Отыщите меня - Григорий Мещеряков

За углом дома стояла черная легковая машина. В ней сидела какая-то дама, она приветливо встретила Павла. При свете фонарей Павел увидел, что она очень красивая и накрашенная, как киноактриса. Папа приказал Павлу молчать и ни о чем не спрашивать. Долго ехали по улицам города, изредка папа что-то говорил шоферу. Яркий свет фар автомашины ползал по улицам и стенам. Фонари слабо высвечивали силуэты зданий. Островерхие дома походили на декоративные и сказочные. У шлагбаумов машину останавливали и проверяли документы. Папа выходил с дамою, высокомерно и небрежно подавал бумаги. Военные внимательно рассматривали их при свете карманных фонарей. Дама вела себя странно, она разыгрывала то близкую родственницу, то даже маму Павла. Это очень не нравилось ему, он не хотел быть ни сыном ее, ни племянником. Да и видит ее всего-то первый раз в жизни. Поэтому он бурчал и отворачивался от дамы, которая стояла у открытой дверцы. Она нисколько не обижалась и будто не замечала капризов Павла. Папа делал вид, что сердился, повелительно и специально громко отчитывал сына, требуя послушания. Но красивая дама только улыбалась до ушей, успокаивала шутками папу и уговаривала Павла не капризничать. Она вся колыхалась, словно танцевала в воздухе, потом садилась в машину и хихикала, как глупая девчонка. Военные возвращали документы и пропускали машину дальше.

Выехали из города. Дама сразу перестала быть глупой и надоедливой. Она просто сидела и не замечала Павла, вроде его не было рядом. К рассвету проехали несколько небольших поселений, за которыми раскинулись ровные поля посевов, высокие прямоугольные городки хмеля без окон и дверей. Ухоженные, словно недавно высаженные, леса напоминали сады и парки. Пашни и посевы подходили прямо к дороге. Дама устало смотрела вперед, на дорогу. Взгляд у нее был тревожный и немного грустный. Губы она сжала до морщинок, поэтому выглядела не очень красивой. Так и ехали дальше молча, как незнакомые люди. На какой-то станции догнали поезд. Папа быстро купил билет в кассе и вручил вместе с какими-то документами даме. Он спешно отправил ее с Павлом на перрон, оставшись в машине. Дама показала билет, и они вошли в спальный вагон, а черная машина развернулась в стороне от вокзала и увезла неизвестно куда папу.

В вагоне совсем немного народу, услужливый проводник открыл дверь в купе. Вошли, расположились и остались вдвоем. Дама суетилась и настороженно смотрела на дверь, словно кого-то еще ждала. Она поправляла перед зеркалом прическу, пудрила лицо и красила губы. Лишь после всего этого немного успокоилась. Смотрела в окно и ничего не говорила. Куда, с кем и почему едет Павел, он не знает, никто ему не объясняет и не считает нужным это делать. Сначала было интересно смотреть в окно, потом стало скучно и захотелось спать. На одной из остановок Павел неожиданно увидел папу, который прогуливался по перрону вдоль вагонов с каким-то толстым военным. Поезд здесь стоял дольше обычного, и вагонная публика высыпала на привокзальную площадку. Папа выглядел самоуверенным господином, держался с важным достоинством, свысока смотрел на окружающих, презрительно морщился, противно шевеля губами, и самодовольно улыбался военному. Мельком он смотрел в окна вагона и блуждал глазами по стеклам. Увидев Павла, широко улыбнулся, изящно, как фокусник, подбросил и поймал трость, но тут же повернул лицо к военному. Конечно, Павлу хотелось крикнуть, позвать папу, но красивая дама отпрянула от окна и быстро посадила Павла рядом с собой.

— Тс-с… — приложила она палец к губам.

На других остановках папа опять выходил прогуливаться с военным и стоял уже ближе к вагону, где был Павел, но никакого вида не подавал, что видит сына. Он ехал в другом спальном вагоне, куда пускали особо важных лиц. Павел понял, что разыгрывается какой-то маленький спектакль, в котором главные роли исполняли папа и эта красивая дама, но в правила этой тайной игры его не посвящали. В купе иногда заходили случайные попутчики или обходительный проводник. При них дама преображалась, верещала и несла всякую чепуху на немецком, чешском и словацком языках. При этом оказывала Павлу чрезмерное внимание. Просто замучила: выпускала и разглаживала помятые манжеты, следила за прической и проборчиком, прыскала на воротничок и волосы душистым одеколоном. От этих ее забот его прямо-таки тошнило, хоть убегай из купе, но Павел полностью подчинялся, не перечил, не капризничал.

