Чарующая бесполезность - Татьяна Нильсен

не могла назвать ни названий, ни точных номеров, но судя по описаниям подъезжали авто класса люкс и премиум. Судя по мигалкам на крышах, бывали государственные мужи. В последнее время хозяин как-то захирел, то ли от того, что грустил по сыновьям, которые так ни разу родителей не навестили, то ли от того, что наскучила стареющая жена, то ли по другой причине. Он начал выпивать, иногда не ночевал дома и часто грубил супруге. Людмила приходила три раза в неделю, традиционно и нудно смахивала метёлкой пыль с антикварного барахла, натирала до блеска деревянную мебель, пылесосила ковры и готовила еду. В этот раз она не появлялась около недели, потому что хозяйка почти месяц находилась в Кисловодске, а Отар один ужинать не хотел, питался в ресторанах или заказывал еду на дом. Устьянцева знала в какое время она должна вернуться, поэтому заранее и приготовила обед.

— Вы не стали убирать? Почему? — Шапошникову показалось странным, что женщина тихо пришла с чёрного хода на кухню, приготовила еду и не поинтересовавшись, кто в доме и чем занимается, тихо исчезла.

— Вы только хозяйке не говорите. — Людмила прижала руки к груди. — Ещё подумает, что это я задом перед Отаром вертела. Он и раньше как бы заигрывал со мной в отсутствии жены, а в последнее время он вообще с катушек слетел, зажимал меня при каждом удобном случае. Я старалась на глаза и не попадаться. Ну его к лешему! Пришла, тихо приготовила обед и восвояси. А что он уже был мёртв в это время? — увидев утвердительные кивки полицейских, закатила глаза и перекрестилась. — От чего он умер? Уже известно? Сердечный приступ?

— Вы сказали, что это могло закончится именно так— что вы имели в виду? — Шапошников внимательно посмотрел на женщину.

— Отар пил до одури последнее время, много курил, распустился, стал какой-то рыхлый. Жена пыталась его урезонить и объяснить, что в его возрасте такие нагрузки на печень и сердце противопоказаны. Куда там, он и слушать не хотел, женщина для него никогда ровней не была, а уж указывать вообще не дозволялось.

Сергей вспомнил сидящего в кресле Сатырова. Тело обмякло, расплылось серой массой и руки сцеплены на животе, как у известного Ждуна. Он задумчиво произнёс:

— Убили твоего хозяина Людмила, и ты могла что-то слышать или видеть, на что может быть и внимания не обратила. Вспомни, в какой день ты приходила до этого раза?

— Ох, я думала, он сам помер от пьянства или сердца, или давление шибануло, или с лестницы с дурмана кувыркнулся. — она сложила руки на груди и задумалась на секунду. — Я в отсутствие хозяйки старалась не появляться. До этого я была неделю назад. Странного ничего в последнее время не заметила. Нечего мне больше добавить! Извините! — Устьянцева поднялась, порываясь уже вырваться из этого дома, где поселилась смерть, но вдруг остановилась в дверях. — А знаете, мой домишко в деревне, вниз этой же дорогой, так вот я два дня назад, как раз в пятницу ехала на автобусе за покупками в Питер и видела, как возле ворот стояло такси.

— Точное время вспомните? Может быть номер? — следователь оживился.

— Конечно, автобус ходит каждый час по расписанию. Время было четыре часа десять минут. А на номер я и внимания не обратила.

Глава 9

От мраморного пола и белых кафельных стен кабинета веяло холодом. Гульбанкин поёжился, натянул на себя майку и сел на краешек стула. На теле он ещё ощущал холодное прикосновение фонендоскопа, а руку, кажется, ещё сжимала манжета аппарата для измерения артериального давления. Из приоткрытого окна доносился весёлый шум улицы, и тонкая тюль колыхалась от лёгкого ветерка.

— Ну-с, милейший, сегодня с чистой совестью я могу отправить вас домой. — врач средних лет играл роль доктора Айболита, и у него это прекрасно получалось, пациенты ему верили и любили, а персонал хоть и похихикивал за спиной над странностями, однако уважал за профессионализм. Он ещё раз просмотрел медицинскую карту Гульбанкина и поднял небесно-голубые глаза на пациента. — Вы должны соблюдать все предписания, желательно раз в пол года ложиться в клинику для курса терапии, не злоупотреблять алкоголем, ни в коем случае не курить и, конечно, перестать нервничать и исключить по возможности все стрессовые ситуации. Это я категорически вам рекомендую! Пока вы собираетесь, я подготовлю выписку.

Эдуард Аркадьевич чувствовал себя почти как новым. Он легко дышал, у него появился аппетит, и сегодня утром он уже сделал зарядку. Александру он не видел целых два дня и почему-то начал скучать по ней. Для него это оказалось открытием. Гульбанкину хотелось разговаривать с ней, хотелось, чтобы её тёплые руки укрывали одеялом, он даже с удовольствием и без смущения оголял задницу для укола. Сегодня, после двух выходных, была её смена. Она мелькала мимо него, занятая другими, неотложными больными, разносила лекарства, капельницы, отвечала на звонки, в общем занималась обычной круговертью. Гульбанкин давно выучил режим и расписание больницы: колгота происходит в первой половине дня, когда поступают новые, пациенты, врачи отправляются на обход по палатам, отдают новые назначения, потом удаляются на операции. Неходячие больные получают завтрак в палаты, ходячие, шаркая тапочками по линолеуму, идут трапезничать в столовую. Эдуард знал, что к обеду колгота стихнет и только тогда он сможет спокойно поговорить с Александрой, но находиться в постылой палате, на потолке которой он уже знал каждую трещинку, уже не имелось сил. Ему хотелось домой, в уют, покой, к обычным запахам, привычным вещам, к своим бонсай. Он достал из шкафа одежду, понюхал рубашку— она ещё пахла одеколоном, которым он пользовался в тот роковой вечер убийства. Гульбанкин вспомнил мелочи, которые происходили в тот момент— лёгкий надрыв Петра Лещенко— «Ах эти чёрные глаза», обильный стол и застывшие, испуганные физиономии присутствующих, и Светочка безвольно обмякшая с серым лицом. В какую-то секунду мысли подкинули некую странность— Эдуард понял, что и в прекрасном доме его ждёт холодное и безысходное одиночество. Он начал искать ответ в своей душе, мыслях и сердце и неожиданно до него дошло, что совсем не желает покидать больницу, потому что в ней сейчас находится Александра! Гульбанкин решил во что бы то ни стало поговорить с ней до того, как выйдет из дверей лечебного заведения. Он позвонил водителю, чтобы тот забрал его через двадцать минут, а сам, сменив одежду, медленно вышел из палаты. Неторопясь и постоянно оглядываясь Эдуард направился по коридору, в надежде, что встретит медсестру. Она