Лавина - Милош Крно

Он задумался. Однажды, недалеко от Минска ему уже приходилось прорываться из такого окружения. Там тоже всюду вокруг были леса, только что без гор. Точно так же, как под Тулой. Накануне он получил последнее письмо от жены. С тех пор он ничего не знает о ней. Что она сейчас делает? Хорошо, что она не догадывается, как ему тяжело. Но и у этих ребят тоже наверняка есть жены, а может быть, и дети.

Заботливым, отцовским взглядом он оглядел партизан и сказал:

— Лучше всего будет так: половину людей возьмешь ты, а половину — я. Я буду спускаться прямо, привлеку к себе внимание немцев, а ты потом атакуешь их с этой горки. Правда, — почесал он затылок, — боеприпасов у нас только на двадцать минут боя… — Когда партизаны разделились на две группы, Светлов добавил: — Сбор у рудников!

Группа Светлова отправилась вниз по заснеженному склону, где ветер то тут, то там сдувал снег со скал. Янко коротко объяснил задачу своим бойцам:

— Смотрите, мы должны быть вон на той горке. Ложись, добираться будем ползком.

Он пополз первым. Маскировочного халата у него не было, поэтому он вывалялся в снегу, чтобы быть белым. Перебирая согнутыми в локтях руками, он медленно скользил вниз. Так делали и остальные. На склонах покруче ползти было легко, не приходилось отталкиваться руками. К счастью, снова разыгралась метель. Вихрь гулял по сугробам, разметал их, как будто разрывал перины и разбрасывал пух. Хлопья снега падали, образуя хорошую завесу, за которой бойцам Янко удалось незаметно добраться до своей цели.

Янко созвал командиров групп, но в этот момент к нему подбежал Имро Поляк и крепко сжал его локоть.

— Дозор здесь, — произнес он задыхаясь, — идут вчетвером!..

Янко дал знак, чтобы все залегли. Командирам запретил стрелять без команды, если только немцы не начнут первыми.

— Зарыться в снег! — приказал он. Но, убедившись, что снег неглубокий, добавил: — Или забраться на деревья!

Раздался негромкий треск веток. Большинство партизан влезли на ели, остальные, замаскировавшись, лежали в снегу. Янко с Имро забрались на одно дерево, рассеченное в нижней части ствола молнией. Они прождали минут пять, но дозор не показался. Пурга беспрестанно швыряла снег между деревьями, заносила следы партизан.

Янко волновался: удастся ли им пробиться и тем самым открыть дорогу группе Светлова? Вдруг он услышал внизу под собой немецкую речь. Несколько солдат с пулеметами прошли прямо под их елью. За ними появились другие.

Имро смотрел на него, держа в руках гранату. Другой рукой он ухватился за толстую ветку. На ели неподалеку он увидел Грнчиара. Из веток торчала его голова в солдатской шапке, он тоже смотрел на Янко.

Насколько легче было бы Янко, если бы он отвечал только за свою жизнь! Но на нем лежит ответственность за всю группу и за тех, кто идет со Светловым.

Правильное ли он принял решение, приказав замаскироваться? Не лучше ли было перебежать через лесок и открыть огонь? Это было бы преждевременно. Ведь немцы еще не взяли Светлова на мушку. Янко чувствовал, что все зависит от него, и постарался взять себя в руки, чтобы скрыть свое беспокойство. Сохранить спокойный взгляд и невозмутимое выражение лица, когда в душе все кипит и бурлит, — это самое сложное из того, чем должен владеть командир. Ведь от него зависит многое.

Сразу же, как только немцы прошли, пониже лесочка застрекотал тяжелый пулемет, а со скал на Прашивой отозвались автоматы.

Янко чувствовал, как биение его сердца отдавалось во всем теле. Он спрыгнул с ели. Он знал, что немцы открыли огонь по Светлову. Знал, что должен облегчить ему передвижение и в то же время должен пробиваться в направлении рудников.

Он отдал краткий приказ, и они вышли к лесной опушке. Сначала залегли. Две группы должны были перебежать через долину к расположенному напротив молодняку, третья, которой командовал сам Янко, должна отвлечь внимание неприятеля. Первым затрещал пулемет Грнчиара.

Пули свистели над самой головой Янко и, как дятлы, стучали по стволам деревьев. Только сбитые ветки и срезанная хвоя на свежевыпавшем снегу указывали направление их полета. Янко стрелял из автомата одиночными выстрелами. Он крикнул худому партизану, лежавшему за пулеметом, чтобы тот экономил патроны и делал паузы. Но когда пауза слишком затянулась, рассердился и закричал партизану:

— Стреляй же, осел! — И, покосившись на него, увидел: партизан лежал на боку около пулемета неподвижно. Его левое плечо вздрогнуло, а потом он весь оцепенел. У Янко сжалось сердце. Больше всего ему хотелось в этот момент броситься к раненому партизану и попросить у него прощения, но стрельба не утихала, а Имро подполз к пулемету и пробормотал:

— Ему уже не поможешь!

