Ошибка природы (сборник) - Светлана Алешина

Я не могла уйти от мыслей. Мне вдруг неизвестно почему стало ужасно жаль Нещадова — такого дурного и такого неловкого!

Я щелкнула пультом, выгоняя несносных китайцев в темноту экрана. Стало тихо — только бурчание Пафнутия и вой ночного ветра.

Где-то хлопнула дверца машины. Потом мир окончательно погрузился в тишину.

* * *

Он ждал.

Когда Третий вышел из подъезда, он с удивлением обнаружил, что в зрелище убийства больше нет ничего страшного. Как будто он вместе с ней перешел какую-то невидимую грань.

Он видел сейчас его коренастую фигуру очень хорошо. Последнее время он уже не испытывал никаких эмоций. Внутри жил холод.

Парень остановился. Затолкав бутылку поглубже, пошел к остановке. Осталось немного. Один шаг.

Легкая фигурка выскользнула из укрытия и замерла, немного расставив ноги и направив револьвер прямо в середину его лба — туда, где брови сходились над переносицей.

Заметив фигуру, парень остановился. Недоуменно вытаращился на нее, потом вздрогнул. В глазах появился страх.

— Что вам…

Он не успел договорить.

Выстрела не было слышно. Парень странно ойкнул и с распахнутыми от удивления глазищами повалился на снег.

Опять ему не удалось остановить это…

Он развернулся и пошел прочь — такой же спокойный, как прежде, будто все происходящее было таким же серым и будничным, как дни и ночи, словно его палец и не нажимал только что на курок. Остался лишь слабый запах пороха и ничего больше… Раньше он не мог бы представить себе такого.

Что-то изменилось в этом мире…

Он посмотрел в ночное небо и сам удивился собственному спокойствию.

«Бог — это пустота в небе, — вспомнил он Сартра. — Бог — это одиночество людей…»

Глава 6

Я проснулась и поняла, что на улице валит снег. Голова раскалывалась — так бывало всегда, когда на улице буйствовал снегопад.

С трудом открыв глаза, я поднялась. Боль в глазных яблоках была почти нестерпимой. В комнате темень, а за окном действительно крупными хлопьями падал снег.

Настроение было совсем плохое и явно не собиралось улучшаться. Все-таки почему рыжие не могут долго существовать в пространстве без солнечных лучей?

— Господь дал нам электричество, — напомнила я себе, расправляясь с серой сумрачностью самым простеньким путем — а именно включая свет.

После этого выпила таблетку и сварила себе кофе. Планомерное наступление на головную боль прошло успешно. Очень скоро мне было почти наплевать на снегопад.

Наоборот, я была захвачена романтическим чувством — говоря словами Цветаевой, «мне захотелось в ночь, туда, в метель»…

Впрочем, ночь уже кончилась. Сейчас все события вчерашнего дня утратили оглушающую реальность, казались размытыми и смутными, как вчерашний фильм.

Включив приемник, подразнила несчастного попугая, пытаясь убедить его, что поет вовсе не Эмма Чапплин, а я. Но он не поверил мне и ужасно разозленно изрек, что все ужасно мило.

— Я понимаю, что тебе довольно скучно сидеть тут одному, — посочувствовала попугаю, — но если моя неверная мамахен решила там задержаться, дабы увеличить в объемах шубу своей внучки, с этим я ничего поделать не могу. Сам понимаешь, мне без нее тоже несладко. Может, стоит завести ей внучку здесь, в Тарасове, чтобы не моталась по разным там столицам?

«Вопрос только — когда мне этим заняться, — горько хмыкнула я. — На такой важный акт, как произведение на свет себе подобной, нужно время, а его-то у меня как раз и нет…»

Кофе окончательно расправился с головной болью, и теперь я уже могла спокойно думать.

Пафнутий, предчувствуя, что скоро его опять оставят в одиночестве, пытался понравиться мне и переубедить в моих решениях. «Ну давай ты сегодня побудешь дома, — говорил его взгляд. — Там погода плохая… Мы телевизор посмотрим. Скажи боссу, что у тебя голова болит».

— Честно говоря, — сказала я ему, — мне и самой куда больше по вкусу спокойная и размеренная жизнь. Но ты же хочешь «Трилл». А на него надо зарабатывать. Поэтому нам придется все-таки еще немного помучиться, а потом позволим себе немного отдыха. Ладно, маленький птенчик?

Он простонал в ответ. Ей-богу, не пойму, как в такой маленькой головке помещается столько мозгов? Иногда мне кажется, что мой попугай умнее меня!

Однако суперумный попугай никак не желал торчать тут один, в холодной квартире, без музыки и света.

Поэтому стоны его стали еще жалобнее.

