Золотые нашивки - Юрий Дмитриевич Клименченко

class="p1">Они смотрели на гуляющую публику. Тронев рассказывал Зойке какие-то веселые истории, но она сидела хмурая, безучастная к тому, что он ей говорил. Почему-то настроение у нее испортилось.

— Что с тобой, Зоенька? — спросил Виктор, заметив ее состояние.

— Не знаю. Пойдем отсюда.

Они дошли до центрального парка. Зойка опустилась на скамейку.

— Посидим немного.

Виктор послушно сел. Зойка молчала. Тронев чувствовал себя не в своей тарелке. Неужели он послужил причиной испорченного Зойкиного настроения? Вдруг она сказала:

— В детстве я очень любила петь и танцевать. Была совсем маленькая и выступала в самодеятельности. Потом подросла, и все говорили, что у меня способности. А теперь я не пою. Негде.

— Почему же? Пой себе на здоровье, — засмеялся Тронев.

— Где петь-то? На судне? Мне хотелось бы выступать…

— Артисткой собираешься быть?

— Не артисткой. Просто заниматься в каком-нибудь хорошем кружке. Да не в этом главное, — тоскливо сказала Зойка. — Вообще, все неправильно…

— Что неправильно?

— Понимаешь, не могу я так жить, — взволнованно заговорила Зойка, нервно теребя ручку сумочки. — За городом… Тишина, народу мало, один магазин… Мне говорят — дура, дыши воздухом. Здесь воздух кристальный. Не надо мне воздуха, не надо. Мне не шестьдесят лет. Хочу чтобы трамваи, троллейбусы, автобусы, чтобы магазины были кругом, люди, много людей… Стосковалась я по людям. Все одна и одна. Никого у меня нет.

— Как одна? Ведь ты в таком коллективе плаваешь!

— Нет, нет, это совсем не то, — с отчаянием проговорила Зойка. — Ничего ты не понял. Что же мне делать? Неужели всю жизнь посуду мыть, каюты убирать? Лучше умереть.

— С ума сошла.

— Да, да, лучше. Я даже иногда думаю, пусть какой-нибудь пароход разрежет «Ригель» пополам, ночью. И все, конец.

— Совсем больная, — с испугом посмотрел на нее Тронев. — Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

— Отдаю. Пусть больная. Я хочу в туристский поход с рюкзаком, хочу на лыжах вместе со всеми, хочу в коллектив большой, в девичье общежитие. Чтобы вечером гости приходили. И в театр, и в кино, на стадион. Все вместе. Чтобы утром на работу ходить с удовольствием. Хочу, чтобы кто-то ждал меня настоящий, не такой, как ты, любил, цветы дарил…

— Кто же тебе мешает? Иди поступай! Везде сотни объявлений.

— Так у меня же специальности нет.

— Учись. Вот поступай в троллейбусный парк водителем. Форма красивая, работа чистая и, я бы сказал, довольно живая.

— Нет, нет. Не хочу. Это работа для индивидуалистов. Приехал, сдал машину сменщику и больше никого не видишь. А я к людям хочу.

— Я понял. Постараюсь помочь тебе. Попрошу одного знакомого. Он на радиозаводе. Завод огромный, новый, тысячи рабочих, работа чистая, в белых халатах. Понравится тебе. Вот увидишь — понравится.

— Я же ничего не умею делать.

— Научат. Там учеников берут. Три месяца — и будешь сборщицей. У них и радиотехникум есть. Подойдет?

— Хорошо бы, — неуверенно сказала Зойка. — А деньги там платят, пока учишься? Матери ведь надо помогать.

— Платят. Не очень много, но платят. Да и три месяца — не три года.

— Хорошо бы, — повторила Зойка.

— Ну, а цветы я тебе дарить стану, — опять улыбнулся Тронев.

— Твоих мне не надо.

— Почему же?

