Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

При виде дыма я первым делом подумал о Хэстене, и хотя, поразмыслив, счел это объяснение менее вероятным, все равно не мог до конца избавиться от подозрений.

— Других дымов нет, — заметил Финан, когда мы проделали половину своего недавнего пути.

Обычно, если армия мародеров следовала через страну, она поджигала каждую деревню, однако только один темный столб дыма поднимался к небу.

— И Лекелейд далеко от Восточной Англии, — продолжал Финан, — если этот пожар в Лекелейде.

— Верно, — буркнул я.

Лекелейд был далеко от лагеря Хэстена в Бемфлеоте и так глубоко в стране саксов, что любая датская армия, двинувшись прямо на Лекелейд, подвергала бы себя опасности. Такой риск не имел смысла, поэтому и мне, и Финану хотелось верить, что причиной огня послужили просто случайная искра и сухая солома.

Пожар и в самом деле был в Лекелейде. Чтобы убедиться в этом, пришлось потратить немало времени, так как земля была плоской и деревья мешали обзору, но, как только мы приблизились настолько, что смогли увидеть поднимающийся дрожащий жар, у нас не осталось сомнений.

Мы ехали вдоль реки, но теперь я свернул в сторону, чтобы приблизиться к деревне с севера. Я считал, что именно туда станет отступать любой датчанин, и у нас будет шанс перехватить врага. Здравый смысл все еще говорил, что это должен быть обычный пожар, но мои инстинкты неприятно покалывали меня.

Мы добрались до северной дороги и увидели, что она перепахана копытами. Стояла сухая погода, поэтому отпечатки копыт не были четкими, но я с первого взгляда мог сказать, что отпечатки оставлены не лошадьми людей Алдхельма, который всего день назад по той же самой дороге приблизился к Лекелейду. Следов было слишком много, и те, что вели на север, по большей части перекрывали те, что вели на юг.

Значит, кто бы ни являлся в Лекелейд, он уже уехал прочь.

— Явились и ушли, — сказал отец Пирлиг.

Он был в рясе священника, но на его поясе висел длинный меч.

— Их было не меньше сотни, — сказал Финан, глядя на отпечатки копыт, рассыпавшиеся по обе стороны дороги.

Я посмотрел на север, но ничего не увидел.

Если бы налетевшие всадники все еще находились неподалеку, была бы видна висящая в воздухе пыль, но все вокруг было спокойным и зеленым.

— Давайте поглядим, что натворили ублюдки, — сказал я и повернул на юг.

Кто бы сюда ни являлся — а я не сомневался, что то были люди Хэстена, — их набег был быстрым. Я догадался, что они приблизились к Лекелейду в сумерках, сотворили все, что хотели, а на рассвете ушли. Они знали, что находятся опасно глубоко в сакской Мерсии, поэтому не медлили. Они ударили стремительно, и в этот самый миг торопились обратно, к более безопасным возвышенностям, в то время как мы ехали в сторону густеющего запаха древесного дыма. Древесного дыма и горящей плоти.

Монастырь исчез, верней, превратился в пылающий остов из дубовых балок, которые при нашем приближении наконец-то рухнули с оглушительным треском, заставившим попятиться моего скакуна. Угольки, кружась, летели вверх в огромном клубе раздуваемого ветром дыма.

— О, великий Боже, — сказала Этельфлэд, крестясь.

Она в ужасе смотрела на ту часть палисада, что пощадил огонь. Там, широко раскинув руки, висел маленький голый труп.

— Нет! — крикнула Этельфлэд и погнала лошадь сквозь горячий пепел, который ветер нес от огня.

— Вернись! — прокричал я, но Этельфлэд соскочила с седла и упала на колени перед трупом женщины.

То была Вербурх, аббатиса. Ее распяли на палисаде, проткнув руки и ноги большими черными гвоздями. Даже ее небольшой вес разорвал плоть, сухожилия и кости близ огромных гвоздей, так что раны тянулись вниз и ручейки сворачивающейся крови виднелись на ее жалко тонких руках.

Этельфлэд поцеловала босые ноги аббатисы.

Дочь Альфреда сопротивлялась, когда я попытался ее оттащить.

— Она была хорошей женщиной, Утред! — протестующе сказала она.

И тут разорванная правая рука сорвалась с гвоздя и труп наклонился; рука упала, ударив Этельфлэд по голове. Этельфлэд негромко вскрикнула, потом поймала изорванную окровавленную ладонь и поцеловала ее.

— Она благословила меня, Утред. Она была мертва и все равно меня благословила! Ты видел?

— Пойдем отсюда, — ласково сказал я.

— Она ко мне прикоснулась!

