Бразилья - Йен Макдональд

– Фиа! – Шоссе проглатывает его крик. Он видел ее на этой самой обочине, там, где сейчас стоит. Видел мертвой. Лицо закрыто. Логотипы на подошвах туфель. Он видел их, когда ее уносили.

Мототакси вплетается в транспортный поток. Очарование рассеивается. Эдсон включает на айшэдах режим съемки движущихся объектов. Прыгает на мотоцикл, заводит мотор. На ней зеленый кожаный пиджак. Зеленый кожаный пиджак и развевающиеся длинные-длинные волосы. Он их найдет. Эдсон, рискуя, перестраивается через шоссе на скоростную полосу. Их разделяет двенадцать машин, но мотоцикл Эдсона может обогнать все, что движется сейчас по дороге, шныряя между конвоем грузовиков на биодизеле, он сокращает разрыв. Она бросает взгляд через плечо, и волосы хлещут по лицу. «Это я, я!» – кричит Эдсон встречному ветру. Она ударяет водителя по спине, тычет пальцем вперед, а потом направо. Водитель газует, и такси летит вперед, как истребитель. Эдсон сидит у них на хвосте. А она говорила, что никогда не ездит на заднем сиденье. Из-за резкого торможения он едва не влетает в школьный микроавтобус. Массовые пробки Сан-Паулу. Он ее потерял. Эдсон едет вдоль стоящих машин. В этой полосе ее нет. Он протискивается на мотоцикле между двух автомобилей, так близко к огромному джипу «Рав», что водитель орет: «Машину поцарапаешь, фавеладу!» Ее нет в центральном потоке. И во внутреннем тоже. Где же? Эдсон видит, как зеленый жакет, набирая скорость, выворачивает на съезд с противоположной стороны шоссе. Попался на свой собственный трюк. Но он знает, куда ведет та дорога – к Богоматери Мусора, в Тодуз-ус-Сантус.

* * *

– Возьми, – мистер Персик протягивает пистолет Сестинью рукояткой вперед. Это красивая и дерзкая пушка, которую он хранит в прикроватной тумбочке в ожидании той ночи, когда работники биофермы, что находится выше по склону, и застройщики снизу встретятся, и мир над фазендой Алваранга рухнет.

– Я ж не знаю, как с этим обращаться.

– Все просто, я тебе показывал. Раз, раз и готово. Просто возьми этот пистолет, урод тупой.

Он никогда не сквернословит. Мистер Персик никогда не ругается.

– Прости… – Он прижимает руку к голове. – Ты просто не знаешь, что делаешь. Так что возьми гребаный пистолет.

Эдсон берется за рукоятку из слоновой кости ослабевшими пальцами. Пистолет куда тяжелее, чем он думал. Он понимает, что мальчиков так привлекает в пушках, – сексуальный металл, сила. Эдсон быстро запихивает оружие в сумку. Дона Ортенсе не должна найти его. Если она узнает, что самый младший и второй любимый сын ушел куда-то с пушкой, то ей в сердце словно гвоздь вобьют. Эдсон быстро говорит:

– Ты смотрел видео, что думаешь?

– Призрак, – отвечает мистер Персик.

– Я не верю в призраков.

– А я верю, – говорит мистер Персик. – На свете нет ничего реальнее призраков. Бери пушку, Сестинью, и, пожалуйста, дорогой, позаботься о себе.

В тот вечер в своем гамаке Эдсон принимает пригоршню пилюль и изобретает новую грань своей личности – Бисбильютинью, Маленького Ищейку, частного детектива. Вежливого и неразговорчивого. Он все тщательно планирует, двигается медленно и осторожно, чтобы люди безошибочно понимали всю его серьезность. Всегда оставляет себе пути отхода. Имеет дело с киллерами. Маленький Ищейка совсем молод, ему надо расправить крылья, чтобы они заиграли всеми цветами радуги, но Эдсону нравится новая личность, он понимает, что Мелкому Проныре есть чем удивить его.

– Куда ты идешь? – говорит Налик, когда Бисбильютинью меняется с ним удостоверениями личности. – Эй, мы так не договаривались. Если тебя убьют, то я буду мертв.

– Тогда сможешь унаследовать всех моих клиентов, – говорит Маленький Ищейка.

– Каких клиентов? – кричит ему вслед Налик.

Это риск – оставить мотоцикл с целехоньким мотором, но, возможно, придется быстро сваливать. Он платит двум разным мальчишкам, чтобы те стерегли транспорт, и обещает вдвое больше по возвращении. Они будут следить друг за дружкой. Тодуз-ус-Сантус ночью напоминает город, переливающийся огнями. Свет фар от грузовиков покачивается и меняет направление, пока машины бороздят разбитые дороги к сердцу Богоматери Мусора. Тлеют мусорные костры, дети собираются вокруг горящих бочек из-под бензина и шевелят пламя сломанными досками. Торговцы шурраску чистят маленькие жаровни, в которых красные угли тлеют под белым разлетающимся пеплом. Мальчики играют в бильярд под прицепленными неоновыми лампами в потрепанных ланшунете. Эдсон видит пистолеты за поясами их мешковатых брюк, типа такого, как у него. Но он не чувствует себя в безопасности. Головы поворачиваются, пока он идет наверх по спиральной дороге. Магазин «Атом» закрыт.

