Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события - Роберт Шиллер

в своей изданной в 1978 году книге назвал этот период «Великой рецессией», проведя параллель между этими событиями и Великой депрессией.

• Период рецессии 1980–1982 годов, включающий в себя, по данным NBER два спада: короткий спад 1980 года и случившийся вскоре спад 1981–1982 годов. Его связывают с войной на Ближнем Востоке. Тогда эту рецессию также называли «великой» по аналогии с Великой депрессией (3).

• Рецессию 2007–2009 годов также назвали «Великой рецессией», опять же, проводя параллель между ней и Великой депрессией. Название получило поистине вирусную популярность, которая не ослабевает по сей день.

Эти рецессии и депрессии сами по себе являются нарративами, которые дают толчок развитию последующих событий. Хотя, говоря об экономических спадах, акцент, как правило, делают на последнем таком событии, а также упоминают о рекордном за всю историю экономическом спаде. В Соединенных Штатах и в большинстве стран мира таким рекордным спадом считается, разумеется, Великая депрессия.

Специалисты по экономической истории, пытаясь выявить причины рецессий и депрессий, обычно приводят перечень событий, происходивших на том же временном отрезке, что и экономический спад: банкротства банков, забастовки, конкретные решения правительства, открытия месторождений золота, неурожаи, события на фондовом рынке и т. д. Такие сведения могут быть полезны, однако наша задача сейчас состоит в изучении депрессий и рецессий с точки зрения наиболее популярных нарративов и их созвездий. Представить убедительные доказательства наличия причинно-следственной связи в данном случае мы не можем, поскольку рассматриваемые события слишком сложны и с ними связаны многочисленные нарративы. Тем не менее совокупное влияние нарративов на ход этих серьезных экономических событий едва ли можно считать лишь косвенным фактором.

В первую очередь мы попытаемся систематизировать и классифицировать некоторые ведущие экономические нарративы, а также их мутации, благодаря которым спустя время они вновь обрели популярность. Следующие главы этой части данной книги посвящены девяти многолетним экономическим нарративам, а также некоторым их мутациям и рецидивам. В наиболее современных проявлениях эти нарративы знакомы большинству читателей, однако те формы, в которых они были представлены прежде, мало кому известны:

1. Паника против доверия.

2. Бережливость против демонстративного потребления.

3. Золотой стандарт против биметаллизма.

4. Трудосберегающие машины и механизмы, приводящие к массовому сокращению рабочих мест.

5. Практически повсеместная замена людей средствами автоматизации и искусственным интеллектом.

6. Бурный рост и спады на рынке недвижимости.

7. Пузыри на фондовом рынке.

8. Бойкоты, спекулянты и нечестный бизнес.

9. Зарплатно-ценовая спираль и вред профсоюзов.

Дальше в книге будут представлены два противопоставляемых друг другу созвездия нарративов (например, бережливость в противовес демонстративному потреблению). Нарративы из этих пар подразумевают противоположные экономические действия и моральные суждения. В некоторых случаях одно созвездие нарративов может работать на подавление другого, а в других – на его усиление за счет противопоставления двух концепций.

Обращаю ваше внимание на то, что эти главы будут сгруппированы по тематике, а не по хронологии, поскольку конкретная тема может быть актуальна в разные исторические периоды, а не только в тот момент, когда она возникла впервые. Наша главная цель заключается в поиске среди этих нарративов общих тем. Это поможет нам в будущем распознавать и в целом предвидеть последствия воздействия экономических нарративов.

Глава 10

Паника против доверия

С начала XIX века на события в экономической сфере оказывала влияние масштабная категория нарративов, объединенных темой доверия: в их числе нарративы о доверии людей банковской системе, бизнесу, друг другу и экономике в целом.

В числе первых нарративов, объединенных темой доверия, были нарративы, связанные с событиями, именуемыми банковской паникой. То есть с тем, могут ли люди быть уверенными в том, что банки выполнят свои обещания. Речь в данном случае идет не только о честности банкиров и регуляторов банковской системы, но и о доверии к другим клиентам банка и уверенности, что они не станут одномоментно выводить все свои денежные средства. Один из экспертов «Мозгового треста» при президенте Франклине Рузвельте Рэймонд Моули изложил эту идею в форме простого нарратива:

«Депрессия в значительной степени связана с массовым изъятием вкладов из банков. Это кризис доверия. Люди в панике забирают свои деньги. Есть одна история, которую я люблю по этому поводу рассказывать. Когда я был мальчишкой, в моем родном городе один ирландец, работавший на карьере, пришел в банк и сказал: “Если мои деньги здесь, я их забирать не буду, но если их здесь нет, то я хочу их забрать”» (1).

Этот и другие нарративы о доверии помогают нам понять суть важнейших событий современной истории.

Для истории промышленно развитых экономик характерны несколько категорий нарративов о доверии. К первой относятся нарративы о финансовой панике, которые находят свое выражение в историях о банковских кризисах, имеющих психологическое обоснование. Вторая категория имеет дело с нарративами о деловом доверии, которые объясняют снижение экономической активности не столько финансовыми кризисами, сколько некоторым общим пессимистичным настроем и нежеланием расширять бизнес и нанимать работников. Третья категория – нарративы о потребительском доверии, которые объясняют снижение уровня продаж страхом отдельных потребителей и внезапным сокращением ими расходов, что может привести к рецессии. Рис. 10.1 отражает последовательность возникновения таких нарративов начиная с 1800 года. Все эти медленно распространяющиеся нарративы продемонстрировали пути развития длиной не в одну человеческую жизнь. Сначала возникала паника на финансовых рынках, следом появлялись нарративы о кризисе делового, а затем и потребительского доверия.

По мере распространения нарративов о возможных рисках потерь для бизнеса и снижении доверия потребителей уровень самоцензуры в отношении этой информации возрастает, что может вызвать панику. И в некоторых случаях действительно ее вызывает. Поскольку люди осознают, что и другие прибегают к самоцензуре, в поисках «правды» они все чаще пытаются найти «скрытый смысл» и «двойное дно» в публичных заявлениях.

Интерес общественности к идее, что события на финансовых рынках могут иметь психологическую подоплеку, возник в начале XIX века, возрос после паники 1857 года в преддверии Гражданской войны в США и продолжал расти на протяжении десятилетий.

По данным Google Ngrams, фраза «финансовая паника» достигает пика своей популярности к 1910 году, то есть спустя три года после знаменитой Банковской паники 1907 года. Эпидемия нарратива о финансовой панике стала частью растущего вместе с ним созвездия нарративов. Отдельные кризисные явления усиливались и ослабевали в рамках этого созвездия. В распространении чрезвычайно сильного нарратива о Банковской панике 1907 года был задействован выдающийся американский банкир того времени Дж. П. Морган, в связи с чем нарратив не терял своей популярности на протяжении нескольких десятилетий. На рис. 10.1 этот временной отрезок обозначен как период максимального внимания общественности к нарративу о финансовых паниках.

На рис. 10.2 отдельно указаны крупнейшие финансовые паники, случившиеся в США. К примеру, о панике 1857 года почти забыли спустя несколько лет. Позднее, во времена других финансовых паник, это событие упоминалось как часть соответствующего созвездия нарративов. Во время финансовой паники 1857 года в новостных сообщениях речь