— Ну и что мне с тобой делать? — отчаялась я, глядя на моего дружка с сочувствием.

И в этот момент в мою дверь позвонили. Очень настойчиво. Раз восемь нажав на кнопку звонка.

Так могла звонить только моя подруга Эльвира. Ей вечно не хватало терпения просто дождаться, когда я смогу подойти к двери.

— Сейчас, — проворчала я.

Открыв дверь, впустила ее и сразу сообщила:

— А времени у меня нет. Только на одну чашку кофе.

— Ну и ладно, — невозмутимо ответила Эльвира, — не настаиваю на обществе. Просто замерзла — там холодно. А ключи от квартиры я, конечно же, забыла. Сейчас позвоню папочке, он пришлет кого-нибудь… А пока у тебя потусуюсь, ладно?

— Замечательно, — обрадовалась я. — Ничего не имела бы против, если б ты проторчала тут до моего прихода. И вообще осталась ночевать.

— Я с удовольствием, — не стала лицемерить моя эксцентричная подруга. — Потому что, если честно, предки мне порядочно надоели. Я даже вынашиваю план выйти замуж за какого-нибудь отдаленного иностранца, чтобы они отстали от меня навечно. Вот только колеблюсь, кому отдать предпочтение — африканцу из племени людоедов, чтобы мамаша не тащилась в джунгли, справедливо опасаясь, что ее сожрут, или наоборот — выйти замуж за чукчу, чтобы оба моих предка испугались морозов.

— Надо же, — вздохнула я. — А мне вот моей мамашки не хватает.

— Это потому, что ты ведешь неправильный образ жизни. Вместо того чтобы предаться развлечениям…

— Сомнительным? — поинтересовалась я.

— Можно и сомнительным, — кивнула Эльвира. — Смотря что тебе интересно. Так вот, вместо того чтобы развлекаться на полную катушку, ты бегаешь за преступным элементом и неверными женами. Естественно, когда ты появляешься дома, что бывает крайне редко, тебе хочется заботы и участия. Хотя опять же, призвала бы Пенса! И жили бы вы душа в душу. И никакая мамочка не была бы нужна тебе, бедной моей малышке! Ладно, давай свой кофе и препоручай мне заботы о жилище. А то ты явно смотришь на дверь… Кстати, там у вас неподалеку какого-то парня застрелили. Вот кошмар, правда? Я буду тут рисковать жизнью! И все это ради тебя и твоего попугая.

— Подожди, — попросила я. — Какого парня? Где и когда?

— Ночью, кажется, — пожала Эльвира плечами. — Бабки там переваривают это происшествие, прибавляя что-то от себя. Так что не знаю, как это было на самом деле. Но утром его обнаружила дворничиха, бедненького… А что это ты так растерялась? Признавайся, подлая, не твоих ли рук это дело?

— Как он выглядел? — спросила я. — В черной шапочке и кожаной куртке с меховым воротником? Такой коренастый и крутолобый?

— Уж наверное, — махнула рукой Эльвира. — Кто ж еще в разборках перестреливается? Я его не видела. А откуда ты знаешь, как он выглядел? Неужели, Данич, это ты его замочила?

Мне было вовсе не до смеха, я постаралась успокоиться. В конце концов, это ведь может быть и не Нещадов.

— Бабки говорят, ему прямо между глаз выстрелили, — разбила мои иллюзии безжалостная Эльвира. — Прикидываешь, какой эффект?

В тот момент я поняла, что значит медленно оседать. Со мной именно это и произошло. Я просто-напросто сползла на стул и застыла, глядя на Эльвиру. Эльвира причем стала какой-то туманной, как фантастическое видение. Или у меня со зрением не все в порядке?

— Между… глаз? — еще пытаясь сопротивляться очевидному факту, пробормотала я.

— Да что с тобой, Сашка? — вытаращилась Эльвира. — Это что, твой знакомый?

— Еще не знаю, — помотала я головой. — Но вполне может оказаться знакомым… Господи, что ж это за маньяк такой? И где его нашли?

— Маньяка? — переспросила Эльвира.

— Да нет, парня!

— Рядом со школой, — сказала Эльвира. — В переходе. Он на ступеньках лежал. Но я же ничего не знаю, это у бабок надо спрашивать.

— Черт. Если это Нещадов, я уже вообще ничего не понимаю!

— Может быть, его Пенс убил? Из ревности? Если он так поздно шел от тебя, то несчастный Пенс мог подумать все, что угодно, — констатировала подруга. — Вот, подумал он, идет любовник от моей Александрины. И пальнул, недолго думая…

Особенность Эльвириного характера заключалась в ее полнейшей неспособности отнестись к чему-то серьезно. Она принадлежала к той породе людей, которые даже к собственной смерти отнесутся с долей иронии, что уж говорить о других.