Грушевая поляна - Нана Эквтимишвили

будто подменили: куда и девалась его приветливая улыбка. Он трясет Лелу и что-то возмущено выкрикивает ей в лицо. К ним подходят остальные провожающие.

– От меня-то он что хочет? – спрашивает Лела Мадонну, которая пытается успокоить Джона.

Тот выпускает локоть Лелы, возмущенно объясняет Мадонне, что Лела посмела ударить Ираклия, потом подскакивает к Цицо, устремляет на нее указательный палец и, судя по интонациям, в чем-то ее обвиняет. Лицо директрисы покрывается красными пятнами, она не сразу находит, что ответить, но потом ее терпение лопается, Цицо странно наклоняет голову, вздергивает подбородок и выкрикивает по-грузински:

– Я вам говорила, нет смысла куда-то увозить такого взрослого ослика, а вы мне не верили!

Дебора подходит к Ираклию, который сидит на корточках, уткнувшись лицом в колени.

– Irakli. – Она кладет руку ему на плечо и с трудом присаживается рядом.

Дебора делает знак Мадонне, она подходит к ним, наклоняется, поскольку присесть не может, и переводит:

– Она спрашивает, что с тобой. Не стесняйся, если тебя тошнит, ничего страшного. Сходи в туалет и закончи свои дела. Потом оклемаешься. Если хочешь, Лела пойдет с тобой, или выйдем на улицу. Пока еще у нас много времени, говорит…

Ираклий поднимает голову, смотрит заплаканными и покрасневшими глазами на Дебору и выкрикивает ей в лицо:

– Не хочу в Америку! Не хочу в Америку!

Мадонна отшатывается. У Деборы дрожит подбородок, она смотрит на Мадонну, дожидаясь, пока та переведет эти слова.

– What did he say? What did he say about America?

– Nothing! – отрезает Мадонна и каркающим голосом произносит, глядя на Ираклия сверху: – Пацан, не позорь меня перед этими людьми. Замолчи, встань и ступай за ними следом, больше ничего от тебя не требуется. Тебе всего-то надо зайти в самолет, а когда ты из него выйдешь, будешь уже совсем в другом месте. У тебя будет хорошая жизнь. Всего у тебя будет вдоволь. А насильно тебя никто никуда не повезет.

Ираклий вскакивает, достает из висящей на шее сумочки свой паспорт, бросает на пол, как джокера на карточный столик, и молча уходит.

– What did he say? He doesn’t want to come with us? – со слезами допытывается Дебора.

Темур помогает Деборе подняться.

– Успокойтесь, калбатоно Дебора, – говорит Темур, и Цицо кажется, что ее муж гладит американку по пухлой белой ладони.

Цицо чеканным солдатским шагом приближается к Деборе, берет под руку и отводит в сторону, сверкнув на мужа глазами.

– Мы все утрясем, Дебора, – по-грузински говорит ей Цицо, – не переживайте. Он еще ребенок, дурачок. Откуда он знает, что такое Америка.

Тут Цицо, отвернувшись от Деборы, чтобы та не увидела, выдвигает вперед нижнюю челюсть, скалит зубы и, снова сверкнув глазами, показывает мужу кулак. Темур, словно его застали за недостойным делом, втягивает голову в плечи и отходит в сторонку. На него накатывает кашель, и он долго откашливается, все так же прикрывая рот кулаком.

Ираклий бредет по аэропорту, не разбирая дороги.

Лела, Мадонна, Цицо и Дебора устремляются было за ним, но Джон их останавливает:

– Let me do it.

От сухого здешнего воздуха волосы у него на голове стоят дыбом. Джон твердой походкой нагоняет Ираклия:

– Irakli.

Он осторожно приближается к мальчику и берет его за рукав. Ираклий вырывается.

– Irakli… we can do it the way you want. If you don’t want to come with us, it’s OK, we won’t be angry. It’s up to you.

За Джоном сквозь толпу пассажиров торопливо пробирается Мадонна. Видно, что она уже без сил.

