Если честно - Майкл Левитон

жутко нравилось. Так вот, надо было следить за одним человеком – а я задумался и потерял его из виду.

Еще некоторое время мы стояли на том углу и рассказывали друг другу о своих неудачах. А потом мы пошли внутрь, где я смотрел, как они пели свои песни со словами, полными чувств, в которых многие никогда не посмели бы признаться.

Перебрав все возможные связи, я стал откликаться на все подряд объявления о хоть как-то связанной с писательством работе, в которых не фигурировали слова «ассистент» или «помощник». Я послал по почте в разные места несколько десятков резюме, в которых в качестве моего опыта работы в офисе значились лишь те три месяца. Ответили мне лишь из конторы, занимавшейся ликбезом – им требовался писатель или редактор. Собеседование со мной проводила девушка в костюме, которая произвела на меня впечатление хорошо шифрующегося и прикидывающегося профессионалом любителя. На протяжении всего собеседования она охотно и приятно смеялась. В ответ на мой вопрос о том, в чем конкретно заключалась суть работы, она сказала, что мне предстояло работать над школьными учебниками и книжками для отстающих в развитии детей. Тексты должны были быть понятными и написанными максимально простым языком, а темы при этом должны были быть интересны детям от десяти лет и до подросткового возраста. Меня такая перспектива весьма воодушевила, и я принялся задавать вопросы на тему организации и методов обучения, применявшихся в программе. Все ее ответы меня весьма впечатлили. Она, в свою очередь, отметила, что я оказался самым любопытным и полным энтузиазма соискателем из всех, с кем она общалась.

В какой-то момент она сказала, что обратила внимание на короткие три рабочих месяца в предыдущей должности и на то, что я всего пару недель назад оттуда ушел.

– На самом деле, вышла очень забавная история, – ответил я и охотно рассказал ей о том, как мне хронически не везло на собеседованиях, о том, как Чарли меня все же нанял по доброте душевной, и о том, как я оказался паршивым ассистентом. – Чарли сказал, что готов порекомендовать меня на любую креативную должность, кроме должности ассистента.

К моему облегчению моя собеседница снова рассмеялась.

– Обязательно ему позвоню, – пообещала она.

В итоге меня взяли. В первый же мой рабочий день эта девушка рассказала мне о телефонном разговоре с Чарли.

– Его версия оказалась еще забавнее вашей! Сказал, что вы – тот еще крендель, но не нанять вас было бы глупостью.

– Справедливо, – ответил я.

Глава 6

Это ненормально

В тот первый вечер в клубе я записал имя девушки в костюме – Ева. Я не пропускал ни одного ее выступления. Она выходила на сцену в черной толстовке с капюшоном, рваных серых джинсах и черных ковбойских сапогах. Я посчитал, что это ее обычный облик, а в первый вечер она надела костюм только из солидарности со своим партнером. Его, кстати, нигде не было видно – возможно, они расстались. Мне казалось, что, будь у нее парень, он тоже приходил бы на каждое выступление своей гениальной девушки.

Она играла на неизвестном мне маленьком деревянном инструменте с тремя струнами, похожем на узкие гусли, который она вешала на перевязь. Причем играла она на нем как на гитаре. В этом мы были явно похожи – оба играли на чем-то небольшом. На сцене Ева всегда была собранной и весьма серьезной. Она всегда смотрела куда-то поверх зрителей и никогда ни о чем не говорила между песнями.

Однако, несмотря на то, что я стал постоянным гостем на ее выступлениях, она упорно меня не замечала. Обычно я сам подходил познакомиться со всеми, кто мне нравился, но в случае с Евой я почему-то ужасно нервничал и надеялся лишь на то, что рано или поздно нас представит друг другу кто-нибудь из общих знакомых.

За первые полгода пребывания в Нью-Йорке я уже успел несколько раз сам выступить в клубе, а пара-тройка новых знакомых даже приглашали меня выступить с ними где-то еще. Вскоре я уже играл вместе со своими любимыми музыкантами по нескольку раз в месяц. Но с Евой я все еще так и не познакомился.

Однажды я заметил ее среди зрителей, когда выступал сам – вероятно, она пришла послушать одного нашего общего друга, у которого я в тот вечер был на разогреве. В результате у меня никак не получалось сосредоточиться на собственных песнях – я не мог перестать думать о Еве. Я постоянно забывал слова и брал не те аккорды, поскольку меня отвлекало осознание того, что я вспотел под софитами, и мысли о том, как отталкивающе я, должно быть, выглядел.

Стоило мне только сойти со сцены и сесть за один из столиков, как ко мне сразу подсела Ева, едва не заставив меня тут же разрыдаться.

– Эй, классные песни, – сказала она. – Я Ева.

– Я знаю, – ответил я. – Мне твои тоже очень нравятся. Не пропускаю ни одного твоего выступления.

Она нахмурилась, видимо, подумав, что я над ней издеваюсь.

– Нет, я серьезно, честно, – добавил я. – Многим кажется, что я шучу, когда говорю на полном серьезе.

Ева оценивающе смотрела на меня, пытаясь понять, как ей воспринимать эту информацию.

– Я правда прихожу на все твои выступления, – сказал я. – Просто все как-то не выходило познакомиться.

Казалось, она мне поверила, но комментировать мои слова никак не стала. Вместо этого она быстро предложила сыграть как-нибудь вместе, оставила номер телефона, сказала, что рада знакомству, и вернулась за свой столик к друзьям, с которыми пришла в клуб.

На следующий день я позвонил ей и оставил на автоответчике короткое сообщение со своим именем и номером. Остаток дня я провел, гадая, вспомнит ли она меня по имени, и кусая локти из-за того, что не напомнил в сообщении детали нашей встречи. Вечером, когда я играл в своей квартире в гордом одиночестве, она перезвонила мне и позвала пропустить по стаканчику чего-нибудь в одном баре в Бруклине через полчаса.

– Так мы же хотели поиграть вместе, разве нет? – спросил я и тут же пожалел о своих словах. Не дав ей ответить, я добавил: – Забей. С удовольствием подъеду!

Выбранный ею бар отличался решетками на окнах и железными прутами, украшавшими почти все детали интерьера; сидя в нем я ощущал себя запертой в клетке птичкой. Вероятно, мы забавно смотрелись за одним столиком: Ева была в рваных джинсах и черном худи с поднятым капюшоном, а рядом с ней сидел я в ветхом сером костюмчике из комиссионки и в темных очках в широкой оправе.

Ева начала задавать мне стандартные вопросы: откуда я родом, как давно живу в Нью-Йорке, сколько у меня братьев и сестер и так далее. В какой-то момент она спросила о том, какие у меня родители, что меня несколько удивило – странный вопрос для первой встречи в баре.