Бразилья - Йен Макдональд

– Призраки. Типа того, что ты рассказывал про фантомы? – спросил он у мистера Персика, прижимая твердый пистолет к его заднице.

– Продолжай. – Так мистер Персик вел себя – нетерпеливо подавался вперед, напрягая руки – когда хотел получить нечто большее от Сестинью, чем просто любовь и секс.

– Существует миллионы других Фий в других вселенных и других частях мультивселенной.

– Да.

– И одна из них…

– Продолжай.

– Прошла через миры.

– Отличное выражение. Прошла через миры.

– Это невозможно.

– То, что ты и квантовая теория считаете невозможным, – это разные вещи. Невозможность ограничивают принцип неопределенности Гейзенберга и принцип запрета Паули. Все остальное – оттенки вероятности. Квантовые вычисления опираются на то, что мы называем «суперпозицией», то есть связью между одним и тем же атомом в разных состояниях в разных вселенных. Ответ приходит откуда-то из этих вселенных. А иногда и не только ответ.

Справа. На крыше гаража. Какое-то движение. Фигура. Сердце Эдсона колотится так гулко, что болит. Его тошнит. Он перебирается на нижний парапет и перегибается через него. В чертовом желтом свете невозможно разглядеть детали. Инстинктивно поднимает руку, чтобы переключить зум на айшэдах. Фигура ставит банку краски на парапет. Это какой-то паренек, уличный художник, он наклоняется, начинает валиком рисовать линию. Сердце успокаивается, но тошнота, напротив, нарастает.

Слева. Медленно идет по улице с поднятым капюшоном, а руки спрятаны в переднем кармане странной вязаной короткой толстовки, как у уличной монашки. Облегающие серые леггинсы заправлены в сапоги, которые так и кричат: «Трахни меня». Сапоги. Отличные сапоги, но кто носит леггинсы с сапогами? Он узнает эту напряженную походку и короткие шажки. Лицо скрыто капюшоном, но того, что он видит, пусть даже мельком, Эдсону достаточно. Фиа/Не-Фиа. У этой волосы длиннее. Но это Фиа. Одна из них. Другая Фиа. Она останавливается, оглядывается на охраняемой улице. «Ты тоже родилась здесь, на Либердаде в другой вселенной, да? Город, улицы, дома – все то же самое. Что привело тебя сюда? Любопытство? Доказательства? Что ты чувствуешь? Почему ты вообще в этом мире?» Охранник ерзает в своей кабинке. Фиа отворачивается и идет дальше. Эдсон покидает свой наблюдательный пост, прислоняется спиной к защитному порогу вокруг люка, тяжело дышит, прижав колени к груди. Ему никогда не было так страшно. Ни когда он поднимался на вершину холма, чтобы попросить благословения у Хозяина на открытие своей конторы, ни в ту ночь, когда Сидаде-Альта взорвалась вокруг Эмерсона и Андерсона.

«Ты опознал ее. А теперь слезай с этой крыши, убирайся отсюда». Эдсон спрыгивает в тридцати метрах позади Фии. Молодой охранник смотрит на него. Эдсон догоняет девушку. Она бросает взгляд через плечо. Их разделяет двадцать шагов. Он знает, что нужно делать. План у него в голове. И тут машина останавливается в другом конце улицы.

– Фиа!

Дверца автомобиля открывается, выходят какие-то люди. Фиа оборачивается на звук имени, которое никто не должен произносить. Эдсон вытаскивает огромный хромированный пистолет из-за пазухи. Охранник вскакивает на ноги. Все в некоем пространственно-временном пузыре, красиво, неподвижно.

– Фиа! Ко мне! Беги ко мне, Фиа! Мы знакомы, ты поняла? Я знаю тебя.

Она принимает решение за ту секунду, которая у Эдсона уходит на то, чтобы взять пистолет двумя руками. Она бежит к нему, прижав локти к телу, как бегают девочки. За ней бросаются два парня. Крупные, бегать умеют, и полы их пиджаков развеваются на ветру. Эдсон хватает Фиу за руку и тащит за собой, а потом резко останавливается. Фиа врезается в него. С другого конца улицы появляется третий преследователь, и маленький огонек голубого цвета танцует вокруг его правой руки там, где обнаженное лезвие квант-ножа ранит пространство и время. А придурочный желторотый охранник держит пушку обеими руками, как он видел в какой-то игре, и орет:

– Не двигайся! Не двигайся, мать твою! Опусти пистолет! Опусти пистолет!

– Не дури! Они нас всех поубивают! – кричит в ответ Эдсон. – Сматывайся!

Паренек паникует, бросает пистолет и удирает прочь в скрипящие пальмами сады декасэги[171]. Свет вспыхивает за бамбуковыми занавесками, когда Эдсон затаскивает Фиу на боковую улочку, где припарковал «Ямаху». Господи и все святые, это будет трудновато… Ее руки смыкаются у него на талии. Заводись. Заводись. Заводись. Мотор оживает и ревет. Эдсон рулит одной рукой, объезжая мусорные баки и хлам.

– Возьми пистолет. Возьми пистолет. Стреляй во все, что окажется перед тобой.

