Ксеноцид - Орсон Кард

Квим, облаченный в одежды священника. Джейн говорила Миро, что его брат стал известным миссионером. Он обратил в веру более полудюжины лесов пеквенинос, окрестил их и, с высочайшего согласия епископа Перегрино, выбрал среди них священников, чтобы те толковали святые писания своему народу. Он окрестил всех пеквенинос, вынырнувших из материнских деревьев, всех матерей, прежде чем те умерли, всех стерильных жен, которые заботились о маленьких матерях и их отпрысках, всех братьев, ищущих славной смерти, и все деревья. Однако только жены и братья могли принимать причастие, а что касается свадеб, то сложно было изобрести какой-нибудь разумный путь, чтобы сочетать браком дерево-отца и слепых, неразумных личинок, спаривающихся с ним. Но Миро отметил в глазах Квима огонек священной экзальтации. Это было мерцание силы, использованной во благо. Из всей семьи Рибейра Квим единственный с раннего детства знал, чему он хочет посвятить дальнейшую жизнь. И теперь он воплощал свою мечту. Если не обращать внимания на теологические неувязки, он явился святым Павлом для свинксов, и это наполняло его постоянной радостью. «Ты служишь Богу, маленький братик, и Бог сделал из тебя своего человека».

Ольядо. Его серебряные глаза блестят, рукой он обвивает талию прекрасной женщины, его окружают шестеро детей, самый младший едва-едва научился ходить, самая старшая разменяла второй десяток. Несмотря на то что у детей были нормальные глаза, на их лицах все равно было написано свойственное их отцу выражение беспристрастности, словно отстраненности. Они не переживали, они просто смотрели. Такой взгляд был характерен для Ольядо. Миро вдруг пришла на ум неприятная мысль, что, очень может быть, Ольядо произвел на свет целое семейство наблюдателей, ходячих записывающих аппаратов, регистрирующих каждое событие, чтобы проиграть его для себя позднее, но не участвующих в происходящем. Нет, это просто галлюцинация. Миро всегда ощущал некоторое неудобство при разговорах с Ольядо, поэтому из-за сходства детей Ольядо с отцом Миро и с ними будет чувствовать себя скованно. Их мать была очень красивой женщиной. Ей, наверное, еще и сорока нет. Сколько ей было лет, когда Ольядо женился на ней? Что за женщиной она была, если решилась полюбить человека с искусственными глазами? Может быть, Ольядо записывал их любовные сцены, а затем проигрывал ей, чтобы показать, как она выглядит в его глазах?

Миро немедленно устыдился подобных мыслей. «Неужели при виде Ольядо я могу думать только об одном — о его ущербности? А ведь я его столько времени знаю! Тогда что же я жду от них? Они тоже видят мою ущербность, когда смотрят на меня.

Улететь отсюда было хорошей мыслью. Я рад, что Эндрю Виггин предложил мне это. Вот только возвращаться не стоило — незачем. Так что же я здесь делаю?»

Почти против своей воли Миро повернулся и взглянул на Валентину. Она улыбнулась ему, обвила рукой и прижала к себе.

— Все не так плохо, — сказала она.

Не так плохо, как что?

— Меня приветствует один-единственный брат, больше у меня никого нет, — усмехнулась она. — А тебя пришла встречать вся семья.

— Именно, — буркнул Миро.

Только тогда с ним заговорила Джейн, ее голос зазвенел у него в ухе:

— Нет, не вся.

«Заткнись», — мысленно посоветовал ей Миро.

— Один-единственный брат? — поинтересовался Эндрю Виггин. — Меня тебе мало?

Голос Тех, Кого Нет, выступил вперед и заключил в объятия сестру. Неужели Миро и в этих объятиях заметил какую-то неловкость, натянутость? Разве возможно, чтобы Валентина и Эндрю Виггины стеснялись друг друга?

Да это просто смешно. Валентина, твердая, как скала, — ведь она Демосфен, ей положено быть такой, — и Виггин, человек, который вторгся в их жизнь и бесцеремонно переделал по-своему всю семью. Разве им свойственна робость? Разве они могут стать чужими?

— Ты премерзко постарела, — сказал Эндрю. — И исхудала как щепка. Джакт что, тебя не кормит?

— А что, Новинья готовить не умеет? — в ответ спросила Валентина. — Ты, похоже, еще поглупел с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я прибыла сюда как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать твою полнейшую умственную деградацию.

— А я-то думал, ты спасешь мир.

— Вселенную. Только я пропущу тебя вперед.

Она снова опустила руку на плечо Миро, другой обняла Эндрю и обратилась ко всем присутствующим:

— Вас здесь очень много, но я чувствую себя так, будто знаю всех без исключения. Надеюсь, что и вы скоро испытаете те же чувства по отношению ко мне и моей семье.

