Неприкаянная душа - Лариса Малмыгина

— Хайль Гитлер! Знаю, — вздохнула я, — у вас натуральная арийская кровь.

— Какая? — не понял Квинт.

— Голубая.

— Кровь у всех красная, презренная рабыня! — мгновенно завелся древний фашист. — Или ты наслушалась проповедей того сумасшедшего иудея, который ходил по вашей варварской земле, таская за собой толпы бездельников?

— Римская империя станет самой ревностной поклонницей его проповедей, — покачала головой я.

— Откуда ты это знаешь? — с подозрением покосился на меня похититель. — Не изображай из себя пророчицу.

Он потянулся крепким телом уставшего воина, сделал шаг и оказался у моей постели.

— Раздевайся, — переминаясь с ноги на ногу, прорычал Курион.

— Обойдешься, болван, откушу нос, если приблизишься, — вспыхнула от негодования я.

Насильнику мое обещание не понравилось, тем не менее, сменив гнев на милость, он рывком свалил свою тяжелую тушу на скрипнувшую от возмущения кровать и с ненасытностью изголодавшегося тигра принялся облизывать неласковую «грязную иудейку».

— Ай! — заорал римлянин, когда мои зубы впились в мякоть его соленой от пота великодержавной ладони. — Плебейка, иерусалимовская шлюшка!

Яркая кровь фонтаном брызнула из зияющей раны и оросила мое разъяренное лицо.

— Метробий! — корчась от боли, фальцетом завопил раненый. — Метробий!

Послышались тяжелые шаги, и светловолосый великан, упираясь головой в потолок, появился в проеме двери крохотной каютки. Обнаружив свернувшегося в позе эмбриона, окрашенного в революционный цвет высокомерного господина, богатырь молча взвалил его на плечи и удалил с моих ненавидящих глаз.

В животе заурчало. Припомнив, что не ела и не пила уже больше суток, я с радостью подумала о том, что Христос скоро должен воскреснуть. Или уже воскрес. Надобно бы внимательнее перечитать Библию!

В дверь нерешительно постучали, и в комнатку, играющую роль темницы, ввалился корабельный Илья Муромец, тот самый, утащивший несостоявшегося любовника «иерусалимовской плебейки».

— Ты, наверное, проголодалась, деточка? Помойся и поешь, — проворковал он и поставил передо мной кувшин с водой и миску с коричневым варевом, оказавшимся вполне съедобным.

— Спасибо, очень вкусно, — напившись досыта и смыв следы преступления, я мгновенно проглотила похлебку, а затем поблагодарила доброго самаритянина. — Что со мной собираются сделать?

— Отправят в качестве подарка самому императору, — почему-то загрустил Илья Муромец, — Тиберий любит подарки. А теперь спи.

Заботливой рукой накрыл меня Метробий одеялом, по- отечески погладил по голове и вышел. Но капризный сон не шел к несчастной пленнице, игнорируя ее страстные призывы. Неожиданно завыл ветер, и судно затрясло так, что я, словно заправский спортсмен, стала совершать невообразимые прыжки без помощи всяческих мудреных приспособлений, вроде батута. Наверху затрещала мачта. Еще сильнее заскрипели в уключинах весла невидимых гребцов. Зазвучала резкая команда, заиграла флейта, и свист кнутов надсмотрщиков обрушился на спины людей, от которых зависели драгоценные жизни свободных пассажиров. Рев моря наводил ужас. Казалось, под громовые раскаты разверзлась бездна, готовая поглотить нас в любой момент. Застонала стена, отделяющая меня тонкой перегородкой от воды, я закрыла глаза, призывая на помощь Прекрасного Принца.

Через мгновение воцарилась оглушающая тишина. Радостно переговариваясь, наверху забегали десятки ног; глухой, пропитый голос заорал глупую песенку:

— Для моряка весь мир не в грош,Другое дело — кружка,А к ней, чтоб было веселей,Хорошая подружка.

— Ты жива? — поинтересовался Метробий, заглядывая в каюту к будущему подарку императору. — Мы чуть не погибли в пасти Сциллы и Харибды, но Посейдон сжалился над судном.

— Над ним сжалился Иисус, — унимая бешеное биение сердечка, прошептала я.

— Кто такой Иисус? — спросил великан, великодушно протягивая мне разбавленное вино. — Не тот ли праведник, которого пожалел Пилат Понтийский?

— Да, — вспоминая Великого Страдальца, заплакала я.

— Не плачь, — неожиданно погладил меня по плечу добрый моряк, — не плачь, тебе не будет плохо у Тиберия.

