Неприкаянная душа - Лариса Малмыгина

Я оглянулась. Богородица стояла рядом со мной, расширившимися от ужаса зрачками взирая на своего сына, свою кровиночку.

— Нет! — заорала я, пробиваясь сквозь плотное кольцо мучителей. — Нет, ОН должен жить!

Кряжистый стражник ткнул мне в лицо огромный волосатый кулак, разбив в кровь губы.

— Вот дрянь, — прорычал он, — только подойди еще раз!

Божественная мать, отрешенно взглянув на неожиданную защитницу, протянула святую ручку с белым платком к моему растерзанному рту.

— Изверги, уроды, маньяки! — кричала я, чувствуя горячее прикосновение металла к своим плечам. — Вы все подохнете, а ОН будет жить. И ЕМУ будут молиться, потому что, Иисус — Бог и Сын Божий! Ад ожидает вас и проклятия на века вечные!

Град хлестких ударов обрушился на мою многострадальную голову и моментально свалил наземь. Грубые сандалии замелькали перед глазами, целясь в рот, которым я изрыгала проклятия. Небо закружилось передо мной, превратясь в маленькую, тусклую точку.

— Умираю, — успела подумать я, прежде чем окунулась в спасительную, манящую тишину, — умираю вместе с НИМ. За НЕГО. Какое счастье!

— Очнись, — попросил меня жалобный, тонкий голосок, — надо уходить. Очнись.

— Это качели, — порадовалась я, наслаждаясь ритмичными колебаниями воздуха, — это — детство. Но почему так сильно кричат?

— Землетрясение, — прорыдал кто-то над моим ухом, — вставай.

Я нехотя открыла глаза. Прелестная Магдалина стояла на коленях перед избитой подругой, вытирая кровь с моего лица подолом своего платья.

— Где Иисус? — не узнавая своего голоса, прошептала я.

— ОН умер, — заплакала Мария. — ЕГО снимают с креста.

— Кто? — попыталась я встать на ноги.

— Друзья, — отрешенно молвила несчастная. — Иосиф Аримафейский и Никодим.

— Мне нужно подойти к Христу! — поднимаясь на четвереньки, прохрипела я. — Я должна видеть ЕГО!

— Пойдем, — подала мне нежную руку напарница.

Бездыханное тело Господа, обернутое льняной тканью, бережно нес на руках высоченный богатырь с темной окладистой бородой. Рядом, помогая поддерживать израненную голову растерзанного Спасителя, шагал мужчина небольшого роста.

Заставив подняться непослушные ноги, преодолевая штормовые порывы ветра, я побрела к тому, ради которого готовилась к смерти. Неверной рукой прислонилась я к прекрасному лбу усопшего, оттирая с него остатки драгоценной крови и смешивая ее со своей.

— Тебе плохо? — обеспокоено заглядывая в мои зрачки, поинтересовалась скорбная подруга.

— Очень, — стараясь не опрокинуться наземь, простонала я. — А где Мария?

— Она в пещере, в которой скоро погребут ее сына, — задохнулась от слез Магдалина.

Неожиданно яростный вихревой поток, взбешенный совершившимся злодеянием, повалил навзничь мое ослабевшее тело, поднял его вверх, и я стремительно полетела над темной горой — местом величайшего преступления человечества.

Меня кувыркало в воздухе, словно акробатку в цирке, но страха не было: безразличие к жизни отныне прочно поселилось в моем растерзанном сердце. Безразличие к жизни и ненависть к живущим.

Пролетев приличное расстояние, я плюхнулась в небольшую речушку, заросшую камышом. Вдоволь наглотавшись пропахшей тиной воды, я поплыла в сторону берега, возблагодарив Бога за то, что умею плавать. Буря внезапно прекратилась. На высоком небе засияла полная луна, застрекотали цикады: природа безмятежно наслаждалась покоем, будто и не было страшного убийства. Выбравшись на довольно крутой берег, я поняла, что замерзла и сильно проголодалась. Сняв промокшую одежду, я разложила ее на траве, чтобы подсушить на свежем ветерке.

Топот конских копыт и свет приближающихся факелов заставил меня натянуть непросохшее белье на онемевшее от холода тело и юркнуть в камыши. Всадники остановились буквально в двух шагах, разговаривая между собой на незнакомом мне языке, который я тоже прекрасно понимала.

— Русалка, говоришь? — слезая с лошади, переспросил мужчина с голыми ногами в нелепом одеянии от древнего итальянского кутюрье.

— Видел своими глазами, — не покидая насиженного места, смущенно оправдывался юноша в забавной мини юбке.

— А мы сейчас ее поймаем, — закатывая белые одежды за пояс, засмеялся ловец русалок.

— К чему прятаться, — вылезая из укрытия, подумала я, — без людской помощи мне не выжить.

— А, вот и она, — обрадовался охотник за привидениями.