Немцы сосредоточили огонь на Янко.

— Вот и хорошо! — закричал он Имро и сверкнул глазами. — Светлову легче.

Неподалеку в верхушках елей разорвалась мина. Вторая и третья упали дальше, и сразу же вслед за этим к горке ринулась длинная цепь серых мундиров.

Янко в первый раз пришло в голову, что он может погибнуть, и чувство страха сжало ему горло. Там, где должна была находиться группа Светлова, стояла тишина. Немцы приблизились к горке шагов на сто. На этом расстоянии небезобидны уже и автоматы. Янко моментально осознал это. Отступать нельзя, а контратаковать превосходящего противника бессмысленно. Он видел, как к нему устремились взгляды партизан. Они ждут его приказа, он должен принять решение, хотя и не знает, как лучше поступить. Нет, он не имеет права колебаться, нужно действовать — и будь что будет.

Он приказал одним партизанам отойти в долину, другие будут прикрывать их отступление: Имро, он и десять ребят. Если группа Светлова предпримет атаку, они спасены. Но это не может длиться более двух-трех минут.

Стреляя, немцы приблизились шагов на пятьдесят, и тогда Янко снял предохранитель с первой гранаты.

«Двадцать один, двадцать два, двадцать три», — считал он про себя.

Граната взорвалась, и немцы немного отступили. За серыми мундирами показалась высокая, худая фигура с револьвером в руке. Раздался выстрел, и немецкий солдат рухнул на землю.

«Офицер гонит их револьвером, — мелькнула мысль у Янко. — Наверняка они снова пойдут в атаку, а потом…» Потом? О том, что будет потом, Янко думать не стал. Только бы уцелели остальные… Пали Федя, Пучикова, Пятка, не обойдет смерть и его.

Он вставил в автомат последний диск. Осторожно ощупал правой рукой шинель, вынул из кобуры револьвер и положил его в карман. Пусть будет поближе. Еще у него есть две гранаты. Нет, так легко они с ним не справятся! Он швырнул гранату, и в этот момент в долине залаяли автоматы.

Две его группы! Ребята пробились к молодняку. Стрельба усилилась и у подножия Прашивой. Это же Светлов, они уже в долине! Плохо лишь, что сил у них по сравнению с немцами мало, а патронов еще меньше. Немцев по крайней мере вдвое больше, и боеприпасов у них полно. Просто так они в горы не отправляются.

— Отр-разить их во что бы то ни стало! — разнесся раскатисто приказ Янко.

Из-за стволов посыпались последние пули. Прочерчивая широкие дуги, полетели последние гранаты. Из одиннадцати ребят, которые прикрывали переход, остались лишь пять, способных вести бой. Но его пули не берут. И осколки гранат тоже.

— Третья меня ужалила, тряпье вшивое! — взревел Грнчиар и плюнул далеко перед собой. — Ну да только поцарапала…

Янко подумал:

«Меня еще ни разу не ранило. Если попадут, то наверняка, сразу же убьют…»

Он рассердился на себя. Что это он фантазирует? Но теперь у него остался только револьвер. Он подполз к мертвому партизану, чтобы взять у него автомат. Тот и после смерти крепко сжимал его в руках.

Янко выстрелил, и сразу же пули засвистели из долины. «Спасены!» — с облегчением вздохнул он, когда немцы в панике отступили.

— За мной! — приказал Янко и узкой долиной бросился к расположенному напротив молодняку, где их ждали другие партизаны.

Гитлеровцы еще раз атаковали Светлова, но к этому времени на снег легла тьма, как будто опускались тысячи ворон, и они понемногу отступили в долину. Чувствуя себя властелинами гор днем, в темноте они боялись партизан. Они еще с ужасом вспоминали леса Украины, где, по их словам, каждый куст стрелял, каждое дерево швыряло гранаты. Они знали: здесь есть и советские партизаны, научившие стрелять и словацкие деревья.

— Не останавливаться! — кричал Янко, и его голос приводил в движение ноги людей, которые дремали с открытыми глазами, дремали стоя и на ходу.

Они шли еще целый час, а потом, сонные, разыскивали землянки.

— Сожгли, гады! — выругался Феро Юраш и указал рукой на залитые серебряным лунным светом черные ямы, еще не покрытые снегом.

Янко распорядился, чтобы его подождали, а сам пошел с Имро к лесной сторожке разузнать, есть ли немцы в Стратеной. Сторожка стояла нетронутой, из ее трубы валил дым.