повозках, что значит, вино у нас крепкое, прибавляет храбрости и безрассудства.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});