Завораш (СИ) - Галиновский Александр

— Давайте закачивать, — раздался голос Карлика.

Энсадум смотрел, как арбалет вновь направляется ему в грудь.

Краем глаза он увидел лежащий на полу блокнот. Он был открыт на одном из рисунков. Птица. Сквозняк трепетал страницу, так что издали казалось, будто птица пытается взлететь.

Внезапно Энсадум сам оказался на полу. Из его горла торчала стрела. Её древко пробило шею практика, и наконечник вышел с обратной стороны.

Энсадум ощутил странное давление в горле, а затем — как перехватило дыхание. Однако боли не было. Невысказанные слова выплеснулись вместе с кровью, которой было очень, очень много.

Энсадум видел, как его кровь пропитывает страницы блокнота, как они прекращают шелестеть. А вместе с ними в последний раз поднимается и падает крыло нарисованной птицы.

Карлик склонился над ним, хотя в этом и не было особой нужды. Он все равно был слишком маленьким.

Последняя невысказанная шутка заставила Энсадума улыбнуться.

— Это смерть, — сказал коротышка прямо ему в лицо, — Похититель всего.

Похититель всего, подумал Энсадум. Да, точно.

А затем навалилась темнота. И ни боли, ни воспоминаний. Ничего.

ЧАСТЬ II РАЗРУШЕНИЕ

Во имя идеалов добра и чистоты Бодхисаттве надлежит воздерживаться от употребления в пищу плоти умерщвлённых животных, рождённых от семени, крови и тому подобного. Во избежание устрашения животных и освобождения их от оков ужаса, Бодхисаттва, стремящийся к обретению сострадания, да не вкушает плоти живых существ…

Будда Шакьямуни (Сиддхартха Гаутама)

Если живое с лёгкостью способно стать неживым, может ли быть наоборот? Может ли неживая, неспособная развиваться и мыслить материя со временем превратиться в дышащую плоть? Не в этом ли заключён вечный круговорот жизни и смерти? Неживое становится живым, затем живое гибнет. Но как оживить то, что никогда живым не являлось?

Аноним

Болота Тантарона расположены в средней части материка, между пустынными землями на западе и озером Аровас на востоке. С севера к ним вплотную подступают горы Темах — гранитный хребет, пересекающий материк подобно старому уродливому шраму. Дальше к северу раскинулся Аскеррон и другие города: Мех-на-вер, город-крепость Катаракс. На юго-востоке находится Завораш и окружающие его более мелкие поселения — Тен-Мир, Аш, Хо-анк. Все вместе они составляют федерацию Мезагарис.

Разрушение почти не затронуло южные области материка, хотя возможно, это объяснялось их технической отсталостью. Механизмы в тех краях не так массово вошли в жизнь людей. Это объясняло и причины поражения Завораша в войне с Аскерроном. В то время как в Аскерроне проложили железнодорожные пути, построили дирижабли, корабли и танки, которые были куда манёвреннее и защищённее любых осадных машин, заворашцы продолжали пользоваться лошадьми, а воевать — мечом, копьём, или в лучшем случае с помощью примитивных однозарядных винтовок.

Во все времена именно по болотам Тантарона проходила граница между двумя государствами. Где именно — никто точно сказать не мог, поэтому вопрос территории часто становился спорным. До Разрушения более развитый в техническом и военном отношении Аскеррон неоднократно делал попытки освоить болотистую местность. Почву намеревались осушить, а на новых землях построить дороги, которые вели бы в сердце материка. Здесь даже соорудили несколько крепостей, которые, впрочем, очень быстро пришли в упадок. Так, например, появились Безымянные руины.

Во все времена здешние места могли похвастаться своей уникальной растительностью: чего стоили одни мешкодрева, свободно перемещающиеся по поверхности болот, или тростник, из которого получали сок белой смолы. Со временем этот промысел достиг невиданных масштабов, ведь спрос на наркотик только рос. Животный мир был не менее разнообразным. В воде обитали десятки видов рыбы, в небесах продолжали властвовать коварные и хитрые молохи. На этих землях издавна жили люди. Охотники на молохов, собиратели сока тростника. Были и те, кто сделал своим промыслом поиск на дне болот металлолома, сохранившегося со времён последней войны между Аскерроном и Заворашем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Его извлекали из влажной, пахнущей остро и пряно земли, затем очищали. Часть пускали на собственные нужды, находя старому оружию новое применение, часть переплавляли и продавали. Не существовало разницы, что именно это были за механизмы. Металл оставался металлом, и из него можно было изготовить все что угодно: ножи, наконечники стрел, украшения, пряжки для ремней, застёжки, клёпки, пуговицы, металлическую посуду, а также новые детали для существующих вещей — повозок, упряжи и многого другого.

