Почти смешная история и другие истории для кино, театра - Эмиль Брагинский

— Теперь я буду знать, — широко улыбнулся Мешков, — что к женщинам надо подходить с рулеткой. Благо она у меня всегда с собой.

Он достал из кармана рулетку и потянул за металлический кончик…

Наконец на поле выбежали футболисты. Мешков оживился.

— Ну! — Мешков потер ладошкой о ладошку. — Скинемся по рублику? Будет интереснее глядеть.

— Скинемся! — охотно согласилась Иллария. — Обожаю скидываться, только что это значит?

— Вы за каких, за синих или за белых?

По полю бегали футболисты, одни в белых майках, другие — в синих.

— Я буду за белых! — сказала Иллария.

— Тогда я за синих!

— Тогда я тоже буду за синих!

— Да нет, вы будете за белых, — покрутил головой Мешков, — мы должны болеть за разные команды. Ваши забьют — я вам рубль. Мои забьют — вы мне рубль. Расчет после игры. Все понятно?

— Я уж не такая дура! — обиделась Иллария. — Только я запуталась — я за синих или я за белых?

— Вы за белых, белых.

— Я за белых, белых, — повторила Иллария.

Команда синих перешла в атаку, правый защитник прошел по краю, навесил мяч в штрафную площадку, синий нападающий упал, в падении ударил мяч головой, и мяч угодил в сетку ворот.

Мешков подпрыгнул на месте, потом вскочил и восторженно заорал. Иллария испуганно посмотрела на Мешкова.

Мешков плюхнулся обратно на скамейку, от бурной радости обнял Илларию и звонко поцеловал.

— Это вы меня за рубль целуете? — спросила Иллария.

Мешков ее не слышал. Он снова не отрываясь следил за игрой.

Синие продолжали атаковать, как вдруг совершенно неожиданно полузащитник белых перехватил мяч, через все поле сильным ударом передал его центрфорварду, тот рванулся вперед, сильно ударил — и мяч влетел в ворота.

Мешков в горести обхватил голову руками.

— Кажется, мои забили? — Иллария не была в этом уверена. — Я ведь болею за белых?

— Ваши, — сердито ответил Мешков.

Иллария внимательно поглядела на Мешкова, повернулась к нему, как бы раздумывая — обнять его или не надо…

Но в это время Мешков вскочил на ноги, захохотал и, веселясь, упал обратно на скамейку.

Иллария отважилась, наклонилась к Мешкову и осторожно клюнула его в щеку.

Мешков изумленно обернулся к Илларии:

— Вы что?

— Целуюсь, — разъяснила Иллария, — подражаю вам. Мои гол забили.

— Так ведь не было гола, судья его не засчитал.

— Как «не засчитал»? — возмутилась Иллария. — Почему? Вашим можно забивать, а моим нельзя?!

— А ваш нападающий бил из офсайта!

— Не было офсайта! — закричала Иллария. — Судья жулик. Его подкупили!

Мешков опешил:

— Откуда вы понимаете про офсайт?

— У меня два мальчика! — улыбнулась Иллария.

— Мороженое хотите? — предложил Мешков.

— Хочу! Давайте завтра снова пойдем на стадион. Вон на щите написано, завтра опять матч. Мне здесь определенно нравится.

— Не получится, сегодня я уезжаю. Двадцать один двенадцать. Дела закончил, и делать мне здесь больше нечего.

Мешков взял у разносчицы мороженое и протянул Илларии:

— Есть только это, стаканчики. За девятнадцать копеек.

Иллария оттолкнула руку Мешкова, встала и начала протискиваться к выходу.

— Вы куда? — ахнул Мешков. — До конца еще уйма игры.

Иллария остановилась в проходе и подождала Мешкова, который приближался к ней с явно недовольным видом. Он шел, не глядя на Илларию, рискуя наступить на чьи-то ноги, потому что его взгляд не отрывался от футбольного поля.

— Это хорошо, что вы смотрите в сторону, а не на меня, — сказала Иллария, — я, вероятнее всего, должна сообщить вам, Виктор Михайлович, что влюбилась в вас!

Мешков замер, боясь пошевелиться.

— Возможно, — продолжала Иллария, — это случилось еще на перроне…

Когда Мешков заставил себя обернуться и случившееся несчастье было написано у него на лице, он увидел Илларию, которая уже уходила со стадиона. Мешков сунул мороженое первому попавшемуся мальчишке и кинулся догонять.

Он поравнялся с Илларией, когда она уже подходила к трамвайной остановке. Не зная, как себя вести и абсолютно не представляя, что надо говорить, Мешков не нашел ничего лучшего, как только сказать в растерянности:

— Конечно… спасибо…

— Ешьте на здоровье. Между прочим, я сделала для вас прическу, а вы даже не заметили.