— Пойдем отсюда, — повторил я, и на сей раз Этельфлэд позволила оттащить себя от трупа, от жара огня, полыхавшего как раз за палисадом.

— Ее надо должным образом похоронить, — настаивала она. Потом попыталась высвободиться из моих рук, чтобы вернуться к трупу.

— Ее похоронят, — сказал я, удерживая Этельфлэд.

— Не дай ей сгореть! — сказала Этельфлэд сквозь слезы. — Она не должна испробовать огня преисподней, Утред! Позволь мне избавить ее от огня!

Вербурх была очень близко к топке, опалявшей дальнюю сторону палисада, и я знал, что палисад этот в любое мгновение вспыхнет.

Я оттолкнул Этельфлэд, шагнул обратно к Вербурх и стащил ее маленькое тело с оставшихся двух гвоздей. Едва я перекинул труп через плечо, как меня обволок темный дым. Я почувствовал, как жар внезапно ударил меня по спине, и понял — палисад охватило пламя. Но тело Вербурх было в безопасности.

Я положил ее лицом вниз на речном берегу, и Этельфлэд укрыла труп плащом.

Воины восточных саксов, получившие теперь подкрепление человек в сорок, смотрели на нас с разинутыми ртами с южного берега реки.

— Иисус, Патрик и Иосиф, — сказал Финан, приближаясь ко мне.

Он взглянул на Этельфлэд, которая стояла на коленях возле тела аббатисы, и я почувствовал — Финан не хочет, чтобы Этельфлэд слышала то, что он должен сказать. Поэтому я повел его вдоль реки к мельнице, которая тоже горела.

— Ублюдки раскопали могилу Алдхельма, — сказал Финан.

— В которую я его уложил, — ответил я. — И поэтому я должен беспокоиться насчет того, что они сотворили?

— Они изувечили его, — сердито сказал Финан. — Сняли всю одежду, кольчугу и изрезали труп. Когда мы его нашли, его ели свиньи.

Он перекрестился.

Я взглянул на деревню. Церковь, монастырь и мельница горели, но из домов подожгли только два, хотя, без сомнения, обыскали все подряд. Грабители торопились и сожгли самое ценное, но у них не хватило времени уничтожить весь Лекелейд.

— Хэстен — скверная тварь, — сказал я, — но изувечить труп и распять женщину? Это на него не похоже.

— То была Скади, господин, — сказал Финан.

Он поманил человека, одетого в короткую кольчугу, в шлеме с заржавленными шарнирами.

— Меня зовут Келворт, господин, — сказал этот человек. — И я служу олдермену Этелноту.

— Ты — один из часовых с другого берега реки?

— Да, господин.

— Мы перевезли его через реку на лодке, — объяснил Финан. — Теперь расскажи господину Утреду, что ты видел.

— То была женщина, господин, — нервно проговорил Келворт. — Высокая женщина с длинными черными волосами. Та самая женщина…

Он замолчал, потом решил, что больше ему нечего сказать.

— Продолжай, — велел я.

— Та самая женщина, которую я видел при Феарнхэмме, господин. После битвы.

— Встань, — велел я и спросил у Финана: — Кто-нибудь из местных жителей уцелел?

— Кое-кто, — безрадостно ответил тот.

— Несколько человек переплыли через реку, господин, — сказал Келворт.

— И все выжившие, — проговорил Финан, — рассказывают одно и то же.

— Скади? — спросил я.

Ирландец кивнул.

— Похоже, она возглавляла набег, господин.

— Хэстена тут не было?

— Если и был, господин, никто его не заметил.

— Все приказы отдавала женщина, господин, — сказал Келворт.

Я посмотрел на север, гадая, что происходит в остальной Мерсии. Я искал красноречивые столбы дыма, но не увидел ни одного. Этельфлэд подошла и встала рядом со мной, и я молча положил руку ей на плечо. Она не шевельнулась.

— Почему они сюда пришли? — спросил Финан.

— За мной, — горько проговорила Этельфлэд.

— Это разумно, моя госпожа, — сказал Финан.

В некотором роде так оно и было. Я не сомневался, что Хэстен посылал шпионов в Мерсию. Шпионы были торговцами или бродягами — кем угодно, у кого есть причины путешествовать, и они рассказали ему, что Этельфлэд — пленница в Лекелейде. А она наверняка могла стать полезным и весомым заложником. Но зачем посылать Скади, чтобы ее схватить?

Мне подумалось, хотя я не сказал этого вслух: куда более вероятно, что Скади явилась за моими детьми. Шпионы Хэстена выяснили, что с Этельфлэд трое детей, а Скади теперь ненавидела меня. А когда Скади ненавидит, никакая жестокость не утолит ее жажды мести. Я понял, что мои подозрения верны, и содрогнулся.