О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

с сотоварищами в машину.

Когда на пару мигалок во дворе стало меньше, Ричард приблизился к Нине и проникновенно заглянул в глаза, как будто собирался что-то сказать. В лице его отсутствовала агрессия или обыденная надменность; оно было пронизано чудовищной усталостью. Но так и не решившись на слова, Ричард ушел в сторону гаража. Там можно было спрятаться от холода и ветра, но Нине не хватало духу войти: внутри пахло кровью и спиртом, а Грейсон услужливо латал Джеймса подручными инструментами с грехом пополам — картина не из приятных.

К концу пожара дело не шло, и смрадный воздух все еще обжигал легкие. На плечи упало прохудившееся одеяло, пахшее пылью и старостью.

— Ты никогда не задумывалась, почему из всех уголков мира Эстель жила здесь, в уединении? Почему все это время не выходила с тобой на связь?

Рядом села Агнес, обняв колени. Всполохи огня в ее янтарных глазах привораживали.

— Как будто для этого нужны особые причины, — Нина сложила руки на манер покойной тетушки.

Агнес закурила:

— Род проклят, — щелкнула зажигалка в ее руках. — И эта земля. Она не может оставаться без хозяина.

— И что это значит? — бесцветно спросила Нина, устав сопротивляться происходящей бесовщине.

— В Средние века культ дьявола так хотел встретиться с господином, что раскопал брешь между мирами. Среди поклонников появилась особая должность — проводники, которые направляли иных через земную границу и стерегли вход. Этими проводниками «свезло» стать…

— Стелманисам, — в голове отчего-то стояла фреска «Ангелом сраженный».

— Ага. Проводников привязало к обязанностям какой-то мощной клятвой. Раньше — это была честь, теперь — проклятье. Даже когда брешь с годами истончилась, оно сохранило силу: старший ребенок следующего поколения должен стать неотвязным хозяином холма, новым проводником.

— Любое проклятье имеет приписку мелким шрифтом.

— Не знаю, — покачала головой Агнес. — Выход должен быть в прекращении рода, — тетушка задумалась и выдохнула дым. — Эстель стала первой, кто всерьез хотел сбросить с семьи бремя клятв. Рассчитывала, что все закончится на нас. Твой отец и слышать ничего про это не хотел, поэтому ты — единственный представитель своего поколения, проводник после Эстель. Скверно вышло.

Агнес замолчала, дав время переварить услышанное. В голове выстраивались догадки:

— И раз уж нельзя покинуть дом, на этом можно было нажиться, верно? Отельный бизнес, — с иронией протянула Нина.

— Именно. Наша бабка связалась с мужчиной, который бил себя в грудь, что имеет коммерческую жилку, и позволила ему взять дело в свои руки. Дед проиграл все, что можно было, неофициально признал себя банкротом и застрелился. Нам в любви как-то не везет, видишь ли. Матери тоже достался сукин сын, — довел ее до безумия и попрощался. Она умерла, когда Эстель только исполнилось восемнадцать. Восемнадцать — совсем молодая, не видавшая жизни… — Агнес поникла. — Эстель никому не хотела участи быть запертым здесь. Она считала, что если разорвет с тобой связь и закроет все пути в Порт-Рей, то сможет защитить. Без толку. Рано или поздно события все равно привели бы тебя сюда. Потому что холм потребовал бы хозяина.

— Какая прелесть, — безрадостно пробормотала Нина. Теперь ее нападки на Эстель не поддавались никаким оправданиям.

А сожалеть было поздно. Бессмысленно.

Огонь потушили к полуночи. Пожарные машины уехали, унося следом красные отблески фар, и черный, тлеющий остов утонул во мраке.

Агнес разложила в гараже заплесневелые матрасы; пестрые от застарелых пятен, поблекшие от времени и пыли.

— Не пять звезд, конечно, но всяко лучше, чем на голом полу, — пояснила она. — Нам всем надо отдохнуть.

Нина опустилась на холодный тюфяк, и по коже засновали мурашки. Она натянула одеяло до самого подбородка, но тело продолжало лихорадочно дрожать.

Телефон не смолкал. У Агнес был свой резон установить его здесь, у малой железной двери, — где, если не в гараже тетушка проводила большую часть времени. Но теперь это казалось не лучшим ее решением, от продолжительных сигналов гудела голова. Нина завидовала тем, кто сумел погрузиться в сон мгновенно, а главное — беспробудно. Грейсон и Люциус давно уже забылись в объятьях Морфея.

Агнес выдернула телефонный кабель до того, как журналисты успели смириться с безнадежностью получить хоть какие-то подробности происшествия на холме. В тишине послышалось равномерное дыхание спящих.

Джеймс вышел из темных недр захламленного угла, опутанный окровавленными бинтами. Почерневшие полосы материи обвивали грудную клетку и худой, жилистый торс. В руке демона виднелась книга.

Его спальный тюфяк дожидался напротив Нины, но на расстоянии даже больше почтительного. Близкие и в то же время далекие соседи, в точности как и до превращения отеля в дымящееся пепелище. Увидев, как озноб бьет Нину до костей, Джеймс небрежно набросил на нее второе одеяло, сам в тепле не нуждаясь. Он неуклюже сел на пустующий матрас, подняв облако пыли; раскрыл книгу и принялся читать вслух. Голос его звучал негромко, заходясь в низком, замогильном раскате. Полные силы слова отдавали гулким эхом:

«… себя Кляни!

Веленьям Божьим вопреки,

Ты сам, своею волей, то избрал,

В чем правосудно каешься теперь.

Куда, несчастный, скроюсь я, бежав

От ярости безмерной и от мук

Безмерного отчаянья? Везде

В Аду я буду. Ад — я сам. На дне

Сей пропасти — иная ждет меня,

Зияя глубочайшей глубиной,

Грозя пожрать. Ад, по сравненью с ней,

И все застенки Ада Небесами

Мне кажутся. Смирись же наконец!

Ужели места нет в твоей душе

Раскаянью, а милость невозможна?

Увы! Покорность — вот единый путь…»12.

Кто спал, тот набирался сил.

Кто не спал — слушал.

Ричард притулился в самом темном углу. Вжавшись спиной в стену, он запрокинул голову и сквозь стеклянный потолок глядел на звездное небо. Похоже, сердце его щемило от какой-то необъяснимой тоски.

Нина устало прикрыла глаза и низкий, мягкий тембр унес ее в сон. Она проснулась, когда с крыши уже сочились рассветные лучи. Джеймс сидел, слегка подогнув ноги в коленях, и молчаливо перелистывал страницы. Он так и не смыкал глаз, охраняя сон других.

Агнес судорожно собирала багаж из всего, что могла счесть нужным. Глубокие вмятины дорожного саквояжа определенно давали понять, что он едва ли был заполнен наполовину. Рыжие кудряшки тетушки метались меж башен барахла, подобно горящему факелу. Нина растерянно оглядела демонов, не понимая эпического спокойствия с их стороны.

— Несс, ты что делаешь?

— Мне больше незачем здесь оставаться. Советую и тебе собрать вещи.

— С ума сошла, какие вещи? — из вещей у Нины остался только «магнум» за поясом и памятная пуля в нагрудном кармане рубашки.

Но Агнес сделала вид, что