— Разве?… Я думал, всегда так было…

На кругу стоял трамвай. Иллария полезла в пустой задний вагон и осталась на площадке.

— Это уже традиция. Мы все время едем на площадке, как школьники.

— Тогда уж давайте не платить за билеты! — предложил Мешков.

— А вы не мучайтесь, — печально улыбнулась Иллария. — Я вижу, вы мучаетесь и не знаете, что мне сказать. Вы делайте вид, будто ничего не произошло. Мои слова не накладывают на вас никаких обязательств. Вы вообще можете вернуться на стадион, я сама доеду!

Трамвай тронулся с места, зазвенел, задребезжал. Некоторое время оба молчали, потом заговорил Мешков:

— Иллария Павловна, я вечно мотаюсь по всяким командировкам. Я почти не бываю дома, я живу в самолетах, поездах, гостиницах. Я езжу со стройки на стройку. И везде меня не любят, потому что инженеров по технике безопасности нельзя любить. Они ко всему вяжутся, и от них одни неприятности.

— Перестаньте оправдываться, — перебила Иллария. — Я вас информировала, и все!

— Я не оправдываюсь, я объясняю, — повысил голос Мешков. — Какая бы вы ни были замечательная, я все равно не гожусь для романа. Мне ровно пятьдесят! Я, в конце концов, стар!..

— Не кричите на меня! — осадила Мешкова Иллария, а затем подвинулась к нему и сказала не без едкости: — Вовсе не нужно, чтобы все пассажиры слышали, что вы старый и не годитесь для романа. Нашли чем хвастаться!..

Когда Иллария вернулась к себе в номер, то увидела Таисию Павловну, которая сидела на кровати, подобрав под себя ноги, взглядом впершись в этюды, расставленные на раскладушке у противоположной стены.

— Явилась, — сердито сказала сестра, — все-таки пришла! Большое тебе спасибо. Я тут с ума схожу, может, уже сошла!

— Я была на стадионе с Виктором Михайловичем.

— А зачем ты ходила на стадион?

— Болеть за белых, тебе этого не понять.

Таисия отвлеклась от живописи и испытующе взглянула на сестру.

— Он к тебе пристает?

— Нет, это я к нему пристаю! — гордо сообщила Иллария. — Он от меня на стенку лезет!

Таисия искренне заволновалась:

— Ты доверчивая, честная, тебя обмануть — пара пустяков! А он прожженный, опытный…

— Послушай, Тася, ты совсем обалдела со своей прекрасной живописью! Это я за ним бегаю, а он от меня увертывается.

Таисия Павловна слезла с кровати и сунула ноги в туфли.

— Как ты далека от реальной жизни, это хитрый ход, это он тебя заманивает!

Иллария покраснела от возмущения:

— Ты стала похожа на моего начальника. Он тоже слушает только самого себя!

— С этим прохиндеем Мешковым я поговорю! — И прежде чем Иллария успела опомниться, сестра уже выскочила за дверь, и было слышно, как в замке повернулся ключ.

Иллария дернула дверь: заперто. И в бешенстве забарабанила по ней кулаками.

Таисия Павловна шла по коридору крупным мужским шагом, и, когда ей повстречался солидный дядя с изрядным брюшком, тянувший килограммов под сто, Таисия Павловна, не замедляя движения, выкинула вперед руку и отодвинула дядю в сторону, как манекен.

Мужчина, которого оттолкнули, удивленно обернулся:

— Ну и ну!

— А вы уступайте дорогу женщине! — Таисия Павловна уже стучала в номер триста восьмой.

Едва прозвучало: «Войдите», как она ворвалась внутрь и сразу начала на высокой ноте:

— Оставьте в покое мою сестру! Вам нужна гостиничная интрижка, приключение в командировке! Ищите другой объект!

Мешков весь будто ощетинился:

— Ишь как вы о себе заботитесь! Очень вы себя уважаете, себя и свои удобства.

— Что вы несете? — вспыхнула Таисия Павловна.

— Думаете, я не помню, как Иллария волокла чемодан, а вы налегке шли? Здесь ваши шмотки таскает, а дома ваших детей стережет. Боитесь лишиться домработницы!

— Да вы негодяй!

Таисия Павловна подскочила к Мешкову, явно намереваясь влепить ему пощечину, но Мешков ловко схватил ее за руки, завел руки за спину, под локотки поднял художницу в воздух, вынес в коридор, ногой открыв дверь, и сразу наткнулся на солидную пару пенсионного возраста. Оба замерли от удивления.

— Эта дамочка, — сказал Мешков, — ошиблась номером!

Он поставил Таисию Павловну на пол и быстро вернулся к себе, не забыв запереть дверь.

— Я всегда говорила, — нахмурилась жена пенсионера, — что гостиница — это гнездо разврата. Вова, пойдем и не смотри на нее!