— Кто ты, красавица?

— Подруга Праведника, — стараясь не стучать зубами, с гордостью продекламировала я.

— А-а-а…, — раздосадовано протянул древний римлянин, — Тогда ты поедешь со мной.

— Куда? — напряглась я.

А впрочем, мне все равно! Я хочу находиться рядом с Иисусом! Возможно, смерть приблизит меня к НЕМУ.

— Увидишь, — буркнул мужик и, не тратя времени даром, небрежно закинул меня на лошадь.

Скакали мы недолго. Въехав в Иерусалим, предавший своего Бога, мы обогнули здание храма, чтобы повернуть направо; и оказались там, где совсем недавно избивали Христа. Роскошный дворец римского наместника, не мучаясь от угрызений совести, спокойно почивал, наслаждаясь снами, которые милостиво посылал ему всемогущий Отец казненного.

— Переодень ее в сухое белье, Ребекка, — приказал попутчик выбежавшей на шум женщине, — а завтра скажи прокуратору и жене его Прокуле, что она здесь.

— Хорошо, — повиновалась рабыня.

Огромные комнаты дворца были пустынны и холодны.

Служанка завела меня в какой-то темный закуток, раздела догола, уложила в мягкую постель и накрыла теплым шерстяным одеялом. Мне вспомнилась Онорина. Где она сейчас? Наверное, думает, что я погибла. А я вот живу, несмотря на отчаянное желание умереть.

Утро пришло внезапно. Шумно распахнув скрипучую дверь, бесцеремонно вошла Ребекка, положила на постель белоснежное тканое платье и попросила одеться, чтобы немедленно пойти за нею. Широкие, светлые коридоры дворца прокуратора подпирались массивными колоннами, полы, искусно покрытые разноцветной мозаикой, чрезвычайно скользили. Несколько раз я упала, но, игнорируя ссадины на коленях, с достоинством предстала перед круглолицым мужчиной и его царственной женой. Они горделиво восседали на величественных тронах и с интересом наблюдали за мной.

— Мы рады видеть подругу праведника, — после небольшой паузы заговорил хозяин дома.

— Избавившись от Учителя, вы принимаете у себя ученицу? — вздрогнула, как от пощечины, я.

— Я не мог пойти против воли народа, — поморщился Понтий Пилат. — К тому же, Иисус называл себя царем, но нет в Иудее царя кроме Ирода Антипы.

— Христос — Спаситель и Царь царей! — не сдержавшись, закричала я. — ОН — Властелин наш небесный!

— Почему же тогда Спаситель не спас себя? — взметнул порыжевшие на солнце брови римский наместник.

— Своей кровью Сын Божий хотел искупить грехи человечества! — всхлипнула я.

— Странный способ искупления грехов, но, тем не менее, Иисус мне очень понравился, — беглая улыбка слегка тронула жесткие губы прокуратора. — Вероятно, есть в нем что-то божественное.

— Накануне я видела сон, — вмешалась в разговор царственная Прокула. — Погибший праведник в золоченых одеждах и нимбом над головой, коленопреклоненный, стоял перед человеком, излучающим свечение. Тот человек был в несколько раз выше Иисуса, он благословлял Христа, называя сыном своим. Утром я слезно умоляла супруга пощадить пленника, но муж мой не смог спасти его. Зато предатель убит.

— Иуда уже повесился? — чувствуя дрожь в коленках, прошептала я.

— Иуда? — стремительно встал с места Пилат Понтийский — ЕГО ПРЕДАЛИ ВСЕ, КОГО ОН НАЗЫВАЛ ДРУЗЬЯМИ.

— Но именно с вашего позволения стражники издевались над Богом! — сжала кулаки я.

— Я приказал не дробить ему колени во время казни, не продлевать его мучения, — покачал головой римлянин, — велев дать испить уксуса вместо вина.

— И на том спасибо, — горько усмехнулась я. — Где сейчас тело Господа?

— Члены синедриона похоронили Его в склепе Иосифа Аримафейского, — внезапно оживилась Прокула. — Муж распорядился выдать им прах несчастного.

Почувствовав острую боль в лодыжке, я без разрешения царственных особ присела возле небольшого фонтанчика, огороженного мозаичной оградой и нечаянно взглянула на свое отражение в воде: странным образом кровоподтеки исчезли, уступив место нежной, здоровой коже.

— Любуешься собой? — прокомментировал мое поведение прокуратор. — Кстати, я могу устроить будущее подруги Иисуса, дав за ней неплохое приданое.

— Не надо, — вставая на ноги, грубо оборвала я итальянца, — мне ничего не надо.

Развернувшись на скользком полу, обругав про себя местные компании, занимающиеся отделочными работами, я, провожаемая удивленными взглядами могущественных владык маленькой Иудеи, удалилась с гордо поднятой головой.