На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

Небоход не верил в гадание – ни на картах, ни по ладони, ни на ореховой скорлупе. Но в движениях рук старухи было что-то завораживающее, недоброе, опасное. И еще беспокоило неуловимое воспоминание. Словно комар кружится вокруг, а не поймаешь.

– Странно! – возгласила Вьеха. – Если бы не знала. куда меня позвали, решила бы, что гадаю простолюдину. Прости, господин, обидеть не хочу, да только так карты легли.

У Бенца холодок пробежал по спине. Он покосился на мраморный столик – словно куски раскрашенной бумаги и впрямь могли его выдать.

– Вот грифон. – Вьеха коснулась пальцем клювастой головы на карте. – Это знак неба. Твою душу тянет ввысь, господин, и тянуть будет, если не перечеркнет твой небесный путь вот эта карта – факел. В этом раскладе она означает смерть.

– Да сроду она не означала смерть... – трепыхнулся было Дик, которому в детстве дядя Рейнард шутки ради показал азы гадания

– Означает, если рядом выпала чаша, – не дала себя сбить Вьеха. – Причем чаша перевернутая. Кончилась жизнь, вся вытекла, как вода из чаши.

Дик открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал. Не потому, что испугался. Просто в этот миг он понял, что показалось ему странным в облике гадалки.

Когда женщина шарахалась от него, плащ распахнулся, приоткрыв платье. Темно-синее. Расшитое по подолу белыми вьюнками.

И Бенц вспомнил, где он видел это платье. Совсем недавно. Сегодня.

«Не может быть...»

Дик усилием воли сдержал нахальную ухмылку и вопросил трагическим тоном:

– А карты говорят, есть ли у меня надежда избежать смерти?

Гадалка вперила взгляд в расклад:

– Ох, сложно! Два лучника – спандийский и джермийский – целят в твою карту. Грифон далеко – небо тебя не спасет. Разве что надежду дает эта спандийская дама...

– Знаю! – догадался Дик. – Спандийская дама означает гадалку, которая мотыжит мне мозги всяким вздором – а, Росита?

Гадалка дернулась, словно ее ударили по щеке. Вскочила, но Бенц поймал ее за руку и силой усадил обратно.

– Не прыгай, коза прозорливая! Только пискни мне поперек характера – все про тебя расскажу здешнему хозяину.

– А я – про тебя! – змеей прошипела Росита. – Тебе слуга сказал «ваша милость». С каких пор ты дворянином заделался?

– Я сюда пришел с рекомендательным письмом! – не дал себя запугать самозванец. – Мне руки скрутить не рискнут, а ты явная мошенница. Кому проще отсюда удрать?

Росита притихла. Сейчас она не прятала лицо, держала голову высоко. Капюшон почти не скрывал страшноватого грима – горбатый нос среди извилистых морщин.

– Если я созову хозяев и гостей, – продолжил Бенц, – и при всех сдерну с тебя это уродство, покажу твое смазливое личико – будет тогда вера твоим словам?

– Не надо! – пискнула Росита.

– То-то же! С этого бы и начинала!

– Дик, – вкрадчиво произнесла спандийка, – договоримся по-хорошему. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Я тут всем погадаю и тихо-мирно уйду, а?

Бенц молчал, и девушка поспешно добавила:

– Если хочешь, я во время гаданья скажу хозяевам про тебя что-нибудь хорошее.

– Так договориться можно, – кивнул Дик. – А я, когда отсюда выйду, расхвалю твое гаданье. Но вношу поправку курса: никуда ты отсюда тихо-мирно не уйдешь!

– Почему?

– Да потому, что ты, гадюка подколодная, едва перешагнешь порог – сразу побежишь к эдону Манвелу.

– Я?! Дик, что ты такое говоришь?

– А про мой приход в ваш домик ему чайки накричали? Собачонка соседская натявкала?

Росита чуть помолчала, а затем спросила неуверенно:

– Да как мне остаться-то? Я не гостья. Погадала, получила деньги – и пошла вон...

– Они собираются разойтись засветло. Вот и скажи хозяйке или хозяину, что самое верное гадание – на рассвете, с первыми солнечными лучами. Не мне учить тебя вранью. А я уйду затемно.

Росита медленно кивнула:

– Пожалуй, это я сумею.

