Учебник рисования - Максим Кантор

— Вы знаете, — осведомился барон из-под ладоней, — сколько я сделал для вашей страны? И это — благодарность?

Аркадий Владленович Ситный взволнованно походил вокруг холстика, на коем был накрашен черной краской квадрат. Он посмотрел на картину слева, поглядел справа, сделал рамочку из пальцев, посмотрел сквозь рамочку.

— А в чем ошибка? — осторожно спросил министр культуры. — Это очевидный квадрат, вне всяких сомнений — это квадрат. — Он наклонился над квадратом, поковырял краску пальцем. Черная краска, ничего особенного. — Черный квадрат, — удостоверил Ситный, — а что вы хотели? Абсолютно черный квадрат.

— Как бы не так, — сказал фон Майзель, — это не квадрат!

— Квадрат, — убежденно сказал Ситный, — я уверен на сто процентов!

— А я говорю — не квадрат!

— Давайте измерим, — любезно предложил министр культуры и полез в ящик письменного стола за линейкой, — держу пари, что все стороны равной длины.

Он принялся измерять стороны квадрата и шевелить губами, подсчитывая сантиметры.

— Не утруждайтесь — это подделка, — веско сказал барон, наблюдая из-под ладони за манипуляциями министра, — у подлинного квадрата стороны не равны.

— Как это — у квадрата стороны не равны? — поразился министр культуры, — именно у квадрата они и равны.

— У настоящего квадрата Малевича — стороны не равны, — сказал барон горько.

— Неужели?

— Да, в этом тайна Малевича, — сказал барон.

— Вот не знал, — восхитился министр, — вот, значит, в чем состоит магия этого полотна!

— Не этого, — сказал барон, — увы, не этого. Это — дешевая подделка.

— Как вы обнаружили? — спросил министр культуры. — Экспертиза?

— Специалисты в Женеве измеряли стороны квадрата.

Два серьезных немолодых мужчины с превеликим тщанием вглядывались в бессмысленную картину, сосредоточенно изучали квадрат.

— Вот, — сказал барон, — свидетельство швейцарских специалистов.

— Да, разве наши так могут, — сокрушенно сказал министр культуры. — Нам еще учиться и учиться.

— У вас в России не изжито варварство, — заметил фон Майзель.

— Вы правы, барон, — тактично ответил министр культуры, — варварство — наш бич.

— Мне раскрыли глаза, — сказал барон, — и я обратился к экспертам.

— Кто же вам рассказал правду?

— Есть один благородный человек у вас в министерстве.

— Кто он? — спросил министр с интересом.

— Личность с бескомпромиссными убеждениями.

— Все министерство, — сказал министр с тонкой улыбкой, выполненной при помощи толстых влажных губ, — состоит из подобных людей. Мы тщательно отбираем кадры. Итак, его имя?

— Его имя — господин Потрошилов.

— Ах, Потрошилов!

— Именно он. Потрошилов — непримиримый враг коррупции.

— Не сомневаюсь, — сказал министр, — этим он и славится.

— Он указал мне, откуда берутся фальшивые вещи.

— Источник известен? — полюбопытствовал министр.

— Я знаю все, — сказал барон, — господин Потрошилов открыл мне глаза.

— Неужели? — спросил министр, и лицо Потрошилова возникло перед внутренним взором Ситного; Аркадий Владленович внутренним оком изучил это лицо и сказал: — Он храбрый человек

— Такие люди, по моему глубокому убеждению, единственное, на что может надеяться ваша страна.

— О, — сказал министр культуры, — Потрошилов у нас буквально на вес золота.

— Искренне надеюсь, что ему воздастся по заслугам!

— О да! — сказал Ситный. — Я и сам надеюсь на это!

— Преступников несколько. Они, между прочим, занимают видные должности в обществе.

— Что вы говорите!

— Действует организованная шайка. В шайке есть главарь.

— Кто же он? — заинтересовался министр.

— Нити, — сказал барон, — тянутся к известному человеку.

— Быть не может, — сказал Ситный. Он действительно был поражен.

— Увы, так, — сказал барон. — Существует подпольная сеть, занимающаяся изготовлением произведений авангарда. Этот мерзкий квадрат — лишь звено в цепи преступлений! Вглядитесь пристальнее в эту гадость!

II

Так случилось, что одновременно с Ситным черный квадрат изучало еще несколько человек. На Пятой авеню, в помещении музея Гугенхайма, собрание искусствоведов, дирекция музея, лучшие люди города Нью-Йорка глядели на точно такой же квадрат. Склонив головы, чмокая губами, протирая стеклышки очков, чтобы не упустить деталей, всматривались капитаны художественной индустрии в черный квадрат великого мага — Казимира Малевича. Предъявлял произведение член правления музея, предприниматель и интеллектуал — дантист Оскар Штрассер. Он бережно держал полотно перед собой, поворачивая картину во все стороны, чтобы каждый мог насладиться игрой красок.