– Но…

А он уже летит. Два выстрела вспыхивают над ухом. Он слышит, как пули с визгом рикошетят от стен и балок. Видит два темных силуэта, которые уворачиваются от мотоцикла. Но третий, тот, что с ножом, блокирует выезд с улицы. Дуга синего цвета. Он держит квант-нож ровно, один удар разрежет пополам. Пиф-паф! Парень с ножом выжидает, а потом делает выпад в их сторону с лезвием на изготовку. Закричав от страха, Эдсон лягает его. Удар тыльной стороной руки снимает резиновую стружку с подошвы его кроссовок, но противник повержен. Эдсон выворачивает ручку газа и выезжает на улицу. За ним торопятся два других киллера. Шорох двигателей: на место пребывают полицейские беспилотники и разворачивают свои антенны. Сирены звучат со всех сторон, но Эдсон проезжает сквозь них, к свету и бесконечному потоку машин его Сампы. Холодное дуло упирается в ямочку за ухом на Руа Луиш Гама.

– В этой штуковине не осталось пуль.

Он ощущает щекой теплое дыхание Фии.

– Уверен? Ты считал?

– Ты собираешься убить меня прямо в потоке машин?

Она протягивает руку и кладет ее на ручку газа рядом с его ладонью:

– Рискну.

С норовом. Очень в ее стиле. В стиле Фии.

– Так кто ты такой, черт бы тебя побрал?

– Убери пушку, и я тебе расскажу. Одному Господу известно, сколько камер это записало.

– Камер?

– Ты и правда не отсюда, да?

Холодное дуло сменяется жарким шепотом:

– Да, не отсюда.

– Меня зовут Эдсон Жезус Оливейра де Фрейтас.

– Это ничего не значит. Просто имя. С кем ты? С каким орденом?

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Она была знакома с тобой? Я про мой… двойник.

– Ну да. Она была моей девушкой.

Она говорит быстро и резко:

– Я не она. Ты должен это понимать.

– Но ты – Фиа Кисида.

– Да и нет. Я – Фиа Кисида. Это ты был тогда на шоссе? Куда мы едем?

– Куда-нибудь. Где безопасно?

Не домой. Некоторые вещи, даже посерьезнее пистолетов, не объяснишь доне Ортенсе. Эмерсон может бросить пару матрасов на полу в офисе. Покатит, пока Эдсон будет размышлять, что делать с двойником своей убитой подружки, которая явилась из параллельного Сан-Паулу и за которой охотятся с пистолетами и квант-ножами. Он чувствует, как руки Фии сжимаются на его талии, пока он расплывчатой кляксой летит через волну габаритных огней. В лицо бьет ветер, девушка молчит. Она понимает, где она. Это все еще Сан-Паулу.

Ее руки сжимаются сильнее, когда он сворачивает с шоссе на серпантин, ведущий в нутро Сидаде-де-Лус. Она смотрит на мототакси, автобусы и на величественный фасад Ассамблеи Бога с колоннами, напоминающий построенный на скорую руку рай, на провисшие кабели и белые трубы, которые бегут через дома и обнесенные стенами дворы, в сияющую, хаотическую массу верхнего города – к настоящей, упорствующей в своем грехе фавеле.

Дорога в очередной раз сворачивает, затем Эдсон резко бьет по тормозам. Впереди кто-то есть, практически у него под колесами. Мотоцикл заносит. И Фиа – Фиа-2, как он называет ее про себя, – скользит по маслянистому бетону и ударяется об обочину. Придурок на дороге – это Вкусняшка, который покинул свой обычный наблюдательный пункт на заправке Ипиранга, где он терроризирует водителей, чтобы те дали ему помыть ветровое стекло, пока заправляют машины.

– Эдсон, Эдсон, Эдсон! Налик! Он мертв! Его убили! Прямо сюда приехали.

Эдсон хватает Вкусняшку за край мешковатой майки и тащит за заправочную станцию, подальше от света, к газовым баллонам.

– Заткнись и не произноси мое имя, непонятно, кто нас слушает или смотрит.

– Налик, они его…

– Заткнись. Стой здесь.

Он поднимает красивую нежную «Ямаху» и подкатывает к Фии-2. Просто Фии. Нет, это неправильно.

– Все в порядке? – Она собирается что-то сказать по поводу своей разодранной толстовки, но на это у Эдсона нет времени.

– Подними капюшон. Держись подальше от камер. И запрись в женском туалете. Здесь есть люди, которые могут тебя опознать. Я вернусь за тобой, а сейчас мне нужно отлучиться по одному делу.

Эдсон велит Вкусняшке сбегать к доне Ортенсе и попросить его походную сумку.

– Она знает, что это значит. И веди себя с моей матерью вежливо, ты, неуч.

Он едет через переулки и ладейру под провисшими проводами и бугенвилиями. Мимо проскакивают мототакси, оттесняя его к стенам узких улиц. Перед домом все еще стоит машина скорой помощи. Эдсон слышит, как полицейские беспилотники кружат над головой. У небольшой толпы терпеливый язык тела людей, которые из свидетелей превратились в дежурных. Дырка с человеческий рост прорезана в воротах, затронута и часть стены. Точно такая же зияет во входной двери и дверной коробке. Из нее как будто вырывается целый шквал черных птиц, они летают над Эдсоном, ослепляя его своими крыльями, клювами и когтями, птица за птицей, их слишком много, они слишком быстрые, и он бьет их, колотит, но вылетают все новые и новые, и кругом сплошные крылья, и Эдсон знает, что если зазевается, то упадет, и когти вонзятся ему в спину.