Бар набит посетителями, которые смотрят футбол на большом экране. Маленький Ищейка заказывает колу и показывает видео бармену. Эдсон посмотрел клип столько раз, что тот уже стал визуальной молитвой: она отворачивается, когда мототакси набирает скорость.

– Ее родители волнуются, – объясняет он бармену.

– Я бы тоже волновался, раз уж ты ищешь ее здесь, – говорит бармен, красавчик лет двадцати с небольшим, – Нет, я ее не помню.

– Не возражаешь, если я покажу клиентам?

Болельщики передают айшэды из рук в руки, бегло просматривают запись, надувают губы, качают головами, тихонько вздыхают. Некоторые комментируют, мол, симпатичная девчонка. «Гооооооооооол!» – кричит комментатор, когда Маленький Ищейка выходит на улицу. Половина бара вскакивает на ноги.

Терпеливо и вежливо Маленький Ищейка движется вверх по спирали. Те, кто привозит мусор, и те, кто его собирает, не знают отдыха, кроме того, всегда открыты мастерские и пункты по демонтажу. Ребятишки, которые везут тележки с запчастями к решеткам жаровен и печам, бросают быстрый взгляд на видео. Вы ее видели, вы ее видели? Чипперы и сварщики, склонившиеся над свистящим светом сжиженного газа, трясут головами, недовольные тем, что их отвлекли.

– Родители? – Женщина огромных размеров, жир собирается в щедрые складки, когда она садится, вытянув одну ногу, на ступеньки цеха по очистке золота. Все богатство у нее во рту, на шее и на пальцах, она с незатейливым удовольствием курит короткую сигару со сладковатым запахом. – Они тебя наняли? Сынок, ты – не частный детектив, но и не кто-то еще, так что я отвечу на твой вопрос. Да. Я знаю это лицо. – Сердце Эдсона екает так сильно, что толстуха наверняка слышит этот шлепок плоти. – Она продавала всякие штуки, технические, аппараты, каких я не видела, да и никто не видел. И кое-какие побрякушки.

– В прошлом месяце?

– Вчера, сынок.

А за лачугами черные мусорные горы усыпаны звездами, светодиоды в шлемах и свечи в фонарях мигают, словно светлячки. Свалка постоянно источает миазмы синих и желтых цветов. Лучезарная красота. Городские легенды гласят, что здесь творятся странные вещи. Ходят слухи о ночных видениях, о том, что этот город накладывается на другие, об иллюзорных пейзажах, ангелах, пришельцах, НЛО, ориша. И о призраках.

– А вы знаете, кто их покупал?

– Сынок, тут постоянно кто-то что-то покупает. Обычные дилеры, но в такое время суток ты их здесь не поймаешь. Они ж не чокнутые.

– Вы не знаете, она где-то здесь живет?

– Она была бы еще большей дурой, чем ты, если бы жила здесь. У меня вот слабеют глаза и плохая память. Благодари судьбу, сынок.

Спустившись вниз по спирали, Маленький Ищейка заходит в футбольный бар, покупает бутылку хорошего импортного виски и дарит полуслепой женщине. Дорого, но так делаются дела в этом городе. Любезность в ответ на любезность. А его мотоцикл стоит нетронутым, на нем ни царапинки.

Двадцать три часа тридцать восемь минут, у Эдсона задница болит, будто сделана из затвердевшего бетона. На крыше отеля есть одна безопасная ниша, но маленькая, неудобная, и тут можно отморозить себе яйца. Райончик без особого шика, позабытый, как выброшенные трусы, прячется за фасадами, исписанными иероглифами, розовыми вывесками суши-баров, как волосы у жительниц Харадзюку[169] и похожими на театральные подмостки кафешками тэппанъяки[170]. Датчики движения и управляемый дрон идут в довесок к скучающему подростку с дурацкой порослью над губой, который охраняет барьер безопасности. Эдсон наблюдает, как через ворота в тупик въезжает пикап, груженный овощами. Почти сразу за черепичными крышами вырастают жилые высотки толщиной с карандаш, увенчанные движущимися рекламами пива и телесериалов. Он никогда не был так близко к мифическому сердцу города. Соборная площадь отсюда в десяти кварталах.

«Она здесь выросла», – думает Эдсон. Ее жизнь сформировалась на этой длинной улице с шаровидным концом, которая напоминает вагину. Она ездила на розовом детском велике по этому кругу. Сооружала прилавок из садовых инструментов и листьев, продавала сладости и чай со льдом соседям. Она взасос поцеловалась со своим первым парнем вон за той лестницей, где охранники ее не видели. А теперь ее родители разгружали грузовик, и ящики с зелеными и темно-красными овощами, такими мягкими, что можно представить, как заваливаешься туда спать.