Разговоры Пушкина - Борис Львович Модзалевский

(мы смотрели карту постепенного распространения России, составленную Бутурлиным]). Ваше место Азия; там совершите вы достойный подвиг сивилизации… etc.

Пушкин. Дневник. Запись от 30 ноября 1833 г.

Конец года.

В театре.

…Мы повстречали некоего X., тогдашнего модного писателя. Он был человек чрезвычайно надутый и заносчивый… Он отнесся ко мне довольно благосклонно и пригласил меня в тот же вечер к себе… Действие кончилось, занавес опустился; Пушкин опять обернулся к нам.

"Александр Сергеевич, сегодня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться у Х.", говорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему голосу равнодушный вид, "что вот, дескать, к каким тузам мы ездим".

Пушкин посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием.

"Нет, — отрывисто сказал он мне: — с тех пор, как я женат, я в такие дома не езжу!"

Гр. В. А. Соллогуб[347]. Воспоминания, СПб. 1887, стр. 117.

Конец 1833 г. — начало 1834 г.

Будучи в Петербурге, я посетил одного литератора и застал у него Пушкина. Поэт читал ему свою балладу "Будрыс и его сыновья"[348]. Хозяин чрезвычайно хвалил этот прекрасный перевод. "Я принимаю похвалу вашу, — сказал Пушкин, — за простой комплимент. Я недоволен этими стихами. Тут есть многие недостатки". — Например? — "Например, полячка младая". — Так что ж? — "Это небрежность, надобно было сказать молодая, но я поленился переделать три стиха для одного слова". Но хозяин утверждал, что это прекрасно. Пушкин никак с ним не соглашался и ушел, уверяя, что все подобные отступления от настоящего русского языка "лежат у него на совести".

О. И. Сенковский[349]. Собрание сочинений, СПб. 1859, т. VIII, стр. 233.

После 1833 г.

Пушкин ввел в обычай, обращаясь с царственными лицами, употреблять просто одно слово: государь. Когда наследник[350] заметил ему, что он не государь, Пушкин отвечал: "Вы г[осударь] наследник, а отец ваш г[осударь] император".

П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. Бартенев, стр. 32.

В 1833 или 1834 году после обеда у моего отца много ораторствовал старый приятель Пушкина, генерал Раевский, сколько помнится Николай, человек вовсе отцу моему не близкий и редкий гость в Петербурге. Пушкин с заметным нетерпением возражал Раевскому; выведенный как будто из терпения, чтобы положить конец разговору, Пушкин сказал Раевскому:

"На что Вяземский снисходительный человек, а и он говорит, что ты невыносимо тяжел".

Кн. П. П. Вяземский. Сочинения, стр. 543, и РА 1884, кн. II, стр. 426.

Ср. П. Бартенев. Пушкин, т. II, М. 1885, стр. 58.

Вот его подлинные слова: "Il n'y a qu'une seule bonne societe, — c'est la bonne" [Только одно общество и хорошо — хорошее общество].

Гр. В. А. Соллогуб. Пережитые дни. "Русский Мир" 1874, № 117.— Ср. PC 1880, № 6, стр. 324.

Москва.

В первое свое посещение Пушкин довольно долго просидел у нас и почти все время говорил со мной одной. Когда он уходил, мой жених, с улыбкой кивая на меня, спросил его:

"Ну, что, позволяешь на ней жениться?"

"Не позволяю, а приказываю!" ответил Пушкин.

В. А. Нащокина. Воспоминания о Пушкине и Гоголе. Иллюстр. прил. к "Нов. Времени" 1898, № 8115, стр. 6.

1834 г., 1 января.

Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством? Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным — а по мне, хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике.

Пушкин. Дневник. Запись от 1 января 1834 г.[351]

1–3 января.

… Пушкин тотчас после этого [т.-е. пожалования в камер-юнкеры. Ред.] заперся у себя дома и ни за что не хотел ехать во дворец. "Я всячески, — говорил [Н. М.] Смирнов, — доказывал ему всю неприличность его поведенияа.

"Не упрашивайте, — отвечал Пушкин, — у меня и такого мундира нет".

Я. П. Полонский (со слов Н. М. Смирнова). Кое-что об А. С. Пушкине. "Космополис" 1898, № 9, стр. 200.

После 3 января.

Многие его обвиняли в том, будто он домогался камер-юнкерства[352]. Говоря об этом, он сказал Нащокину, что мог ли он добиваться, когда три года до этого сам Бенкендорф предлагал ему камергера, желая его ближе иметь к себе, но он отказался, заметив: "Вы хотите, чтоб меня так же упрекали, как Вольтера[353]" — "Мне не камер-юнкерство дорого, — говорил он Нащокину, — дорого то, что на всех балах один царь да я ходим в сапогах, тогда как старики вельможи в лентах и в мундирах"…

П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. Бартенев, 43.

6 января.

Великий кн[язь][354] намедни поздравил меня в театре, "Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили".

Пушкин. Дневник. Запись от 7 января 1834 г.

Март.

Один из участников горестного события 11 марта 1801 года [т. е. убийства императора Павла I], Яков Федорович Скарятин[355] имел вход ко двору и даже на вечера в Аничков дворец. Однажды, в один из этих вечеров, разговаривал он с В. А. Жуковским. Подошедший Пушкин услышал, как Жуковский расспрашивал Скарятина о кончине императора Павла. Входят в залу Николай Павлович и Бенкендорф. "Ну, что, — сказал Пушкин Жуковскому, — если бы государь узнал, что наставник его сына так любознателен?"[356]

Из записной книжки "Русского Архива". РА 1912, I, стр. 313.

Начало марта.

С.-Петербург.

Обстоятельства мои затруднились еще вот по какому случаю: На днях отец мой посылает за мною. Прихожу — нахожу его в слезах, мать в постеле — весь дом в ужасном беспокойстве. "Что такое?" — Имение описывают. — "Надо скорее заплатить долг". — Уж долг заплачен. Вот и письмо управителя. — "О чем же горе?" — Жить нечем до октября — "Поезжайте в деревню". — Не с чем. — Что делать? Надобно взять имение в руки, и отцу назначить содержание.

Пушкин П. В. Нащокину.

После марта.

Москва [у Нащокиных].

В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал поэта, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из зала в другую комнату, опасаясь, как бы тот не вздумал его убить[357]. Офицер проследовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. "Мне и совестно и неловко было, — говорил поэт, — и, однако, я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул".

В. А. Нащокина, Воспоминания о Пушкине и Гоголе, Иллюстр. прил. к "Новому Времени" 1898, № 8115, стр. 8.

2