Учебник рисования - Максим Кантор

— Возглавляет мошенников он? — Комбинация Потрошилова ускользала от понимания министра; ясно было одно: игра идет крупная. — Но зачем ему?

— Я объясню вам, зачем, — сказал барон фон Майзель, — Общеизвестно, что он метит в президенты России. Ему мало бизнеса — решил привлечь на свою сторону культуру! Зарабатывает общественный авторитет, мошенник!

— Непонятно, как подделки ему помогут.

— Я давно замечал, — сказал фон Майзель. — что политические амбиции Дупеля — мыльный пузырь! Но чем надут этот пузырь? Что внутри пузыря, как по-вашему?

— Деньги? — Ответ был очевиден для Ситного.

— Нет, фальшивые идеалы! Михаил Дупель собрал вокруг себя группу так называемых идеологов — искусствоведы, философы, политики, так они себя называют.

— Время такое, что авантюристы плодятся.

— Совершенно согласен. Авантюрные проекты Тушинского, махинации некоей Кранц и некоей Стерн — вот что наполняет пузырь Дупеля. Эта Кранц, — с досадой сказал барон фон Майзель, — сумела вызвать у меня доверие. Как я ошибся! Не более чем пешка в руках опытного интригана! Создание фальшивого авангардного искусства лишь часть политической программы.

— Признаюсь, я не ждал такого.

— Господин министр, я много сделал для вашей страны, — сказал барон фон Майзель, вложивший в русский проект несколько сот миллионов и получивший взамен три миллиарда, — теперь я спрашиваю Россию: если ваше искусство — подделка, то чего стоят акции нефтяных концернов? После разговора с Потрошиловым я связался с друзьями у вас в правительстве — с господином Басмановым и господином Луговым. Худшие опасения подтвердились. Под прикрытием вашего ведомства происходит следующее: создается фальшивая история авангарда, и она, в свою очередь, способствует росту фальшивого политического авторитета.

— Жаль интеллигентов, втянутых в циничную акцию, — сказал министр. Как-никак, он отвечал за свое ведомство.

— Партия прорыва! На рынок рвутся, канальи, — сказал фон Майзель с горькой иронией.

— Русская интеллигенция, — сказал министр культуры с достоинством, — не исчерпывается Розой Кранц и Голдой Стерн.

— Я не утратил веры в интеллигенцию, господин министр. В бизнесе, скажу прямо — порой сталкиваешься с моральной нечистоплотностью. Попадая на территорию искусства, я очищаюсь. Смотрю на прекрасное, — барон воззрился на черный квадрат, откинув голову и прикрыв глаза, — и нравственно преображаюсь. — Тут барон вспомнил, что глядит на подделку, отвернулся от фальшивого квадрата и продолжал: — Разумеется, когда произведение подлинное.

— Как я вас понимаю, — и министр стал рассказывать о своей любви к искусству.

IV

В тот самый момент, когда министр Ситный уже полагал, что тема беседы исчерпана, виновники определены и будут наказаны, а злосчастный квадрат можно будет публично уничтожить, в другой части города — в Центральном Университете Современного Искусства и Мейнстримного Авангарда (ЦУСИМА) Леонид Голенищев предлагал посетителю маленькую картину с черным квадратом посередине.

— Работу кисти видите? — спрашивал Голенищев, а гость, склонив голову к плечу, придирчиво осматривал черное пятно на холсте.

— Настоящий? — интересовался гость и трогал квадрат рукой. — Недавно отправлял я депутатский запрос по поводу подделок. Есть у нас проходимцы.

— Не надо спрашивать. Все поймете сами. Отойдите, посмотрите издалека, дайте произведению подействовать. Сила авангардного искусства в том, что оно проникает глубоко в подсознание, захватывает вас целиком. Вы можете даже не смотреть на него, но влияние будет ощутимо. Чувствуете?

— Пожалуй, да, — говорил гость.

— Еще минуту. Дайте произведению впитаться в вашу нервную систему. Квадрат вибрирует, дышит. Это живое существо. Это — само искусство. Ну как, чувствуете?

— Теперь чувствую. — Волнение охватило гостя.

— Сегодня всякий, — сказал Голенищев, — может заявить: и я так могу! Но когда чувствуешь эманацию энергии — понимаешь, что повторить волшебство невозможно! Вслушайтесь в эту внутреннюю музыку! Здесь вся история моей страны, ее надежд, ее утопии!

— Сколько? — спросил гость. — Мой принцип: наличными.

— Продаю, собственно, не я, — с достоинством сказал Голенищев, — я государственное лицо и не имею дела с коммерцией. У меня даже счета в банке нет. Зачем?