ГЛАВА 29

ИМПЕРАТОР ТИБЕРИЙ

Прошли двое суток моего заточения на судне, в течение которых я безмолвно лежала на жестком ложе, вспоминая предательство ветреного любовника. Впрочем, чего можно ожидать от стихии? Погода — чрезвычайно изменчивое создание. Утро пришло внезапно. Метробий, заботливо накинув на пленницу плащ, помог ей подняться на палубу. Курион стоял на носу корабля и смотрел вдаль в подзорную трубу. Я тоже посмотрела в том же направлении. Остров, напоминающий ощерившегося зверя, появился в первых лучах восходящего солнца.

— Капри, — с придыханием прошептал сластолюбивый патриций, — Капри.

Белый мраморный дворец среди зелени олив и кипарисов поразил своей неповторимой красотой. На самой высокой вершине острова розовела вилла, в которой, вероятно, и проживал мой будущий господин. Капитан приказал убрать паруса. Пронзительно запела флейта, взлетели вверх весла, и судно, замедляя ход, заскользило по зеленой глади Средиземного моря. К краю мола пробирались четыре человека.

Квинт грубо схватил мою руку и потащил меня по трапу вниз. Там нас уже ждали.

— Это подарок императору, Гай, — с усмешкой посматривая на тигрицу, которую только что продал в рабство, удовлетворенно пробасил он.

— Цезарь болен, а потому не может принять тебя, — надменно проговорил молодой человек в золотом панцире с чеканным изображением колесницы, с интересом рассматривая новую рабыню, — но он будет благодарен сыну Гнея, приславшему ему красивейшую женщину. Что ты хочешь за нее?

— Аудиенции у Макрона, — с гордостью выставляя напоказ умело перевязанную правую руку, громогласно отчеканил бравый вояка.

— Я передам императору, — скользнув безразличным взглядом по кровавой ране, которая красноречиво говорила о бесстрашии и преданности солдата непобедимой римской армии, пообещал обитатель Капри.

Разочарованный равнодушием собеседника, Курион круто развернулся и пошел к кораблю, на котором Метробий в последний раз помахал рукой несчастной пленнице.

— Пойдем, — потянул меня за рукав хитона тот, которого лукавый патриций назвал Гаем.

И я покорно поплелась за ним по гористой поверхности знаменитого острова.

С верхней террасы виллы доносились пение лютни и голос юноши, скандирующего греческие стихи, которые я отлично понимала. Радуясь, что здесь ценят искусство, я внутренне приготовилась к встрече с прекрасным, но невозмутимый стражник загородил нам дорогу.

— Как ты смеешь, я — наследник императора, грубиян! — взбунтовался Гай и решительно оттолкнул невозмутимую, но моментально капитулирующую преграду.

Старец с лысым черепом, клочьями седых волос на висках, морщинистый и прыщавый, целовал мальчика, срывая с его полудетского тела голубую тунику.

— Опять? — ехидно засмеялся наследник.

— Так ты шпионишь за мной! — побагровел от бешенства дряхлый гомик. — Я имею право делать то, что мне нравится, даже если это не нравится другим!

Во все глаза я смотрела на легендарного правителя великого Рима: бесцветный взгляд, тонкий нос с широкими ноздрями — обыкновенный дед в районе восьмидесяти лет.

— Сын Гнея Куриона прислал тебе подарок, великий цезарь, — справившись с гневом, льстиво промолвил Гай.

— Красивая штучка, — похотливо улыбнулся старик. — Ты — иудейка, деточка?

— Нет, русская, — стараясь не упасть в обморок, прошептала я.

— Из какого ты государства? — не понял высокопоставленный голубой.

— Из России, — продолжала шептать я, не надеясь, что меня услышат.

Но слух у Тиберия был, видимо, в полном порядке.

— Такой страны нет! — авторитетно заявил он. — Цезарю нельзя врать, грязная иудейка.

Резкий запах пота неожиданно ударил мне в ноздри.

— Мне бы помыться, — ощущая себя молодой, необъезженной кобылкой, неуверенно попросила я грозного хозяина виллы.

— Эвтибида, — хлопнул в ладоши старец, — уведи девочку в мою баню!

Рабыня была толстой и неповоротливой. Она знаком велела мне идти за своей персоной по длинному прохладному коридору в помещение, выложенное черным мрамором, посередине которого стоял небольшой бассейн, наполненный наполовину водой, а наполовину благовониями. Я сняла смердящий хитон и забралась в эту благоухающую воду.

Тотчас подбежали массажисты, у которых с шей на золотых цепочках свисали алебастровые флакончики с душистыми маслами и прямо в бассейне стали разминать мое разомлевшее тело, умащивая его этими ароматами. Рабыни, одетые в прозрачные одежды, размахивая каким-то подозрительным снадобьем, бросились обследовать пленницу с целью выявления у нее лишних волос.