«Какой изящный ход. Одной фразой рассеять напряжение, витавшее в воздухе. Даже у меня на душе стало легче, — подумал Миро. — Она управляет людьми. Как управляет ими Эндрю Виггин. Интересно, этому она у него научилась или он — у нее? Или это в их семействе врожденное? Если уж на то пошло, Питер был верховным правителем всех времен, он был настоящим Гегемоном. Ну и семейка. Не менее странная, чем моя. Только они странны своей гениальностью, тогда как моя семья сделалась странной от боли, мучившей нас долгие годы и калечившей наши души. А я самый странный из всех, наиболее искалеченный. Эндрю Виггин пришел, чтобы залечить наши раны, и преуспел в этом. Но внутренние повреждения — можно ли когда-нибудь излечить их?»

— Как насчет небольшого пикника? — спросил Миро.

На этот раз рассмеялись все. «Ну как, Эндрю, Валентина? Удачно я пошутил? Помог ли я разрядить обстановку? Помог ли каждому притвориться, будто все рады меня видеть и понимают, кто я такой».

— Она хотела прийти, — сообщила в ухо Миро Джейн. «Заткнись, — повторил Миро. — Я все равно не хотел, чтобы она приходила».

— Она увидится с тобой позже.

«Нет».

— Она замужем. У нее четверо детей.

«Мне теперь все равно».

— Она уже много лет не повторяла твоего имени во сне.

«А мне казалось, мы с тобой друзья».

— Мы действительно друзья. Я могу читать твои мысли.

«Ты постоянно суешь нос не в свое дело, старая сучка, и ничего ты не можешь».

— Она придет к тебе завтра утром. В дом твоей матери.

«Ноги моей там не будет».

— Ты думаешь, сможешь убежать?

Во время этого диалога с Джейн Миро ни слова не слышал из того, что говорилось вокруг, но ничего важного он не пропустил. Муж Валентины и ее дети спустились с судна, и она представляла их гражданам Милагра. В частности, их дяде. Миро весьма удивился, видя с каким благоговением они обращались к нему. Ах да, ведь они-то знали, кто он такой на самом деле. Эндер Ксеноцид — да, но также Голос Тех, Кого Нет, человек, написавший «Королеву Улья» и «Гегемона». Теперь и Миро это знал, но впервые он встретил Виггина с неприкрытой враждебностью — в его глазах Эндрю был всего лишь Голосом Тех, Кого Нет, священником гуманистической религии, который, казалось, намеревался наизнанку вывернуть членов семьи Миро и выставить на суд божий все их пороки. Что он и сделал.

«Думаю, мне повезло больше, чем им, — подумал Миро. — Мне повезло принять его как человека, прежде чем я узнал, что на самом деле он один из самых великих людей за всю историю человечества. Они, наверное, никогда не узнают его так, как я.

А вообще-то я на самом деле не знаю его. Я никого не знаю, и никто не знает меня. Мы проводим наши жизни в догадках о том, что происходит внутри нашего соседа, и, когда вдруг по счастливой случайности угадываем правильно, начинаем считать, что мы „поняли“ его. Какая чушь. Даже обезьяна, посади ее за компьютер, какое-нибудь слово да напечатает.

Вы не знаете меня, никто меня не знает, — мысленно повторил он. — А меньше всех — та проклятая стерва, вечно сующая свой нос куда попало и живущая у меня в ухе. Эй, ты слышала?»

— Твое нытье? Как же я могла пропустить такое?!

Эндрю загружал багаж в машину. Места оставалось максимум на двоих-троих человек.

— Миро, ты поедешь со мной и Новиньей?

Но ответ Миро предупредила Валентина, взяв его за руку.

— Не поддавайся на его уговоры, — сказала она. — Лучше пройдись со мной и Джактом. Мы все привыкли друг к другу за время путешествия на корабле.

— Отлично, — кивнул Эндрю. — Мать не видела его двадцать пять лет, а ты хочешь, чтобы он прогулялся с тобой. Ты сама чуткость.

Эндрю и Валентина продолжали общаться в том насмешливом тоне, который избрали с самого начала, поэтому от решения Миро здесь ничего не зависело. Виггины шутя принялись разбираться между собой. Никогда в жизни он бы не сказал: «Мне надо ехать, я ведь калека». Не мог он принять и брошенный ему вызов, ведь тогда кто-то непременно принялся бы опекать его. Сам спор был затеян так ловко, что Миро даже показалось, что Валентина и Эндрю сговорились между собой заранее. А может, им и не нужно было сговариваться наперед. Может быть, они провели столько лет вместе, что без малейших раздумий выбирали правильный путь, чтобы ни в коем случае не причинить боль или обиду другим людям. Подобно актерам, которые настолько часто исполняли вместе одни и те же роли, что могли без малейшего смущения импровизировать.