Сага о Греттире - Исландские саги

Служанка вопила благим матом, но когда они расставались, ей уже не приходилось срамить Греттира. Немного погодя он встал, пошел к хозяину Торвальду и рассказал ему о своих затруднениях, и просил перевезти на остров. Тот так и сделал, дал лодку и переправил его, и Греттир поблагодарил его за такое благородство.

Когда же стало известно, что Греттир проплыл морскую милю, все нашли, что нет ему равных по отваге как на море, так и на суше. Люди Мысового Фьорда очень ругали Торбьёрна, что тот все не прогонит Греттира со Скалы Острова, и грозились забрать обратно свою долю. Он был в трудном положении и просил их потерпеть еще немного.

LXXVI

В то лето пришел к устью Реки Пешеходной Расселины корабль. На корабле был человек по имени Хэринг. Был он молод и настолько ловок, что мог залезть на любую скалу. Он остановился у Торбьёрна Крючка и пробыл там до осени. Он все подбивал Торбьёрна съездить к Скале Острову: он, мол, тогда посмотрит, правда ли, что там такой крутой обрыв, что никто на него не залезет. Торбьёрн сказал, что он потрудится не задаром, если заберется на остров и ранит Греттира либо убьет его. Убедил он Хэринга, что это дело стоящее. Потом они подошли к Скале Острову и высадили норвежца. Он должен был подкрасться к тем, если заберется на остров. А Торбьёрн со своими пристали у лестниц и завели разговор с Греттиром. Торбьёрн спросил, не надумал ли Греттир уйти с острова. Тот ни в какую.

— Долго ты нас морочил, — говорит Торбьёрн, — пора нам и отомстить. А ты, однако, не слишком за себя боишься.

Они долго толковали, но так ни к чему и не пришли. Теперь надо рассказать про Хэринга. Он лазал на скалу там и сям и сумел, наконец, забраться в таком месте, где это никому больше не удавалось — ни до него, ни после. Взобравшись на скалу, он увидел братьев, и те стояли к нему спиной. Хэринг уже было надеялся добыть себе вскоре и славу и деньги. Те же не ждали его появления, думая, что никому не залезть на остров иначе, как по лестницам. Греттир был занят разговором с Торбьёрном, и оба не скупились на язвительные слова. Тут случилось Иллуги оглянуться, и он увидел совсем рядом человека. Иллуги сказал:

— Тут рядом человек с секирой наизготове, и он держится, по-моему, отнюдь не мирно.

— Тогда встреть его, — говорит Греттир, — а я пригляжу за лестницей.

Иллуги бросился навстречу Хэрингу. И норвежец, увидев это, пустился наутек по острову. Иллуги гнался за ним, сколько позволял остров. А когда он добежал до обрыва, Хэринг бросился вниз и переломал себе все кости. Тут ему и пришел конец. Место, где он погиб, зовется с тех пор Хэрингов Прыжок. Иллуги вернулся к Греттиру, и тот спросил, как он расстался с тем, кто ему был поручен.

— Он не доверил мне, — говорит Иллуги, — поступить с ним, как я считал нужным, и сломал себе шею, прыгнув со скалы. Пусть эти люди помолятся за него, как за покойника.

Услышав это, Крючок велел своим уходить.

— Я дважды ездил сюда к Греттиру и в третий раз не поеду, если не буду к тому времени умнее. Пока же мне навряд ли удастся помешать им остаться на Скале Острове. Но все же думаю, что Греттир не проживет здесь столько, сколько прожил.

Они отправились назад, и этот поход оказался еще хуже прежнего. Греттир прожил зиму на Скале Острове и за все это время не встречался с Торбьёрном. В ту зиму умер законоговоритель Скафти, сын Тородда[86], и это была большая потеря для Греттира, потому что Скафти обещал добиться для него прощения, как только истечет двадцать зим со времени его осуждения. А тот год, о котором рассказывалось, был девятнадцатым. Весною умер Снорри Годи[87], и много всего случилось за этот год, что не относится к этой саге.

LXXVII

В то лето родичи Греттира много говорили на альтинге о его осуждении, и некоторые считали, что срок наказания истечет в начале двадцатого года. Но истцы возражали, говоря, что он успел за это время сделать много такого, за что полагается объявление вне закона, и, значит, ему следует продлить наказание. Законоговоритель тогда был назначен новый, Стейн, сын Торгеста[88], сына Стейна Морехода, сына Торира Осенняя Мгла. Матерью Стейна законоговорителя была Арнора, дочь Торда Ревуна. Стейн был человек мудрый, и его попросили рассудить дело. А он сказал, пусть выяснят, точно ли пошло двадцатое лето с тех пор, как Греттира объявили вне закона. Вышло, что так и есть. Тут вмешался Торир из Двора, он выискивал всевозможные препятствия и дознался, что Греттир провел в Исландии одну зиму, не будучи объявленным вне закона. И тогда выходило, что он прожил объявленным вне закона девятнадцать зим. Законоговоритель сказал, что никого нельзя осуждать больше, чем на двадцать зим, даже если за это время и были совершены новые преступления[89]:

— Но раньше этого срока я ни с кого не сниму наказания.

