На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

Двуцвет решил твердо: Эннию он к трону не подпустит. Конечно, за нею стоит серьезная партия во главе с всесильным графом Данкерном. Но эта наглая девица собирается, взойдя на престол, взять под жесткий надзор всех магов Альбина. Превратить их в жалких ремесленников, клепающих волшебные светильники, талисманы для лескатов и прочий товар. Она, видите ли, будет выдавать разрешения на занятия магией тем, кто точно обрисует свою будущую деятельность и ни на шаг не будет заступать за начертанные рамки.

Когда Двуцвет принес в Семибашенный замок весть о черных планах Эннии, Ожерелье вознегодовало. Кроме Аквамарина... но этот получеловек-полурыба, бывший иллийский рыбак, никогда не интересовался тем, что делается во дворцах. Зато остальные пришли в ярость. Сапфир визжала, что человеческая девка не посмеет лезть в дела магов. Алмаз молчал, но был страшно бледен, а глаза его сверкали. Рубин, которому сообщили неприятное известие через волшебное зеркало, ругался зло и грязно... хотя, казалось бы, ему-то что: городишко, где он изволит проживать, далеко от Альбина; а вот поди ж ты – зацепило чародея! Илв Изумруд, выглянув из кроны пышного экзотического дерева, такого неуместного на холодном морском берегу, внимательно выслушал Двуцвета и предложил быстро вырастить ягоды, которые лишат Эннию и глупости, и жизни. Агат, темнокожая жрица из Таумеклана, тихо зарычала и, не сказав ни слова, ушла к своему идолу – жечь перед ним благоуханный костер, плясать ритуальный танец и призывать беды и болезни на головы Эннии, дочери Аргента.

Вот так. Дружеская поддержка – это, конечно, хорошо. Но на деле заниматься Эннией придется Двуцвету, причем без всякой помощи (если не считать илва с его полезными ягодами и травами). Остальные по уши в своей высокой магии – ах, не мешайте им, они творят и изучают! А Двуцвету не привыкать пачкать руки о грязные интриги, вот пусть и действует!

Он спешил. Он успел в эту гостиницу раньше Эннии с ее свитой. Надо было убедить хозяина взять его в слуги, а в каком из четырех главных обликов он мог бы это сделать? Кто предстал бы перед хозяином – свирепого вида спандиец с пышными усами? Хрупкая старушка? Изысканный, с белыми руками аристократ? Нет уж, пришлось предстать румяным толстячком. И никто его не узнал, кроме этой глазастой фрейлины, да и та, похоже, решила, что ей померещилось.

Только что Двуцвет принес принцессе вино и печенье. Чего бы проще – капнуть в вино чего-нибудь... для особого букета! Увы, Двуцвет считал вернейшей и опаснейшей приметой убивать своими руками, без наймитов. Такие попытки для мага всегда кончались плачевно. Кроме того, каждая такая попытка резко уменьшала магическую силу – и жди потом, когда эта сила восстановится!

Ну и ладно. Зато он узнал главное: сегодня вечером состоится помолвка Эннии и Джиакомо. Это неплохо. Было бы гораздо хуже, если бы граф Данкерн вытряс из дворцового жреца Эна Изначального разрешение молодым пожениться без помолвки. А так – до свадьбы еще полгода, многое может случиться.

2

Скажи, кольцо, как друг иль как злодей

Ты сжало мне трепещущую руку?

Скажи, что мне сулишь: ряд ясных дней

Иль черных дней томительную муку?

(А. Фет)

– Мне же еще и ждать приходится... – негромко сказал принц Джиакомо. – Ждать эту неприятную девицу...

Ничто в лице его высочества не выдавало раздражения. Со стороны казалось, что королевский сын вместе с другом отошел от свиты, чтобы поближе разглядеть настенную роспись, действительно прекрасную: десятки золотистых саламандр плясали среди алых языков пламени.

– Ты же знаешь, – мягко упрекнул принца Бенедетто, – никто не хочет тебя унизить. Принцесса и ее спутники должны пройти в храм, не привлекая внимания горожан.

Принц неохотно кивнул.

Ему не нравилась помолвка, окруженная тайной. Не нравилась невеста, которая то ли станет королевой, то ли нет. Не нравилось то, что при самом выгодном раскладе на трон взойдет его жена, а он, Джиакомо, станет лишь принцем-консортом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Кобель для вязки, – сказал он тихо вслух. – Отец будущих породистых щенков.