— Действительно, зачем, — подхватил гость, депутат Середавкин, — зачем иметь счета в российских банках? Уверяю вас, можно найти альтернативные формы оплаты. Я сам, — заметил депутат, — не собираюсь держать квадрат здесь. Криминогенная зона, неуважение к личности! У меня есть место в ближнем зарубежье. — Словосочетание «ближнее зарубежье» звучало неопределенно и скромно, мог подразумеваться Минск или Ташкент. Середавкин имел в виду атлантическое побережье Португалии.

V

Основной характерологической чертой барона была та, что он никогда не считал тему исчерпанной, пока прибыль не была получена. Ситный полагал, что дело о квадрате закрыто, барон был иного мнения.

— Требую расследования, — сообщил барон. — Вы обязаны подать иск в суд! Я дойду до высших инстанций, предупреждаю! Теперь известно, как они устраивают свои дела.

— Потрошилов рассказал?

— Изучил вопрос до тонкости. У них — представляете! — открыты номерные счета в швейцарских банках!

— Не может быть!

— Потрошилов назвал некоторые номера. Скажите, что, по-вашему, вот это? — и барон бегло проговорил длинный перечень цифр. Память финансиста помогла воспроизвести число с дробями.

— И что это значит? — спросил Ситный, хотя отлично знал, что это кодовое обозначение его собственного счета.

— Секретный счет одного проходимца, — сообщил барон, который являлся владельцем по меньшей мере десяти таких номерных счетов. — Вот что творится у вас за спиной! И это еще пустяки!

— Как, это не все?

— Разумеется, не все! Откуда, по-вашему, берутся деньги на этих счетах? Какой вы наивный человек! — Ситный потупился, чтобы его наивность так не бросалась собеседнику в глаза. — Бандиты изобретательны, господин министр! Находят старых коллекционеров, обманом изымают у них подлинники, на рынок выбрасывают подделки, а подлинники тайно продают в американские коллекции. Заказывают низкопробным мазилам подделки, выдают их за неизвестные полотна авангардистов и продают! Эта мазня висит у меня в замке! Они тайком распродают коллекции государственных музеев и вешают на стены музеев взамен оригиналов копии — вот такие, как эта. — Барон указал на злосчастный квадрат. — Я пришел, чтобы сказать горькую правду! Ваш авангард — не подлинный, господа! Этого авангарда никогда и не было!

— Русского авангарда не было?

— Авангарда не было, — сказал барон, — это все Кранц с Дупелем нарисовали!

— Быть не может!

— Увы, так. Роза Кранц и Голда Стерн — под руководством мошенника Дупеля — создали нездоровый ажиотаж вокруг фальшивой истории. Галерея некоего Сосковца — вот рассадник! А ведь я с его отцом рыбу ел!

— Он не Сосковец, — сказал Ситный, — он Поставец.

— Несосковец! Я заметил, что он поменял фамилию! Ловко, нечего сказать! Однако существует закон! Когда я покупаю эту вещь, я покупаю труд, — вы согласны?

— Возразить нечего, — сказал министр, который хорошо знал, что сляпать подобную картинку можно за двадцать минут. Но за двадцать минут можно такие соглашения провернуть — ахнешь!

— Значит, деньги, которые я зарабатываю тяжелым трудом, — сказал барон, чья работа состояла в том, чтобы иногда подписывать финансовые отчеты, — я отдаю за то, в чем вовсе нет труда! Полагаю, я должен получить компенсацию, не так ли? И я знаю, откуда мне ее получить!

— Откуда же? — сказал Аркадий Владленович, и тяжелое чувство возникло у него в животе, как бывает, если по долгу службы съешь три обеда подряд.

— А с того самого секретного счета одного проходимца. Найдут, не сомневайтесь! Но я не остановлюсь на этом! Требую возместить мне и деньги, и картины. Господин Потрошилов найдет подлинники.

— Уверен, — сказал Ситный, — он отыщет шедевры. — Сквозь прочие чувства пробилось восхищение работой коллеги. Ай да Потрошилов. Впрочем, это фамильное. Знаменитый маршал Варлам Потрошилов, тот самый, что во время атаки немцев на Крым улетел на личном самолете купаться и бросил армию, умудрился за свои действия получить орден Героя Советского Союза. Внук не отстал.

— Луговой лично займется моим делом. Как оказалось, правительство давно присматривается к деятельности Дупеля — мошенник будет наказан! Однако помимо политики есть еще и искусство!

VI

— Помимо политики есть искусство! — сказал Оскар Штрассер, водрузив наконец картину с квадратом на мольберт. — Банкир Щукин стоит вне политики, он прежде всего меценат!