Первым делом нужно было отыскать место, где под водой ещё оставался старый металл. Почти всегда местные жители не знали, что именно перед ними, да и не сильно задумывались. Они были людьми суровыми, не слишком разговорчивыми и совершенно не любопытными. Распри других народов их не интересовали; как и прошлое, которое здесь лежало буквально под ногами. Для того чтобы извлекать из земли металл или странные, причудливой формы, кости модификантов, за которые тоже платили, требовались лишь лодка, несколько сильных парней и бесконечное упорство. Работали обычно небольшими группами. В основном это были семьи — отец с детьми или братья, главным из которых считался старший.

Обычно охотники за металлом отправлялись на свой промысел в вечернее или ночное время. Некоторые части машин светились в темноте загадочным зелёным светом, видимым даже сквозь толщу мутной воды. Зрелище было впечатляющим: тускло светящиеся очертания чего-то большого под водой и зажжённые фонари сборщиков над её поверхностью, дрейфующие словно гигантские светляки. Когда кто-то видел такой фонарь, он неизбежно вспоминал о душах погибших здесь людей.

Думали о них и люди в лодке, которая в этот момент медленно дрейфовала по болоту. Судно было небольшим, и в нём сидели трое. Они были братьями, и ходили на промысел уже давно.

Места было немного, люди расположились прямиком на промасленных мешках с инструментом. Для «улова» же позади лодки был приторочен небольшой плот. Пока он вмещал немного: несколько изогнутых железок неясного предназначения и тёмно-зелёный панцирь, похожий на перевёрнутый таз для стирки. Ещё немного, думали сборщики, и можно будет возвращаться с добычей.

Именно в этот момент сразу двое из них заметили впереди некий предмет.

Хотя сказать «заметили» было бы неправильным. Они просто увидели свет, такой яркий, что сияние их собственного фонаря показалось им тусклым и безобразным. Ещё одни сборщики? Всех троих обуяла злоба, как тогда, осенью, когда им пришлось выгонять с этого участка другую семью. Отец с детьми отчаянно бился, но братья оказалась сильнее. В итоге нарушителей скинули с их же лодки, а саму лодку забрали. Что стало с теми людьми, братья не знали.

Но сейчас это не было похоже на вторжение чужаков. Братья давно распознали бы плеск весел, запах табака, пота и ржавчины, сопровождавший любую компанию сборщиков. Однако ничего этого не было. Фонарь просто существовал сам по себе, и он не висел в воздухе, закреплённый на мачте на носу лодки, а как будто лежал на поверхности воды. Неожиданная находка? Металл, который светиться ярче остальных? И тогда братья решили подплыть ближе.

Все здесь напоминало о войне. Не только старый металл — искорёженный, ржавый, обгоревший, но и сам ландшафт. Местность здесь до сих пор напоминала поле боя: изрытая, перепаханная земля. Безмолвие этого края было притворным, как и его мнимая безжизненность. В обманчивости последнего легко было убедится, просто ступив на случайную кочку или потревожив очередной островок суши среди океана ржавой воды. Один неверный шаг — и из-под ног во все стороны начинали ползти, бежать и прыгать многочисленные живые существа.

Разрушение обернулось гибелью для машин и отдельных механизмов, но как известно, любая смерть — это начало новой жизни. И неслучайно она появилась именно в болотах Тантарона — в месте, где много лет назад смерть торжествовала. Казалось, отзвуки её поступи до сих пор разносятся в здешнем воздухе. Её символы читаются в рисунке деревьев, в расположении валунов… И в стонах призраков. Не тех призраков, которых так боялся Мельпомен или трое братьев. Эти призраки брели по земле словно живые, тянули руки к небу в надежде почувствовать немного согревающего тепла светила, но ничего не получали.