Оттенки серого - Джаспер Ффорде

моей комнаты осталась лишь полоска света на уровне пола. Ударившись несколько раз о предметы мебели, я отказался от мысли сделать себе завтрак и кое-как добрел до диванчика в углу кухни.

Когда я проснулся, опять выглянуло солнце. Отец, одетый, хлопотал за кухонным столом.

– Доброе утро, – с улыбкой сказал он. – Что это за жестокая девочка? Ты что-то бормотал во сне.

– А имена я называл?

– Нет.

– Тогда не могу сказать точно.

Мне снился сон: на заре мы с Джейн вместе плавали в озере, спокойном, как небольшой прудик. С поверхности воды поднимался пар, не давая видеть берега: мы словно были одни в мире. Я сыпал шуточками, и Джейн смеялась над ними, даже над неудачными. Мы собрались было поцеловаться, но тут появилась Констанс: она стояла на носу гребной лодки в развевающемся красном платье. Констанс уже открыла рот, намереваясь что-то сказать, когда я пробудился.

– Еще ты говорил что-то про кролика, – добавил отец.

– У него были жабры. И он грыз нам пальцы на ногах, – нахмурившись, сказал я.

Отец засмеялся и спросил, как я себя чувствую. Я потрогал ссадину на губе, которую получил, упав лицом на тачку. Она все еще ныла, но уже далеко не так сильно, о чем я и сообщил.

– Трэвиса не нашли, – заметил отец.

– Редко кого находят.

– Ты проявил храбрость, и это хорошо. Но никогда не поступай так в присутствии префектов – только привлечешь к себе внимание.

Я поинтересовался, что он имеет в виду, но отец лишь пожал плечами. Я направился в ратушу, так как все еще имел право на горячий завтрак. По пути я зашел на почту, которая в это время года работала дольше, чтобы полноценно использовать световой день, и открылась за полчаса до моего прихода. Внутри царила чистота, но интерьер был невообразимо древним. Все же красная краска, нанесенная изначально, еще не утратила своей яркости.

– Вы уверены, что хотите отправить именно этот текст? – спросила служащая телеграфа, глядя на мои поэтические потуги. – Мне он кажется, э-э, не очень годным.

Это была женщина средних лет, почти пожилая, напоминавшая мою дважды вдовую тетушку Берил: очень душевная, но прискорбно прямолинейная.

– Констанс не ищет мужа, способного на интеллектуальные свершения, – объяснил я, пытаясь представить дело так, будто я намеренно не стал применять свои таланты.

– Что ж, тем лучше. – Она подсчитала количество слов. – Вы можете прибавить еще три «Ц», и это вам ничего не будет стоить.

Я подумал секунду и отказался – пусть Констанс не считает, что я иду напролом. Госпожа Алокрово попросила меня подтвердить число строк и выставила сумасшедший счет на тридцать два цент-балла. Я сказал, что это безумие, и узнал, что сумму можно снизить, если я пообещаю привезти из Ржавого Холма щипцы для сахара. Я сказал, что приложу все усилия. Она сладко улыбнулась и заверила, что отправит мою телеграмму немедленно.

Ратуша походила на все ратуши: просторная, с витающими внутри запахами вареной капусты и мастики для пола. Я аккуратно обошел ковер для префектов, расстеленный у самого входа, почтительно поклонился Книге ушедших и заморгал – в здании стоял полумрак. В дальнем конце помещалась сцена, украшенная – довольно мило – фигурной лепниной. По одну сторону зала располагались кухни, а по другую – широкие двойные дубовые двери, которые вели, видимо, в комнату для заседаний Совета. Входить туда строго запрещалось, но один раз в жизни, на двадцать минут, каждый гражданин все же оказывался там: для прохождения теста Исихары.

Я положил себе овсянки, намазал на хлеб положенное количество джема и сел напротив Томмо за одним из красных столов. Людей было мало: серые из утренней смены уже поели, а хроматики редко вылезали из постели – разве что наставал их черед идти в пограничный патруль или еще куда-то. Я заметил Джейн, которая заканчивала завтракать; но она не смотрела в мою сторону. Томмо, как он заявил, пришел сюда, чтобы я не связывался с приличным обществом.

– Трэвиса не нашли, – сообщил я.

– Найдут. Послушай, ты что, собираешься и впредь выкидывать такие штуки ночью? Если кто-то один совершает бессмысленные подвиги, остальные выглядят не слишком хорошо.

– А если бы пропал ты? – возразил я, но Томмо лишь пожал плечами.

– Скажи, – продолжил я, – кто-нибудь живет в нашем доме? На верхнем этаже?

Томмо поглядел на меня и поднял бровь.

– Ты имеешь в виду, кроме того, о ком нельзя говорить?

Я кивнул.

– Ничего не знаю. А что?

– Я слышал какие-то звуки.

Однако Томмо уже отвлекся на другое: вытащив расческу со множеством поломанных зубьев, он лихорадочно придавал себе пристойный вид.

– На случай внезапной проверки? – спросил я.

– Нет, тут дело поважнее. Можно тебя попросить кое о чем? Старайся выглядеть как можно непривлекательнее. Я знаю, тебе это нетрудно, но тем не менее поднапрягись.

– Что?

– Вот это, – он показал на вошедшую девушку, – Люси Охристая, о которой я говорил. Чем дальше, тем больше она расцветает. А знаешь, что мне в ней нравится больше всего?

– Ее чувство юмора, из-за которого она встречается с тобой?

– Нет. Хотя ее отец нахапал разного городского имущества, обвинений против него не выдвинули. Она сидит на денежной куче. А в браке все имущество супругов считается общим.

– Ты ведь в душе неисправимый романтик?

– Когда речь заходит о звонкой монете, я стану кем угодно.

Я грустно наклонил голову и переключил свое внимание на Люси, дочь предыдущего цветоподборщика. Она была маленького роста, изящная, с длинными волнистыми волосами и бледным лицом. Девушка оглядывалась – слегка смущенно. Мы с отцом уже видели ее – на мосту, с маятником в руке. Люси посмотрела в нашу сторону. Томмо помахал ей, и девушка неуверенно подошла к нам.

– Привет, Тиммо, – сказала она, садясь.

– Томмо, – поправил он. – Мне показалось, что тебе будет приятно сидеть с нами, сердце мое.

Люси взглянула на меня.

– Я зарежу кого хочешь за чашку чаю.

Томмо понял намек и исчез.

– Он хочет жениться на мне. – Люси облокотилась на стол и устремила взгляд не на меня, а в некую точку над моей левой бровью. – Мама сказала, что я свободна в выборе. Как ты считаешь, выходить за него или нет?

– Он думает, что у тебя есть деньги.

Девушка фыркнула.

– У нас нет ни гроша.

– Тогда вряд ли стоит. Кстати, я Эдди Бурый.

– Сын цветоподборщика?

– Он самый.

– А ты симпатичный. Особенно мне нравится твой нос.

– Это подарок на день рождения.

– Что еще занятного тебе подарили?

Я решил сменить тему – Люси зашла слишком уж далеко.

– Томмо сказал,