Разговоры Пушкина - Борис Львович Модзалевский

уверяю по чести, — продолжал он, — что женщина, любившая самою страстною любовью, при такой же взаимной любви остается добродетельною; но были случаи, что эта же самая женщина, вовсе не любивши, как бы невольно со страхом исполняет все желания мужчины, даже до самоотвержения. Вот это-то и есть сила магнетизма".

"Вам, может быть, покажется удивительным, — начал опять Пушкин, — что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. В[севоложским][334] ходить по Невскому проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. "Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом в скором времени получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смертью… [пропуск в оригинале]". Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о гадальщице. Но, спустя недели две после этого предсказания и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при великом князе Константине Павловиче; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что цесаревич этого желает. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым, я в самом деле получил с почты письмо с деньгами и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл. Он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я не только не ожидал, но и забыл о нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен".

Пересматривая книги, он раскрыл сочинение одного казанского профессора; увидав в них прозу и стихи, он опять закрыл книгу и как бы с досадою сказал: "О, эта проза и стихи! Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой; признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернилы"… Он просидел у нас до часу и простился с нами, как со старыми знакомыми… сказавши при прощании: "Я никак не думал, чтобы минутное знакомство было причиною такого грустного прощания; но мы в Петербурге увидимся".

А. А. Фукс[335]. А. С. Пушкин а Казани. Прибавление к газ. "Казанские Губернские Ведомости" 1844, № 2[336].

8 сентября.

Лаишев.

Приезжий торопливо выпрыгнул из тарантаса, вбежал на небольшое крыльцо [станции] и закричал:

"Лошадей!.."

Заглянув в три комнатки и не найдя в них никого, нетерпеливо произнес:

"Где смотритель? Господин смотритель!.."

Выглянула заспанная фигурка лысого старичка в ситцевой рубашке, с пестрыми подтяжками на брюках…

"Чего изволите беспокоиться? Лошадей нет, и вам придется обождать часов пять…"

"Как нет лошадей? Давайте лошадей! Я не могу ждать. Мне время дорого!"

Старичок… хладнокровно прошамкал:

"Я вам доложил, что лошадей нет! ну и нет. Пожалуйте вашу подорожную".

Приезжий серьезно рассердился. Он нервно шарил в своих карманах, вынимал из них бумаги и обратно клал их. Наконец, он подал что-то старичку р спросил:

"Вы же кто будете? Где смотритель?"

Старичок, развертывая медленно бумагу, сказал:

"Я сам и есть смотритель… По ка-зен-ной на-доб-но-сти", прочитал протяжно он.

Далее почему-то внимание его обратилось на фамилию проезжавшего.

"Гм!.. Господин Пушкин!.. А позвольте вас спросить, вам не родственник будет именитый наш помещик, живущий за Камой, в Спасском уезде, его превосходительство господин Мусин-Пушкин?"

Приезжий, просматривая рассеянно почтовые правила, висевшие на стене, быстро повернулся на каблуке к смотрителю и внушительно продекламировал:

Я Пушкин, но не Мусин!

В стихах весьма искусен,

И крайне невоздержан,

Когда в пути задержан!

"Давайте лошадей! Или посылайте за почтмейстером!"

Старичок трусливо отступил к столу и, уже не заглядывая в подорожную проезжающего, он открыл окно и кому-то крикнул:

"Данило! Данило! Беги к почтмейстеру и городничему! Приезжий барин шумят! А кто они? Бог весть!"

"Как? Я-то бог весть кто? — раздался сзади смотрителя раздраженный голос. — Слушайте!"

И испуганному старичку, прижатому к своему столику, приезжий громко читал о том, что он едет по особому высочайшему повелению*в Оренбургский край для розыска материалов по Пугачевскому бунту и что все генерал-губернаторы и местные власти обязаны оказывать ему на месте остановок всякую помощь, содействие и беззамедлительное следование в дороге.

П. П. Суворов. Пушкин в Лаптеве, "Московские Ведомости" 1901, № 323, стр. 3.

18 сентября[337].

Оренбург.

"Генерал Пушкин изволил приехать", прокричал вошедший со двора мальчик…

Дверь отворилась, и на пороге показался довольно полный господин в дорожной шубе и укутанный шарфом.

Тотчас подбежали его раздевать. Все, видимо, обрадовались, всякий видел в нем как бы своего душевного, родного друга.

Какой-то вихрь, а не мальчишка, прокричал мне: "Дома барин".

"Дома, дома, — подхватил хозяин, — и просит дорогого гостя в кабинет. Здравствуй, здравствуй!"

"Здравствуй, трегубый" (у хозяина с детства верхняя губа делилась надвое).

"Только дайте ему, — проговорил "генерал", указывая на своего человека, — прежде распеленать своего младенца. А то мои бакенбарды останутся в шарфе".

При входе в зало опять посыпались приветы. Гость спросил умыться, но хозяин тотчас же предложил Александру Сергеевичу в баню, а потом чай.

"Согласен, если только недалеко баня; мне надоела езда", отвечал, потирая руки, гость.

"Так, значит, идем; двадцать шагов по коридору — и мы будем в теплушке…"

"Да как брат, К. Д.[338], у тебя славно здесь; даже андреем (ambree) пахнет, — заметил А. С. с улыбкою, почесываясь и поглядывая рассеянно по сторонам: — очень порядочно, здесь скорее гостиная, нежели баня..

Он стоял перед трюмо, правою рукою расправляя кудрявые волосы, а левой прикрываясь, так как был уже совершенно раздет. На это А[ртюхов] заметил, смеясь:

"А видел ли ты, А. С., свое сходство с Венерою Медицейской?"

Последний взглянул в зеркало, как бы для проверки сходства, и отвечал:

"Да, правда твоя. Только ты должен вообразить ее степенство, когда она была во второй половине своего интересного положения".

Н. П. Иванов[339]. Хивинская экспедиция, СПб. 1873, стр. 21–22.

В Оренбурге Пушкину захотелось сходить в баню. Я свел его в прекрасную баню к инженер-капитану Артюхову, добрейшему, умному, веселому и чрезвычайно забавному собеседнику. В предбаннике были картины охоты, любимой забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, круглолицый, голубоглазый, в