– Тогда слушай. Споешь хозяевам романс о том, что лучший жених для их дочери – барон Лансио ду Арте.

– Что еще за барон? Откуда он взялся?

– Из поместья возле Сьерра-Тахо.. Ну, это я.

– О боги, Старшие и Младшие! Дик Бенц, ты рехнулся?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Угу, уже и сам так думаю...

* * *

Вернувшись в столовую, Бенц воздел руки к потолку и заявил сгорающим от любопытства гостям:

– Невероятно! Она читала прошлое, как по книге. И столько сказала о будущем...

Тут он бросил взгляд на хозяйскую дочку, с подчеркнутым смущением отвел глаза, вернулся на свое место за столом и. не дожидаясь, пока подойдет слуга, налил себе вина.

9

Я принял, как святыню, в руки

Ее, закрытую фатой,

И весел – были тихи звуки,

И челн – был призрак над водой.

Она не молвила ни слова

И не явила нам лица,

Но громче ропота морского

Стучали сильные сердца!

(В. Брюсов)

Пока гости по одному выходили в голубую гостиную и возвращались оттуда, преисполненные изумления и восхищения, Дик вовсю ухаживал за эдонетой Хасинтой, не забывая при этом поглядывать на большие напольные часы.

Когда время приблизилось к полночи, Дик перевел разговор на прелестный обычай спандийцев – разводить на плоских крышах цветы.

Дамы оживились, наперебой принялись рассказывать, какие цветы растут в их «поднебесных садиках».

Эдонета Хасинта произнесла застенчиво:

– Наш «садик» не очень хорош, но оттуда просто волшебный вид на море. Особенно в лунную ночь, это просто сказка!

«Умница!» – воскликнул про себя Бенц.

Судя по довольной улыбке, скользнувшей по губам хозяйки, эдона Мирита подумала то же самое.

– В нашей жизни так не хватает сказки! – сказал Дик нежно. – Хотел бы я хоть одним глазком увидеть с вашей крыши луну над заливом! Может ли скромный гость попросить вас, эдонета, стать его проводницей?

– Ах, надо спросить маменьку!

Эдона Мирита (которая уже побывала у гадалки и выслушала намеки на счастье, грядущее от Сьерра-Тахо) сочла просьбу гостя скромной и приличной. Лишь строго сказала дочери, чтобы та возвращалась через несколько минут и обязательно набросила мантилью – ведь наверху холодно!

* * *

Шлюпка зависла у края крыши. Сидевший на корме пожилой леташ явно нервничал (и Бенц вскользь понадеялся, что его волнение не передастся лескату). На мрачном лице Сайхата даже в лунном свете можно было прочесть, что он уже потерял остатки терпения и готов прорваться в дом, снося на своем пути все живое и неживое.

Эдонета Хасинта от волнения закрыла лицо мантильей. Девушка не ответила на быстрые, жаркие слова халфатийца, но вцепилась в его руку обеими руками, и жест этот ни в коем случае нельзя было истолковать как «ах нет, верните меня домой, к маме!»

По правде сказать, у Дика шевелился на душе червячок: а вдруг Сайхат – хитрый мерзавец? Похитит девушку и продаст в рабство... а он, Дик, выходит, сообщник негодяя? Но при взгляде на халфатийца он успокоился. Этот парень свою подружку не отдаст никому и ни за какие пряники!

– Меня не забудьте! – напомнил Бенц влюбленным. – А то как я вернусь к гостям?

– О да, конечно, да! – виновато отозвался Сайхат. – Прыгай на корму, да наградят тебя все боги этого мира!

Шлюпка взмыла вверх. Халфатиец мягко усадил девушку на скамью, сел рядом, успокаивая, а потом огляделся – и устремил взор себе под ноги.

«А ведь для него этот полет – прегрешение против веры! – сообразил вдруг Бенц. – Пророк Халфа запретил летучие корабли! Да... крепко же зацепила парня эта сероглазая барышня!»

Темный, сонный город осыпался вниз. Блеснул отсвет луны в море. Небо приняло легкую шлюпку, ровный поток воздуха понес ее прочь из города. Эдонета Хасинта сидела, левой рукой придерживая у лица мантилью, а правой вцепившись в скамью.