Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца - Камал Равикант

своей бабушкой, и она обняла меня и крепко прижала к себе, а мой нос прижался к ее теплой шее.

Мы проходим мимо человека, который пашет поле на лошади, затем мимо трех женщин, стирающих белье в деревенском фонтане. Вскоре мы оказываемся на небольшой дороге, справа от которой лежат поля, а слева высятся холмы. Дорога изгибается и вьется в соответствии с неровностями ландшафта.

«В этом мире так много красоты, – Кэт останавливается, медленно поворачивается по кругу. – Так много. Боже мой, – она смотрит на холмы. – Однажды, когда я была на съемочной площадке, было утро, всходило солнце, и прямо передо мной лежала долина. Над долиной висел серый туман, и тут сквозь него начало просвечивать солнце. И туман вдруг стал розовым. Я смотрела на это, – она подносит руку к губам, – и думала про себя: “Как же это прекрасно. И почему я всегда так тороплюсь?” В этот момент ко мне случайно подошел продюсер, и я сказала ему: “Знаете, это стоит больше, чем все деньги в мире”».

Она улыбается мне, подмигивает.

«Ну, он, наверное, подумал, что я немного чокнутая».

Мы продолжаем идти. Ее рассказы имеют естественный ритм, длинные откровения перемежаются еще более долгими промежутками молчания. При том темпе, который мы поддерживаем, это идеально.

Желтая стрелка, нарисованная вдоль дороги, ведет нас на холм, где мы устраиваем пикник в дубовой роще. Большая полоса была вырублена, и остались только пни. Окруженные деревьями, они напоминают надгробные плиты. Даже птицы, словно из уважения, притихли. После обеда мы поднимаемся по периодически встречаемым указателям на вершину холма, откуда открывается вид на город Асторгу.

С такого расстояния Асторга представляет собой скопление серых бетонных зданий, домов с покатыми черепичными крышами, дыма, поднимающегося из печных труб, и церковных шпилей, окруженных высокими средневековыми стенами. В дальнем правом конце видны шпили и башенки замка, белые с серыми шиферными остроконечными крышами, развевающиеся флаги. За городскими стенами это выглядит как зáмок внутри зáмка.

Тропа идет вниз по склону, затем прямо по долине, петляет по полям и входит в Асторгу. За городом дно долины простирается вширь и поднимается к холмам.

«Ну что», – говорит Кэт, вглядываясь вдаль.

«Думаю, надо идти».

Она кивает. После длительной ходьбы по полям, лугам и открытым дорогам нам требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к городу с его шумом, уличным движением и толпами людей.

Мы торопимся пройти через Асторгу, минуем замок, и, несмотря на то что это красивый город, не сбавляем скорости, пока снова не оказываемся в полях. Никто из нас ничего не говорит, но мы выдыхаем.

Тропинка превращается в гравийную дорогу, окруженную низкорослой растительностью и полями. Никакого движения. Дорога поднимается все выше. Постепенно поля сменяются соснами, и ветерок становится прохладнее. Облака плывут над головой, сворачиваясь сами в себя. Кэт надевает голубой ирландский шерстяной свитер, а я застегиваю молнию на куртке и раскатываю рукава. Никогда бы не подумал, что в Испании может быть так холодно в середине лета.

Чуть подавшись вперед, мы ускоряем шаг. Наконец мы видим группу людей, не доходя до подножия холма: священника из Северной Каролины с его большим оливково-зеленым рюкзаком и двоих его малолетних сыновей, идущих слева от него. Несмотря на то, что я не могу разглядеть их отсюда, я знаю, что на рюкзаке висят сохнущие носки и все трое держатся за руки.

«О, эти дети, – говорит Кэт, – действительно особенные. И мне очень нравится их отец. Он так не похож на мои представления о религиозных людях. Часто они бывают такими недалекими. Они упускают истину, красоту посыла. Кажется, я все время возвращаюсь к одной и той же теме, но посыл заключается в любви, – она поджимает губы. – Любовь. Удивительно, как люди не видят этого».

Кэт закуривает сигарету, и вскоре все трое скрываются из виду. Мы снова пускаемся в путь. Гравийная дорога сменяется мощеной и петляет по холмам, сосновый лес становится гуще. Мы добираемся до ручья, где дорога разветвляется. Главная дорога идет прямо и резко поднимается в гору, в то время как грунтовая тропа ведет в лес. Белый знак, прибитый к столбу на развилке, гласит: «Минас-де-ла-Фуэрака». Он указывает на тропу.

Почитав позаимствованные у других паломников путеводители, я знаю, что Минас-де-ла-Фуэрака – это руины древнеримского золотого рудника. На Камино я ходил по дорогам и мостам, построенным римлянами, но я никогда не видел рудников, не говоря уже о золотых приисках.

«Давайте сделаем небольшой крюк».

Она опирается на свой посох. «Что там?»

Я рассказываю ей о шахте.

«О, правда? Звучит заманчиво».

Мы идем по заросшей травой тропинке в окружении сосен. Трава становится выше, нам по пояс, и тропа обрывается. Никаких признаков пещер или шахты. Мы продолжаем путь, но все, что мы находим, – это большое углубление в земле, похожее на карстовую воронку. Оно покрыто кустарником и камнями.

Кэт решает сделать привал. Я оставляю ей свой рюкзак и продолжаю поиски. Чтобы обогнуть впадину, требуется больше получаса, но никаких признаков туннелей или входов в холмы нет. Когда я подхожу к Кэт, она лежит на земле, прислонившись к своему рюкзаку.

«Ну как, удачно?» – сонно спрашивает она.

Я качаю головой и оглядываюсь по сторонам. В середине впадины находится большая насыпь из камней. Если я заберусь на нее, то смогу выглянуть из-за верхушек деревьев, может быть, что-нибудь увижу.

Я карабкаюсь вниз по склону и продираюсь сквозь колючий кустарник, пока не добираюсь до камней. Мои руки исцарапаны и кровоточат, но это не имеет значения. Я чувствую себя так, словно нахожусь на задании открыть для себя прошлое. Легко взбираюсь на груду – и вот я уже на вершине, но когда я осматриваюсь вокруг, то вижу только поросшие соснами холмы.

Все тихо. Расстроенный, я пинаю камни, пока несколько из них не расшатываются и не скатываются вниз. Я беру один – размером с кирпич – переворачиваю его и рассматриваю. Гладкие прямые края. Когда я счищаю грязь и мох, на ощупь они напоминают шероховатый мрамор. Должно быть, это сделал человек. Я подбираю еще камни, отряхиваю грязь. Они все одинаковые. Похоже, я сижу на вершине шахты.

Несколько минут назад эта насыпь была просто грудой камней. Теперь это место, где я могу представить себе рабочих, солдат, лошадей и лагеря – все это было собрано там для того, чтобы добывать золото. Все, о чем они мечтали и на что надеялись, превратилось в забытое воспоминание. Остались только обломки.

«Я нашел ее!» – кричу я.

Кэт прикрывает глаза рукой.

«Что?» – кричит