Александрия - Дмитрий Барчук

– Пап, я собираюсь после четвертого курса пойти на практику в прокуратуру. Ты не будешь возражать?

Еще одна усмешка судьбы: сын олигарха Ланского, которого Генеральная прокуратура обвиняет во всех смертных грехах, будет проходить практику в учреждении, призванном стоять на страже закона. А может быть, в этом и есть сермяжная правда, чтобы такие независимые пацаны, как мой Лешка, становились прокурорами. У них есть собственные суждения, ими трудно будет манипулировать.

– Я поддерживаю твое стремление. А что у тебя с женитьбой?

Лешка отмахивается:

– Да ну ее. Рано еще, папа, мне жениться. Вот закончу университет, встану на ноги, тогда можно будет думать о семье. А пока я к этому не готов.

Я готов расцеловать его через стеклянную перегородку. Слезы гордости за сына наворачиваются мне на глаза. Но мама не дает мне расплакаться.

– Я тебе с твоим товарищем блинов свеженьких испекла. Поешьте. Как-никак масленица.

Спасибо, мамуля. Конечно же, мы за милую душу слопаем твои блины. Редактор от стряпни моей мамы просто без ума.

Бедная, как она постарела за полтора года моей отсидки. Ее длинные волнистые волосы стали совсем седыми, морщины частой сетью легли на родное лицо. Стала тяжело ходить. Но все равно – упрямая – не бросает работу. Хотя ей уже скоро шестьдесят четыре года. Все подруги давно сидят дома и возятся с внуками и правнуками. А моя мама каждый вторник едет на метро через весь город в модный мебельный магазин и приводит в порядок всю накопившуюся за неделю бухгалтерскую документацию.

Сколько раз уже говорил ей, хватит, деньги на жизнь у нас в любом случае будут. Но нет, упрямо твердит свое:

– Я никогда ни у кого не сидела на шее и тебе обузой быть не хочу.

Вот такая у меня мама!

– Ты вообще понимаешь, что ты творишь! – впервые за тринадцать лет нашей совместной работы мой заместитель позволил себе разговаривать со мной в таком тоне.

– Вчера я встречался с Сим Симом. У них там волосы дыбом стоят от твоих художеств! – кричит мне в лицо Неклюдов, в прямом смысле брызгая слюной на персидский ковер ручной работы в моем кабинете. – Твой фонд финансирует партию Яблонского, ты даешь деньги коммунистам, а скольким кандидатам в депутаты по одномандатным округам ты финансируешь предвыборную борьбу? Ты что, Миша, окончательно рехнулся? Решил создать фракцию Ланского в Государственной думе? И ты думаешь, что тебе позволят это сделать? А вот это видел?

И Леонид ткнул мне фигу под нос.

Я делаю вид, что читаю последние новости из Gazeta.ru на мониторе своего ноутбука, но кукиш перед глазами столь выразителен, что я не могу не прореагировать на него.

Я поднимаю свой отрешенный взгляд на специалиста по безопасности и спокойно спрашиваю:

– Чего ты так разнервничался? Я что-то сделал противозаконное? Ты сам знаешь, что эти деньги заработаны мной законным путем, я заплатил государству все положенные налоги, поэтому позволь мне распоряжаться своими доходами по моему собственному усмотрению. Я же не попрекаю тебя за то, что ты купил банк в Тель-Авиве, а Семена Семеновича – за приобретенные им акции Венесуэльской нефтяной компании. Каждый волен вкладывать свои деньги, куда ему заблагорассудится.

Лицо Неклюдова стало багровым, даже его бесцветные глаза налились кровью.

– Но не в антигосударственный переворот! – орет Леонид.

От наставления меня на путь истинный его отвлекает звонок мобильного телефона. Не отрываясь от монитора, я одним глазом слежу, как меняется его лицо. Оно белеет буквально на глазах. Мощное тело бывшего спортсмена вдруг превращается в безвольную рыхлую массу и опускается на самый край стула, едва не обрушившись на пол.

– Случилось что-нибудь? – спрашиваю я компаньона.

Он с трудом подбирает слова:

– Мой Вовка на Рублево-Успенском шоссе насмерть сбил четырех таджиков. Его задержала милиция.

Я реагирую гораздо быстрее, чем он.

– Так чего же ты сидишь? Быстрее едем туда!