– Джон говорит, будет, как ты хочешь, – кричит Мадонна, стараясь до конца выполнить долг переводчицы. – Если ты не хочешь ехать, то ничего страшного. Они не рассердятся. Говорит, сделаем, как ты хочешь.

Джон разворачивает мальчика к себе. Перед Ираклием снова прежний Джон – с искренней улыбкой и мягким добрым лицом, разве что волосы стоят дыбом.

– Фак-ю-бастард! Ай-кил-ю! Ай-кил-ю! – кричит Ираклий и высвобождается из ослабевшей руки Джона.

Улыбка испаряется с лица Джона: он не понимает, действительно ли слышал эти слова или ему показалось. Тут к ним подбегают остальные, первым Темур, за ним Мадонна, Цицо и Дебора. Ираклий отходит в сторонку и останавливается, как перед сворой собак, решив, что спасаться бегством бессмысленно, нужно стоять до конца.

– Фак-ю-олд-бастард! Ай-кил-ю! Ай-кил-ю! Дон-тач-ми! – снова кричит Ираклий, и Леле тут же вспоминается, как он в летний дождливый день прыгал на пружинистой сетке в «кроватной».

Дебора падает в обморок. Темур успевает прийти на помощь и распластывается на полу: теперь снизу лежит Темур, а сверху пышная Дебора. При виде этого Цицо делается плохо с сердцем, и она готова сама брякнуться оземь. Бледный от испуга Джон подбегает к жене.

– Deborah, Deborah, – кричит он.

Шалва и Мадонна стараются поднять Дебору, лежащий под ней Темур дрыгает руками и ногами. Дебору сажают, какая-то пожилая женщина подбегает к ним с бутылкой воды, присаживается рядом с Деборой и своими натруженными руками массирует ей лоб и мочки уха.

– Она иностранка? – с кахетинским выговором спокойно интересуется старуха и поит открывшую глаза Дебору водой.

– Ой мамочки, сердце! – охает Мадонна. – Да, она иностранка. Боже, в чем я перед Тобой провинилась?!

– Утомилась, бедняжка. Выведите ее на улицу, пускай глотнет свежего воздуху, – советует старуха.

– Где здесь возьмешь свежий воздух! Свежий воздух остался в деревне, – откликается какой-то старик, должно быть ее муж. – Видно, вы ей много наливали, вот она и не выдержала.

Приведенную в чувство Дебору ведут к стульям и укладывают на них.

– Поднимите ей ноги! – распоряжается Темур, но, наткнувшись на убийственный взгляд жены, умолкает.

Джон держит Дебору за руку и что-то шепчет.

Лела стоит поблизости и наблюдает за происходящим. Ираклий не двинулся с места, он словно удивлен, что так легко удалось рассеять стаю бешеных псов. Над Деборой хлопочут, успокаивают ее, а народу в аэропорту все прибывает – разномастных животных, которые, к удивлению Ираклия, не выказывают желания наброситься на него.

По громкой связи объявляют, что Джона и Дебору Шериф, а также Ираклия Цхададзе просят пройти на посадку. Джон помогает Деборе подняться, и они без Ираклия идут к эскалатору. Цицо, Темур, Шалва и Мадонна поспевают за ними следом, Мадонна извиняется перед ними по-английски, Цицо по-грузински, Темур почему-то по-русски. Он провожает Дебору печальным взглядом.

Возле эскалатора Джон останавливается и еще раз со всеми прощается, на этот раз без объятий и рукопожатий. Джон просит прощения у Цицо и Мадонны, говорит, что им с женой следовало больше времени провести в Грузии, чтобы больше сблизиться с Ираклием, хотя, наверное, для обеих сторон так будет лучше.

Цицо чувствует, что кто-то теребит ее сзади, оборачивается и видит Лелу.

– Мы поедем. Мы сами доберемся до интерната.

Лела смотрит на стоящих у эскалатора Дебору и Джона, похожих на двух нахохленных птиц, сидящих в тумане на линии электропередач, и произносит с неожиданной теплотой в голосе:

– Гудбай,