О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

утомительной погони за мнимыми успехами.

И Рита дала себе шанс на счастье пусть с небогатым, но любимым человеком. Не в миллионном городе, а тихом, укромном уголке мира.

Регулярные ссоры с матерью стали неотъемлемой частью жизни. Что могла она сказать о Рите на чаепитиях с подругами, у которых дочери удачно вышли замуж за людей уважаемых профессий, да и себя нашли не в круглосуточной компании кухонной плиты? Новых поводов для гордости не рождалось, а старые школьные заслуги уже утратили интерес. Рита не только не обзавелась успешным мужем, но и нынешнего возлюбленного умудрилась упустить. Если уж непутевый забулдыга от нее сбежал, что тут можно сказать? Матери оставалось только браниться.

Рита пряталась у бабушки. Хватала с серванта засаленные романы, с головой уходила в мир, где любовь что-то да стоила. Виновны ли книжки в том, что сделали Риту такой наивной? Виновны ли в том, что Рита взяла в привычку бросаться на шею каждого мужчины, проявившему к ней интерес, и оттого больно обжигалась?

В книжках было все совсем не так. Но в книжках точно жили такие герои, как Джеймс.

Он не был лучшим мужчиной, о которых твердила мать, едва ли Рита вообще хоть сколько-то его знала. Но Джеймс был лучшим для нее, Риты. Неразгаданной тайной, которая должна была открыться лишь ей одной…

Рита Васкес давно отошла от образа безупречной дочери, но Нине Стелманис удалось заставить ее почувствовать себя хуже всех на свете. Расположив внимание Джеймса, Нина вознеслась в глазах Риты на пресловутый пьедестал «лучших», ничего для этого не делая. Разве справедливо?

При жизни она никому не желала зла. Просто устала стучаться в закрытые двери, когда для других они сквозят.

Над морем свирепствовали ветры. Темные волны накрывали друг друга и с неистовой яростью бились о низ утеса, обтачивая суровый камень. Буйные воды простирались до самого горизонта, внушая страх перед стихией. Сырой холод здесь пронизывал до костей.

Чем отчетливей до Нины доносился шум прибоя, тем больше предупредительных табличек попадалось на пути. «Осторожно, обрыв, опасно для жизни». В их правдивости сомневаться не приходилось, — высота утеса наводила ужас. Грейсон приблизился к самому краю, и лишь от одного взгляда на него у Нины нервно защекотало конечности. Она подставила лицо соленому ветру, надеясь, что тот введет в тело спокойствие.

— Давай быстрее с этим покончим. — Джеймс хмуро глядел на сгущающиеся серые облака.

Грей сбросил тело. Волны голодной пастью проглотили Риту Васкес, и на какое-то время над утесом воцарилось безмолвие.

— Кто-нибудь хочет сказать прощальную речь? — первым заговорил Грей.

— Гореть ей в адском пламени, — с желчью отозвалась Нина, не чувствуя ничего, кроме злобы.

Грей обратил к ней задумчивый взгляд. Похоже, всепоглощающая ненависть к врагу была ему знакома.

— Почему девчонка еще жива?

Лоркан не отрывал глаз от воды. Из окна сочился чистый воздух, полный влаги и морской свежести. Домик на берегу звучал упоением, но запах крови рушил все эстетическое удовольствие. Жильцы сопротивлялись.

— Рита… — начал Винсент.

— Что Рита? Считаешь, это была только ее забота? — Лоркан стал резок, но тут же поубавил пыл, и лицо его приняло благоговейное выражение. — А впрочем, помянем Риту. Такой озлобленной твари я еще не встречал. Ты когда-нибудь видел, чтобы фамильяр разделывал людей в погоне за душами?

Винсент ничего не ответил. Он видел новостные сводки и не находил их любопытными. Рите нужно было собрать души, ненависть — лишь способ. При жизни ее терзали сильные чувства, раз после смерти она обрела такую неистовость.

— Что случилось, Винс? — голос Лоркана вдруг стал ласковым. — Ты проникся сочувствием к человеку? Ты больше не предан мне?

— Это неправда, — тут же возразил он. — Но Нина не заслужила уготовленной тобой участи.

Лоркан вскинул подбородок. Ответ, похоже, не удовлетворил его.

— Я уже говорил, что ты меня разочаровываешь, Винс? Ты изменился, — светлые глаза сверкнули недовольством. — Только не говори, что за годы разлуки тоже успел очеловечиться.

Успел. Ведь Винсент не был соткан из тьмы преисподней. Он был рожден здесь, на земле, среди людей. И вернувшись в истинную среду, обрел то, что было когда-то потерянно.

Давний всемогущий покровитель оставил Винсента, и Винс был убит горем. Одинокий и изгнанный, он блуждал в городе, полном удивительных впечатлений, не зная ни восторга, ни пристанища. Мир, прошедший через века, преобразившийся на глазах Винсента, вдруг стал ничтожным.

Каково теперь было предназначение демона, который без остатка отдал жизнь создателю?

Винс укрылся от холода и множества городских окон в заброшенном доме. Утомленный тоской, он спрятался в тени разрушенных стен и уснул. Пробудившись наутро, обнаружил толпу бездомных бродяг, населявших руины, и поразился доброте и отзывчивости людей, обиженных жестокостью судьбы. Демон принял их помощь и остался среди тех, кто, как и он, очутился на пороге отчаянья. Общее несчастье связало его с простыми смертными. Напомнив, что таким когда-то был и он сам.

Особым теплом Винс проникся к бродяжке пятнадцати лет. Как страшно в столь юном возрасте потерять все. Девчонка бодрилась ради других, ради Винсента, чтобы заставить их позабыть о бедственном положении. Она показала новому другу красоту столицы из самых недоступных уголков города, научила состраданию и любви к ближнему, возродила давно позабытые чувства. В роли отца и покровителя Винс нашел силу, а в серых глазах бродяжки спокойствие.

Но когда настало время вернуться на зов хозяина, он не мог поступить иначе. Он всегда выбирал Лоркана.

— Я по-прежнему предан тебе. Я остался, когда все ушли. Это все не ради того, чтобы ты начал сомневаться во мне…

— Так докажи.

Винсент ничего не ответил.

— И почему они решили, что мы можем так просто расстаться, — задумчиво проговорил Лоркан, всматриваясь в вид за окном. — Разве я недостаточно сделал для них? Дал второй шанс, и вот тебе благодарность. Разве не справедливо мое намерение убить неверных? Ведь верность — условие, чтобы жить.

Казалось, дьявол торговался сам с собою.

— Дело ведь не только в верности.

— В чем же еще? — любопытно обернулся Лоркан, и в лице его мелькнула надежда, что Винсент решит все внутренние распри.

— Будь ты человеком, я назвал бы это разбитым сердцем. А посему скажу — задетое эго.

Глава 17. Отголоски прошлого

Смерть расстелилась на поле битвы как данное войной условие, как неизбежность. Люди, в чей страх вплелась вера в лучшее будущее, отходили в вечность вне очереди. Они создавали мировую историю ценой собственных.

Джеймс не видел в этом никакой романтики, только солдат, которые замертво падали