Трагедия произошла на повороте к новому поселку Раздоры, где Неклюдовы прикупили себе очередной особняк. Старший сын Леонида, будучи в изрядном подпитии, повез друзей на своем новом джипе в казино и по дороге увидел бригаду гастарбайтеров из Таджикистана, возвращавшихся или направлявшихся на строительство загородной виллы. Кто-то из володькиных друзей высказался насчет чурок, заполонивших столицу, и Неклюдов-младший, не долго думая, чтобы показать собственную удаль и восстановить попранную, на его взгляд, справедливость, направил свой большой квадратный автомобиль в самую толпу рабочих. Четверо скончались на месте. Один из них – мальчишка четырнадцати лет, приехавший с отцом в Москву, чтобы заработать больше денег для матери и сестренок, оставшихся в Курган-Тюбе. Еще пятеро получили серьезные ранения. Свидетелей преступления – хоть отбавляй. У выживших таджиков был мобильный телефон. По нему они сами вызвали «скорую помощь» и милицию. Еще не стемнело, поэтому факт наезда засвидетельствовали многие дачники. В этот момент как раз напротив места преступления остановился рейсовый автобус, и десятки простых дачников видели, как наглые пьяные юнцы целенаправленно давили несчастных таджиков. Вовка не только сбил их и сразу уехал. Он еще сдал назад и дважды прокатился, вдавливая в асфальт тела своих жертв.

Подозреваемых задержали очень быстро.

Когда мы вместе с милиционерами вошли в казино, то сразу увидели возле рулеточного стола группу молодых людей. Они, как ни в чем не бывало, играли в рулетку и пили дорогой французский коньяк. На коленях у Володьки сидела размалеванная девица и вульгарно смеялась. Отец вплотную приблизился к развлекающемуся сыну, а тот уставил на него отсутствующий взгляд с дебильной улыбкой: ты чего, мол, мешаешь отдыхать?

Леонид, ни слова не говоря, врезал по этой самодовольной физиономии от всей души так, что кресло с великовозрастным оболтусом и его веселой подругой опрокинулось, и они с визгом полетели на пол.

– Заберите его, – холодно приказал бывший офицер контрразведки опешившим ментам.

На Владимира тут же надели наручники.

На стоянке возле казино стоял джип, забрызганный грязью и кровью.

Уже в тюрьме я узнал от мамы, что суд приговорил Владимира Неклюдова к пятнадцати годам лишения свободы в колонии строго режима. Отец палец о палец не ударил, чтобы выгородить сына.

Зачем я полез в политику? Этот вопрос мне задают многие. Неклюдов, Редактор, журналисты, следователи. Чего мне еще не хватало? Я сам не раз спрашивал себя об этом, но четко ответить даже самому себе на него не мог.

Наверное, в жизни мужчины бывают моменты, когда он не может поступить иначе. Если он, конечно, мужчина. А может быть, потому, что гораздо раньше других увидел, какие выгоды можно извлечь из демократии?

Вы знаете, сколько нужно отнести денег в правительство, чтобы оно приняло нужное постановление? Поверьте, очень много. Гораздо дешевле на стадии избирательной кампании материально поддержать перспективного кандидата в депутаты Государственной думы. Это тоже требует основательных материальных затрат, но гораздо меньших, чем аппетиты чиновников.

Вот Редактор сравнил меня с парижским банкиром Увраром, ногой открывавшим кабинеты в Директории, которого Наполеон все-таки засадил в Венсеннский замок. И я, как никто другой, понимаю этого древнего олигарха. Вы не представляете, какой это кайф – заходить в чиновничьи кабинеты не просителем, о коих они привыкли вытирать ноги, а человеком, который прекрасно может обойтись без помощи этих «слуг народа» и провести любое решение, минуя их, через Государственную думу. О как же они тебя начинают за это ненавидеть! Если б вы только знали!

А еще я открыл в себе талант педагога. Мне очень понравилось читать лекции студентам, встречаться с ними, отвечать на их каверзные вопросы. Я буквально наслаждался, видя, как загораются глаза у юношей и девушек, когда я говорю о том же, о чем они думают, что обсуждают в аудиториях и общежитиях. Почему Россия при всем своем богатстве такая бедная? Почему у нас больше ценятся родственные связи и кумовство, а не ум и талант? Почему у нас закон не обязателен для всех, а применяется выборочно? Одному это можно, а другому нельзя? Я старался отвечать честно, без вранья. И сам все больше и больше задумывался: и в самом деле – почему?

Естественно, у меня было много врагов. Мои недоброжелатели не могли простить мне моего независимого поведения, моего успеха, моего чувства собственного достоинства, коего они уже давно и безвозвратно лишились. Они строили козни, наушничали на меня, в том числе и президенту.

Смотрите, Ланский копает под вас. Он сам замыслил стать во главе государства. Он слишком контролирует нефтяной рынок. У него слишком много денег. Он хочет рулить Государственной думой. Он становится неуправляемым. Того и гляди, продаст свою компанию американцам, и Россия потеряет контроль над своими природными ресурсами. Его надо остановить. Любой ценой.