— Потому… Цветы пусть мне дарит тот, кто меня полюбит и кого я полюблю. Понял?

— А может быть, я уже начинаю любить тебя? — серьезно сказал Виктор.

— Что-то не видно. Да и второго условия нет. Ты для меня — никто.

— Будущее покажет.

— Трепач ты, Витька. Спасибо на добром слове. В общем, не придавай значения. На меня иногда находит. Все в порядке. Пошли?

Они поднялись. Теперь Зойка болтала без умолку. Говорила всякие глупости. Зачем она поделилась сокровенным с этим парнем? Кто он ей? Славный, правда. Но все-таки чужой.

Виктор же, наоборот, был задумчив. Отвечал Зойке односложно. Он не считал ее легкомысленной, но того, что она рассказала ему сегодня, не ожидал. Вот как может быть. Внешне она всегда выглядела веселой, острой на язык, а в душе, оказывается, совсем не то. Серьезная, думающая девушка.

— Ну чего молчишь, как воды в рот набрал? — дернула его за рукав Зойка. — То был очень говорлив, нес всякую чушь…

— Все в порядке. Иду, тебя слушаю. Умных людей всегда приятно послушать.

— Ты смотри, Витька, о том, что я тебе говорила, ни слова, никому. Врагом будешь. Ерунда все.

— Не ерунда. Мне кажется, ты все верно… С «Ригеля» надо уходить. Девчонке на нем нечего делать. Вот, ты держишься, держишься — не тронь меня, а найдется какой-нибудь хлюст, под настроение… И пропала недотрога. А там пойдет.

— Ты за меня не беспокойся. Миссионер какой нашелся. За собой лучше смотри. Никуда я не уйду. Наболтала тебе, а ты и поверил. — У Зойки вырвался короткий смешок. — Идем.

Тронев опустил голову.

Они подходили к «Ригелю». У трапа с повязкой дежурного стоял Орлов. Он взял под козырек, шутливо доложил:

— На судне в ваше отсутствие ничего не произошло.

— Вольно! — сказал Тронев. — Спокойной ночи, Зоенька.

▼

Валерия Николаевна приехала неожиданно. Нардин вернулся из города за час до назначенного им отхода, спустился к себе в каюту и увидел ее сидящую на диване. Она даже не сняла пальто. Казалось, вот-вот встанет и уйдет.

— Лерочка? — обрадованно и удивленно вскрикнул Нардин. — Вот сюрприз! Какими судьбами? — он поцеловал ее.

— Простите, капитан, что я нарушила свои правила, — пришла на судно. Но другого выхода не было. Узнала в училище, что вы стоите здесь, и приехала. Вахтенный с трудом пустил меня к тебе в каюту.

— Какие глупости. Я очень рад. Раздевайся.

Он попытался снять с нее пальто. Валерия Николаевна задержала его руки:

— Нет. Я ненадолго. Приехала проститься.

— Проститься?

В ее голосе Нардин уловил что-то необычное. И сразу появилось беспокойство. Валерия Николаевна улыбалась, но глаза ее смотрели грустно.

— Уберите со стола фотографию этой женщины, капитан. Она предала вас…

— Оставь свои шутки, Лера.

— Я не шучу. Приехала проститься с тобой, Володя. — Она отвернулась к переборке, вынула из сумочки платок, вытерла щеку.

— Что же случилось? — одеревенело спросил Нардин. В голове билось слово «проститься». Валерия взяла его руку, приложила к своему лицу.

— Ты помнишь, Володя, я тебе как-то говорила, что хочу уйти от тебя раньше, чем ты меня бросишь? Помнишь? Вот этот момент наступил.

— Я не понимаю тебя.

— Сейчас… Вмешалась судьба, чтобы сделать все, как лучше и проще. Меня посылают на два года за границу…

— Ну и что?

— Мы взрослые люди, Володя. Не надо иллюзий…

На два года! Теперь Нардин понял все. То, чего он так боялся,