Поэтому с помилованием на сей раз ничего не вышло. Но все считали, что уж на следующее лето его непременно помилуют. Людям с Мысового Фьорда совсем не нравилось, что Греттир окажется помилованным. Они сказали Торбьёрну Крючку, пусть он либо отдает им обратно остров, либо убьет Греттира. Положение Торбьёрна было трудное: он не мог придумать, как справиться с Греттиром, но в то же время хотел удержать остров. Стал он ломать себе голову, как одолеть Греттира силой, или хитростью, или еще как-нибудь.

LXXVIII

У Торбьёрна Крючка была воспитательница по имени Турид. Она была очень стара и мало на что годна, как казалось людям. В молодые годы, когда люди были язычниками, она была искусной колдуньей и ведуньей. Считалось, что теперь она, верно, все перезабыла. Но хоть в стране и было христианство, тлела еще языческая вера. В Исландии был закон, по которому не запрещалось тайно приносить жертвоприношения или совершать другие языческие обряды[90]. Но если это делалось открыто, полагалось трехгодичное изгнание. И со многими выходило по поговорке: рука сама за свое берется, а то и есть самое привычное, что воспринято в юности.

И Торбьёрн Крючок, который совсем отчаялся что-нибудь придумать, обратился теперь к той, от кого меньше всего ждали помощи, — к своей воспитательнице, и спросил, что она ему посоветует. Она отвечает:

— Вот и выходит по поговорке: пошел у коз шерсти просить. Да и что может быть хуже: считал себя первым человеком в округе, а как дошло до дела, оказался ни на что не годен. Не видно, чтобы мне приходилось хуже, чем тебе, хоть я и с постели-то еле встаю. Если хочешь получить мой совет, делай все, как я скажу.

Он согласился, говоря, что она всегда была ему доброй советчицей. Вот пришел конец лета, и в один погожий день старуха сказала Крючку:

— Погода стоит тихая и ясная. Хочу я, чтобы ты отправился на Скалу Остров и затеял ссору с Греттиром. Я поеду с вами и погляжу, осторожен ли он в своих речах. Тогда я буду знать наверняка, насколько они удачливы, и тогда уж я найду для них слова, какие пожелаю.

Крючок отвечает:

— Опостылело мне ездить на Скалу Остров: у меня всегда хуже на душе, когда я оттуда возвращаюсь, чем когда туда еду.

Тогда старуха сказала:

— Я не стану помогать тебе, если ты не делаешь, как говорю.

— Нет, нет, матушка! — говорит он. — Я только сказал, что хотел бы так приехать туда в третий раз, чтобы вышел из этого толк.

— Попытка — не пытка, — говорит старуха. — Много труда тебе придется затратить прежде, чем Греттир будет повержен. И часто будет неверной твоя судьба, и доведется тебе хлебнуть лиха, прежде чем все кончится. Но тебе никуда не уйти от этого, и надо искать какой-нибудь выход.

После этого Торбьёрн Крючок спустил на воду десятивесельную лодку и взошел на борт с одиннадцатью людьми. Старуха тоже была с ними. Они пошли на веслах к Скале Острову. Братья, увидев их, вышли к лестницам, и снова повели они разговор о своем деле, и Торбьёрн сказал, что он явился, дабы осведомиться, не надумал ли Греттир отсюда уехать, и сказал, что не будет подымать шума из-за скота и их житья на острове, если они расстанутся по-хорошему. Греттир сказал, что не пойдет ни на какие уступки и отсюда не двинется.

— Я уже не раз это говорил, и нечего снова заводить разговор об этом, — говорит он. — Делайте, что хотите, а я буду ждать здесь того, что случится.

Торбьёрн увидел, что и на этот раз ничего у него не вышло, и сказал:

— Так я и знал, что вы черти, а не люди! И, вернее всего, пройдет еще не один день, прежде чем я снова явлюсь сюда.

— Не приходи хоть совсем, я не сочту это большой потерей, — говорит Греттир.

Старуха лежала на дне лодки, и на нее была навалена одежда. Тут она зашевелилась и сказала:

— Храбры эти люди, но нет им удачи. Во всем вы не схожи: ты предлагаешь им столько хорошего, а они от всего отказываются. А это вернейший знак несчастья, если кто отказывается от своей выгоды. И я предрекаю тебе, Греттир, что ты лишился счастья, всякого успеха и удачи, заступы и разума, и чем дольше ты живешь, тем будет хуже. Думаю, что осталось тебе меньше счастливых дней в будущем, чем прожил ты в прошлом.