Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца - Камал Равикант

бы вы шли пешком весь день, а потом стояли в очереди в душ и кто-то нагло опередил вас.

«Нет, – она подводит меня к большому металлическому столу. На нем лежит журнал регистраций и стоит ваза с фруктами. – К тебе, мой друг, особое отношение».

Она опускает руку в вазу и протягивает мне яблоко:

«Потому что ты выглядишь так, будто тебе это нужно».

Я не уверен, что она имеет в виду или как я, должно быть, выгляжу, но это не имеет значения. Я просто хочу прилечь. Мы проходим обычную процедуру регистрации – она ставит штамп в credencial, записывает имя в журнал, я плачу взнос, – затем она машет рукой паломникам, столпившимся у двери, приглашая их войти. Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

«Эй, Амит».

«Да?»

«Я также делаю бесплатный массаж ног».

«Массаж?» – выдавливаю я из себя.

Она откидывается на спинку стула и одаривает меня улыбкой.

«Массаж ног. Я найду тебя позже».

Затем она машет первому в очереди, чтобы он подошел к ней.

Я поднимаюсь наверх, занимаю койку для себя и также раскладываю свои вещи на пустой койке для Кэт. Она остановилась передохнуть в кафе в предыдущей деревне, пока я ушел вперед, чтобы обеспечить нам койки. И наконец я сладко засыпаю.

Когда я просыпаюсь, уже стоит ранний вечер. У меня во рту привкус ваты. Я быстро принимаю душ, выпиваю еще два стакана воды, затем спускаюсь вниз и нахожу Марию на ступеньках крыльца. Она улыбается и похлопывает по месту рядом с собой.

Приют построен на холме, и мы смотрим сверху вниз на городские крыши.

«Симпатичный городок».

«Да, – говорит она. – Тебе стоит посетить замок, он совершенно уникальный».

Я уже проходил мимо него раньше. Построенный рыцарями-тамплиерами для защиты паломников, он все еще выглядел как военный форт. Если не принимать во внимание туристов, толпящихся у стен.

Я качаю головой: «На мой вкус, там слишком многолюдно».

Она выгибает бровь: «Ты бы хотел, чтобы все это принадлежало только тебе?»

После бескрайних полей и открытого неба начинаешь испытывать презрение к толпе. Особенно к той, которая состоит из туристов, прибывающих сюда на автобусах и уезжающих обратно в свои комфортабельные гостиничные номера. Забавно, как, даже будучи паломником, ты становишься заносчивым.

«Было бы неплохо».

Она наклоняет голову, ее губы приоткрываются. Хитрая улыбка.

«Почему, молчун? Ты хочешь затеряться в истории?»

«Не совсем, – отвечаю я. – Скорее – найти себя».

Улыбка исчезает. «Это возможно».

«Затеряться или найти?»

«И то, и другое, – говорит она, слегка поворачиваясь лицом к холмам. – Я потеряла себя на Камино. Я шла по грязи, под дождем, по городам, через горы, вдоль рек. Мы прошли свыше тысячи миль – я и мой муж».

«Свыше тысячи?» Это вдвое больше обычного Камино. Просто безумие.

«Мы шли пешком из Голландии».

«Почему было не начать с Ронсесвальеса?»

«Из-за моей церкви. Я хотела послушать мессу, выйти за дверь и пройти весь путь до кафедрального собора в Сантьяго. Мой муж подумал, что я сумасшедшая, но он пошел за мной. Он не хотел оставлять меня одну. Что ж, в некотором смысле мы и были одиночками. Каждый день я уходила первой, а потом он следовал за мной, но мы встречались, чтобы поесть и поспать. Мы были поодиночке и вместе».

Она смотрит на заходящее солнце.

«Иногда, когда я шла под дождем или по полю, я целый день не знала, кто я такая. Я просто была, понимаешь? Но были и дни, когда я узнавала себя. По-настоящему познавала себя, – она качает головой. – Это были моменты такой ясности».

«Сколько времени это заняло?»

«Три с половиной месяца».

«Ух ты», – выпаливаю я. Я не могу себе представить такого долгого пути. С другой стороны, до какого-то момента я не мог представить, что останусь на Камино дольше семи дней. Жизнь. Она меняет твою точку зрения.

«Ну да, – говорит она небрежно, как будто уже неоднократно слышала подобную реакцию. – Но когда я дошла до конца, это оказалось недостаточно долго. Я заплакала, когда увидела собор. Моя мечта перестала быть просто мечтой. Когда я прикоснулась к ногам статуи святого Иакова, там были эти, как вы это называете, отпечатки? Как будто кто-то вдавил свои пальцы в камень. Можешь себе представить, откуда они взялись?»

Я пожимаю плечами: «Ни малейшего представления».

«От каждого паломника, прикоснувшегося к этой статуе. Сколько миллионов их было, сколько столетий понадобилось, чтобы оставить эти следы? Это заставило меня… Я почувствовала себя смиренной. Такой смиренной».

«Как Крус-де-Ферро», – говорю я, думая обо всех этих камнях. Она сует ноги в свои черные босоножки и встает.

«Я сейчас кое-что понял, – говорю я. – Когда я отправился в учебный лагерь пехоты, то пробыл там почти три с половиной месяца. И когда я вышел оттуда, я был уже не тем мальчиком, который пришел туда».

Она улыбается: «Видишь, ты действительно понимаешь».

Когда она возвращается к работе, я сижу на ступеньках и смотрю, как солнце опускается за холмы, пока не остаются только розовые облака. Остальная часть неба темно-синего цвета. Начинает усиливаться ветер.

Появляется Кэт с группой паломников. Кэт по пути нашла аптеку и купила мазь с антибиотиком от моей глазной инфекции, в то время как остальные наткнулись на пиццерию.

«Там можно поужинать, – говорит один из паломников. – Не хотите присоединиться к нам?»

«Пойдем, – говорит другой. – Там готовят вкуснющую пиццу».

Я отказываюсь. Независимо от того, насколько вам нравится чье-то общество, время, проведенное в одиночестве на Камино, когда можно просто отдохнуть и никуда не ходить, – это нечто особенное. Я остаюсь на улице до появления первых звезд, затем иду посидеть в гостиной наверху с бутылкой вина и пролистать коллекцию книг приюта о Камино.

Кэт подходит ко мне в очках для чтения: «Пора принимать твое лекарство».

Я захлопываю книгу, лежащую у меня на коленях: «Спасибо».

«Самому нанести мазь довольно сложно. Давай я тебе помогу».

Образ моего отца на больничной койке мелькает у меня в голове. Его лицо – застывшая маска, его тело под одеялом такое сухонькое и детское, его глаза широко раскрыты и вращаются по кругу.

У меня щиплет глаза, и я чувствую, как слезы скатываются по моим щекам на шею. Кэт протягивает руку, чтобы нанести мазь мне на глаза, затем останавливается.

«С тобой все в порядке?»

Я киваю: «Извините. Я немного пьян. Я просто думал о своем отце».

«Правда?»

«Он умер несколько месяцев назад».

Она нежно поглаживает меня сзади по шее. Я чувствую тепло, исходящее от ее