При появлении контролеров или военных дама еще больше суетилась и выдумывала новые небылицы. Она принималась рассказывать какие-то невероятные истории с неправдоподобными подробностями, которые в действительности с Павлом не происходили. Он никогда не был вместе с ней ни в Берлине, ни в Париже, ни в Монте-Карло. Даже не знает, где они находятся и как далеко от Братиславы. Раньше слышал, что папа изредка ездил в Прагу и Вену, но это совсем близко. Выдумала она и про какой-то фамильный замок, где будто бы каждое утро они поливали душистые розы. Дама становилась просто невозможной. После каждой фразы совсем неумно шутила и громче всех заливалась глупым смехом. Кокетничала и строила глазки так откровенно, что за нее было неловко. Но всем другим это очень нравилось, как нравилась и сама эта красивая дама. Проверки участились, в купе приходили на остановках и на ходу поезда, опять шелестели бумагами и просматривали документы. Каждый раз заглядывали под сиденья, залезали на верхние полки. Осмотрев, извинялись и желали счастливой дороги. Мужчины помоложе весело улыбались, щелкали каблуками и подносили ладонь к козырьку. Дама картинно вздыхала и на прощание протягивала руку в черной по локоть прозрачной перчатке. Одни вежливо пожимали, другие прилипали усами и норовили почему-то выше перчатки. Потом все уходили, оставляя после себя запах сапожного крема. Тогда дама устало закрывала глаза и опускала голову, словно вот-вот расплачется.

За окном вагона по-прежнему ползла ухоженная природа, мелькали угловатые крыши каких-то незнакомых городков и станций, чередовались красная и серая черепица. На большой станции пересели на другой поезд, где оказалось еще меньше людей. Во время пересадки Павел заметил только спину папы. Он шел рядом с военным быстрым размашистым шагом, но потом его загородили другие спины. Последний раз Павел увидел папу, когда он, держась за сверкающие поручни, поднялся в вагон и скрылся в проходе. В купе, которое ничем не отличалось от прежнего, напротив Павла в углу сидел строгий и неразговорчивый господин с причудливой ногтечисткой в руке. Снова были проверки и осмотры, но красивая дама выглядела совсем больной и разбитой от усталости, уже не в силах была играть свою роль, перестала кокетничать и улыбаться. По вагону объявили, что поезд прибывает на границу. Вскоре появились в зеленой форме советские таможенники и пограничники. Они молча все проверили, задали несколько вопросов и пошли дальше по вагону. На маленькой пограничной станции надо было выходить, чтобы пересесть на советский поезд. Когда все уже покинули вагоны, Павел увидел, как по площадке перрона бежал папа. Теперь он был прежним папой и снова походил на самого себя. Одет в обыкновенный костюм, без шляпы, без трости и без гамаш, никакого внешнего щегольства и уверенности, напротив, растерянный и беспокойный, словно первый раз встречается с Павлом после долгой разлуки.

Подошли несколько незнакомых людей, бросились обнимать папу, как самого родного, близкого. Они говорили малопонятные слова и с чем-то поздравляли папу и красивую даму. Она сдержанно плакала, то ли от горя, то ли от радости. Павлу на прощание она вручила черного лохматого медвежонка, у которого вместо глаз были похожие на прозрачные капли стеклянные пуговицы. В небольшой комнате вокзала с кожаными диванами все сели отдохнуть. Но красивая дама куда-то тут же исчезла, никто на это не обратил внимания, как будто так и надо. Павел даже не узнал, как ее зовут и кто она. Потом он ехал в зеленом вагоне вместе с папой и смотрел в окно со второй полки, видел белые домишки и хатенки с соломенными крышами да вдоль дороги телеграфные столбы. Проводница угостила бутербродом и квасом. Можно бы и расспросить папу, что же все-таки произошло, но он, привалившись к стенке, крепко спал.

3

В третьем классе Павел стал путешествовать по географической карте. Этому научил папа. При эвакуации Павел положил в чемодан няни Нюси большой географический атлас, с которым почти не расставался дома. Раскрывая атлас, листал его большие лощеные страницы, рассматривал одну за другой географические карты, прокладывал пути-дороги по странам и океанам. Где захочешь, везде можешь побывать. Ничего не стоит мгновенно попасть в любую точку мира. Все страны на карте разноцветные. Отправляйся в зеленую или синюю, желтую или сиреневую. Если Германию по ее границам аккуратно вырезать ножичком, тогда будет пустота, дырка на карте и исчезнет коричневая страна. Рядом маленькая Чехословакия. Самая большая и красная страна — СССР. Городов на ней куда больше, чем в Чехословакии. Город Курган стоит посередине страны, до Бозулука тоже не близко. На физической карте совсем немного красок, всего лишь зеленые, голубые и желтые. Мчись по низинам и равнинам, перепрыгивай и перешагивай горы, плыви по морям и рекам. Няня Нюся мало разбирается в путешествиях Павла.