Белая лошадь, черные ночи - Иви Марсо

думая о том, насколько мала вероятность случайно встретить его здесь ― хотя, возможно, это не так уж странно, учитывая тип путешественников, которых привлекает Блэкуотер. Мы с Фольком вместе обучались в армии Золотой Стражи. Оба бастарды по рождению, нам дали одну фамилию ― Блейдборн, чтобы как-то обозначить, и он до сих пор ее носит. После того как он был ранен в одной из стычек, семья Валверэй освободила его от службы из-за поврежденной ноги. Но человеку нужно есть, поэтому Фольк стал наемным шпионом для тех, кто платит.

― Ты уж прости, что я не встаю, ― шутит Фольк, похлопывая себя по больной ноге. Его трость прислонена к стене.

Я опускаюсь на свободное место напротив него и сжимаю его руку в знак приветствия. Его хватка крепка, как никогда.

― Ты здесь остановился?

― Да. А что тебя привело в эту дыру, а? Насколько я слышал, ты оставил эту жизнь позади. Ушел на покой.

― Да. Оставил. Насколько это вообще возможно. ― Я бросаю взгляд в сторону лестницы ― мне нужно не пропустить слуг, которые должны подняться с водой для ванны Сабины, чтобы я мог отпереть дверь.

― Я выпью за это. ― Он поднимает свой бокал, замечает, что мне нечего пить, и пытается позвать кого-то, но я качаю головой.

― В данный момент я не могу составить тебе компанию, старина. К сожалению. У меня неотложные дела. ― Я снова бросаю взгляд в сторону лестницы.

Его темные глаза лукаво блестят.

― Уж не связано ли это с голой красоткой, о которой все говорят, а? Судя по сплетням, я спустился из своей комнаты слишком поздно, чтобы рассмотреть ее.

Я упираюсь кулаками в стол, сгорбившись над свечой, и скрежещу зубами при мысли о похотливых фантазиях каждого мужчины в Блэкуотере, связанных с Сабиной.

Фольк смеется.

― Полегче, здоровяк. Значит, речь идет о девушке. Кто она?

― Невеста Райана.

― Черт. ― Он одним махом допивает остатки эля, затем вытирает рот рукавом и наклоняется ко мне через стол. ― Ты в полной жопе, да, Вульф?

― С чего ты это взял? Потому что я здесь с твоей уродливой задницей?

― Потому что мужчина не вздрагивает при одном только упоминании о женщине, если он не заинтересован в том, чтобы трахнуть ее.

Я подавляю легкую дрожь в руках, не желая, чтобы Фольк знал, как близок он к истине. Однако зоркие глаза Фолька все равно все замечают. В конце концов, он шпион, обученный улавливать все детали. Он тяжело и покорно вздыхает, от чего пламя свечи колеблется. В его голосе звучит жалость.

― Значит, все еще хуже, да? Это больше, чем похоть.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я облажался, когда поцеловал Сабину, это правда, но это был просто эффект от того, что я несколько недель обходился без секса и у меня на коленях сидела красивая девушка. Это не было чем-то большим. Это не может быть чем-то большим.

― Ты любишь ее? ― Фольк спрашивает нехарактерно мягким тоном, словно моя любовь к Сабине была бы самой ужасной и самой прекрасной вещью на свете.

― Конечно, нет. Не будь смешным. Она принадлежит Райану.

Фольк поднимает руки ладонями вверх, пожимая плечами, как бы говоря, что эти две вещи не являются взаимоисключающими. Она может принадлежать Райану, а я могу быть в нее влюблен.

Что является полнейшей чушью.

Я встаю, отодвигая стул на несколько дюймов назад, и ухмыляюсь Фольку, пытаясь скрыть, как сильно колотится мое сердце. Я говорю ему:

― Рад был тебя видеть, Фольк, хоть ты и выглядишь сейчас как старик. ― Но прежде чем отвернуться, я делаю паузу. ― Что привело тебя в город? ― Хотя в моем тоне не слышно напряжения, мы оба знаем истинную природу его работы, и будет удивительно, если никто не погибнет, пока он в городе.

Его карие глаза отражают огонь свечи. Он барабанит костяшками пальцев по столу. Рат-а-тат. Рат-а-тат. На секунду я чувствую уверенность, что он заговорит о волканских налетчиках. Я не могу первым заговорить об этом. Я буду похож на сумасшедшего, если начну рассказывать о пробудившихся золотых когтях и волканских бандитах, которые перебрались через стену после пятисот лет изоляции. Фанатичных уличных проповедников, утверждающих, что спящие боги скоро проснутся, хватает, и мне не нужно пополнять их ряды. Кроме того, люди веками пророчат их пробуждение.

И что же произошло? Да ни черта, вот что.

И все же мой пульс стучит, как мучительные звуки капающей воды, пока я жду его ответа.

Он наклоняется вперед над свечой, внимательно осматривая общий зал в поисках подслушивающих, но мы одни, если не считать старика в углу.

― Дела, которые касаются Старого Короса.

― Старого Короса? Ты работаешь на короля Йорууна?

Он медлит с ответом.

― Я работаю на королевских советников. Здоровье короля… ухудшается. — Его глаза смотрят на меня с волнением. ― Они обеспокоены тем, что может произойти с троном после его смерти. Если он не назовет преемника, возникнет вакуум власти, и есть те, кто жаждет его заполнить.

Здоровье короля Йорууна ухудшается уже двадцать лет, но что-то в тоне Фолька заставляет меня подозревать, что конец действительно близок. Я спрашиваю:

― Кто?

― Я здесь, чтобы встретиться с бывшим священником, который утверждает, что Великий клирик замышляет превратить Астаньон в теократию6.

Я фыркаю.

― Гребаные священники. Мы столкнулись с ними во время поездки. Пятеро из них, вооруженные, не смогли остановить голую девушку, ― они не смогут захватить королевство.

Фольк проводит ногтем большого пальца по нижней губе.

― Ну, если верить слухам, они не единственные, кто претендует на трон.

― Кто еще?

― Твой хозяин.

Я встряхиваю головой, чтобы прочистить уши, уверенный, что неверно его расслышал, даже с моими обостренными чувствами.

― Райан? ― Я провожу пальцами по волосам. ― Нет. Ты