Бенедетто испустил тяжкий вздох, старательно изобразив на лице ревнивую тоску. При этом он предусмотрительно встал спиной к оставшейся поодаль свите. Ведь предполагалось, что они с принцем сейчас обсуждают храм Фламмара Неукротимого.

Он действительно был весьма впечатляющ, этот огромный зал с множеством сводов, освещенный множеством факелов. Казалось бы, тут должно быть очень светло. Но мудрый зодчий так разместил гнезда для факелов, что тьма и пламя смешивались, рваные тени метались по стенам, а нарисованные саламандры ныряли в эти живые волны.

Сейчас храм был почти пуст. Иногда сюда и ночью заходили верующие на поклонение пламени, но сегодня днем главный жрец объявил, что всю ночь он будет молиться здесь один. И двери храма были закрыты для случайных людей.

Никто не должен был узнать, что этой ночью здесь состоится помолвка иллийского принца и альбинской принцессы.

– Сколько ей храмов осталось объехать, два или три? – с неприкрытой враждебностью спросил принц.

– Два, – тут же ответил Бенедетто. – Следующий – в Иллии, в Аква-Бассо.

– Мелководье, – хмуро перевел принц со староиллийского.

– Да. Самая западная точка Лазурного моря. Залив тянется почти до Хребта Пророка. И граница с Виктией рядом.

– Неужели мне придется тащиться и в эту глухомань?!

– Там самый древний храм Эссеи на всем континенте... – Бенедетто заранее разузнал все про их с принцем будущий маршрут.

По альбинской традиции, лицо королевской крови должно было совершить паломничество по пяти храмам. Принцесса Энния прошлым летом посетила храм Вильди на Альбинском Языке (где впервые увидела своего жениха). Зимой она предприняла поездку в храмовую обитель Антары Лесной в одном из вольных княжеств. Сейчас она приехала сюда, в Белледжори. И каждая поездка – инкогнито, чтобы не встревожить раньше времени честолюбивого младшего брата. Пока Энния не вступила в брак, Джордан спокоен: незамужняя принцесса не может быть провозглашена наследницей трона.

– Говорят, во дворце сейчас ее заменяет служанка с похожей физиономией, – брезгливо сказал Джиакомо. – Чтобы лазутчики не донесли братцу Джордану о ее отсутствии. Охотно верю. Ее легко заменить кем угодно. Такая неприметная внешность, ничего яркого, запоминающегося. И носит серые платья... бррр!

– Это ты сейчас говоришь, – жарко прошептал Бенедетто. – А потом она вытеснит меня из твоего сердца!

– Она? Не будь мы в храме, я бы расхохотался! Она вызывает во мне отвращение. Во время беседы в храме Вильди мы случайно коснулись пальцев друг друга – и отдернули руки, оба! Ее кисть была холодной, как из сугроба.

– Говорят, руки холодные – сердце горячее.

– У нее-то? Рыбина! Ледышка! Расчетливая стерва, мне про нее рассказывали... О, гляди – свита зашевелилась. Должно быть, невеста подъехала.

Бенедетто понял, что настал момент для красивого поступка. Такого, чтобы надолго запомнился принцу.

– У нас есть минута, пока ее нет, – шепнул он. – Выполни мою просьбу: прими подарок! В знак того, что эта помолвка нас не разлучит.

И положил на ладонь принцу перстень, купленный у скупщика краденого.

Джиакомо разбирался в драгоценностях. Он поднял на любовника удивленные глаза:

– Но... этот алмаз... Бенедетто, неужели ты настолько богат, чтобы делать такие подарки?

– Это фамильная вещь, – не моргнув глазом, солгал Бенедетто.

А больше ничего они сказать не успели: в храм вошла принцесса Энния с небольшой свитой.

Принц обернулся к девушке и пошел ей навстречу. Но, сделав шаг, он остановился, поднял руку так, чтобы видел любовник, и надел кольцо с алмазом. Это был знак: «Я помню о тебе».

И это была последняя мысль принца о Бенедетто.

Стены храма покачнулись перед глазами Джиакомо, золотые саламандры завертелись в бешеной пляске, оглушил грохот собственной крови в ушах. Забыв обо всем на свете, иллиец глядел на девушку, которая шла к нему, играя сложенным веером.