— Давно замечено, — говорил Оскар, — что квадрат не буквально черный. Использована вся гамма оттенков — от холодного черного к черному теплому, от бархатного лилового до глухой сажи.

— Что вы хотите — мастер колорита! — восхищались зрители.

— А тональные переходы!

— А свобода исполнения! Глядите, закрашено небрежно.

— Как будто бы небрежно, — поправляли знатоки, — такая небрежность дается нелегко.

— Свет, свет! Нужен дневной свет, так живопись заиграет!

Отдернули шторы — и словно заново увидели полотно. Многие даже отшатнулись — произведение ослепляло.

— Дар русского банкира Щукина, — пояснял Оскар тем, кто еще не знал новость. — Банкир Щукин вошел в правление музея Гугенхайма, пожертвовал шестьсот миллионов на развитие.

Мало кого из присутствующих цифра могла впечатлить. Ну, дал шестьсот миллионов, подумаешь. Приятно, конечно, но и цели ясны: хочет на вернисажах шампанское пить с Рокфеллером и алюминиевые акции пристроить. Однако сопутствующий дар — волновал. Теперь музей Гугенхайма по праву мог считаться самым значительным музеем мира — в нем и без того были представлены полоски Сэма Френсиса, дырки в холстах Ива Кляйна, объекты Лe Жикизду, не хватало лишь черного квадрата — но вот и он, черный квадрат! Свершилось! Директор музея, высокий дородный американец, любитель экстремальной езды на мотоциклах и глубоководного нырянья, был фанатиком русской культуры. Бабушка его родилась в Одессе, сам он дружил с ныне покойным поэтом Бродским, пил водку в ресторане «Самовар» и при слове «ГУЛАГ» делал скорбные жесты. Директору музея казалось, что он чувствует и понимает русскую культуру, поскольку ему нравились квадратики, нарисованные хуторянином польского происхождения Казимиром Малевичем, и загогулины, выполненные диким пролетарием Родченко. В разговоре с друзьями директор часто подчеркивал свои русские корни — и рассказ порой не уступал по занимательности описанию вояжа на Маврикий. Сегодня директор был взволнован, и слезы стояли в его глазах.

III

В отличие от директора американского музея, министр российской культуры не плакал — но был, безусловно, близок к истерике. Лишь многолетняя практика вранья и профессиональное самообладание удержали его от того, чтобы броситься вон из кабинета, смешаться с толпой, сесть на поезд, идущий к белорусской границе. Игра не проиграна, пока карты еще на столе, — вот первая заповедь всякого достойного министра культуры.

— Ни за что не поверю, — сказал Аркадий Владленович Ситный, и легкая дрожь прошла по лиловым щекам, словно рябь по морской глади.

— Здесь в Москве находится преступная сеть по производству фальшивого авангарда — коррумпированные чиновники!

— Известны их имена? — спросил Ситный, прикидывая, как далеко мог зайти Потрошилов.

— Доподлинно известны!

— Вы их назовете, надеюсь?

— Во главе этой сети стоит Михаил Дупель!

— Кто бы мог подумать! — воскликнул Ситный, ожидавший услышать другое имя.

— Мало ему, что ли? — сетовал барон, неприязненно глядя на равносторонний квадрат. — У него и нефть, и алмазы!

— Но вы знаете наверное, барон?

— Господин Потрошилов предъявил веские доказательства. Дупель организовал продажных искусствоведов, экспертов, директоров музеев. Подлинники они крадут, а подделки продают. Я сам, — сказал барон, страдая, — кормил их обедом.

— Подумайте, — ахнул Ситный, — они не отказались от обеда?

— Отказались? — Мука отразилась в чертах барона. — Бекасы по-флорентийски! Сент-Эстев восемьдесят второго года! Шесть бутылок!

— Какой цинизм! Дупель выпил шесть бутылок?

— Он хитер! Сам не пьет! Сидит в офисе — и дергает за ниточки! — сказал барон фон Майзель, которому претила мысль о том, что кто-то помимо него мог дергать за ниточки. — Дергает за ниточки, а подлые марионетки обманывают клиентов, пьют дорогое вино. Шесть бутылок, заметьте.

— Возглавляет мошенников он? — Комбинация Потрошилова ускользала от понимания министра; ясно было одно: игра идет крупная. — Но зачем ему?