Вся ваша ненависть - Энджи Томас

И знаешь что? Я не должен был приходить, но пришел. А ты даже не объясняешь мне, что происходит!

– Ты белый, понятно? – кричу я. – Ты – белый!

Тишина.

– Я белый? – говорит он, словно слышит это впервые в жизни. – Какое нахрен это имеет значение?..

– Огромное! Ты белый, а я черная. Ты богатый, а я нет.

– Да какая, блин, разница? Мне это неважно, Старр. Мне важна ты.

– Но это – часть меня!

– Ладно, и?.. Это же мелочь. Боже, ты вообще серьезно?.. Ты поэтому злишься и со мной не разговариваешь?

Я смотрю на него и вдруг осознаю – что взгляд у меня точно такой же, как у Лизы Джанэ Картер, моей мамы, когда мы с братьями, как она говорит, «умничаем»: рот слегка приоткрыт, подбородок вытянут, брови вскинуты. Черт, даже рука на бедре.

Крис делает шаг назад точно так же, как это делаем мы с братьями.

– Просто я… – Он осекается. – Мне это кажется странным, вот и все.

– Видишь? Я так и сказала – ты не поймешь.

Бам. Я и правда веду себя как мама и исполняю ее победоносное «я же тебе говорила».

– Да. Видимо, не понимаю, – бормочет он.

И мы снова молчим.

Крис засовывает руки в карманы.

– Но, может, ты поможешь мне понять? Я ничего не знаю… Знаю только, что, когда в моей жизни нет тебя, это даже хуже, чем, скажем, не битбоксить или не играть в баскетбол. А ты знаешь, как я люблю битбоксить и играть в баскет, Старр.

Я ухмыляюсь.

– И это должно меня тронуть?

Крис закусывает губу и пожимает плечами. Я смеюсь. Он тоже.

– Что, совсем не тронуло?

– Ни капельки.

Мы снова молчим, но против такого молчания я не возражаю. Крис протягивает мне руку.

Я до сих пор не определилась, предаю ли себя, встречаясь с ним, но я до боли по нему соскучилась. Мама считает, что поездки к дяде Карлосу помогут мне вернуться к обычному ритму жизни, но на самом деле на это способны лишь встречи с Крисом. Когда я с ним, мне не приходится выбирать, какой Старр быть. Когда я с ним, никто мне не сочувствует и не говорит, что Халиль торговал наркотиками. Когда я с ним, все как обычно…

Потому я и не могу признаться ему в том, чему стала свидетелем.

Я беру Криса за руку, и все сразу встает на свои места. Никакого страха, никаких мыслей о том дне.

– Пойдем, – говорю я. – Наверно, дядины котлеты уже готовы.

Мы выходим на задний двор, держась за руки. Крис улыбается, и я, как ни странно, тоже.

Десять

Мы решаем переночевать у дяди Карлоса, потому что с заходом солнца снова начинаются беспорядки. Магазин чудом остается цел. Стоило бы пойти в церковь и поблагодарить за это Бога, но мы с мамой слишком устали, чтобы сидеть без движения целый час. Секани хочет остаться у дяди Карлоса еще на день, так что в воскресенье утром мы с мамой возвращаемся в Садовый Перевал без него.

Когда мы съезжаем с автострады, то сразу же натыкаемся на блокпост из полицейских машин. Не перекрыта только одна полоса, и полицейские останавливают каждого, кто хочет по ней проехать. На миг мне кажется, будто мое сердце сжали тисками.

– А мы можем… – Я сглатываю. – Можем как-нибудь их объехать?

– Сомневаюсь. Судя по всему, оцепили весь район. – Мама хмурится и смотрит на меня. – Чав, ты в порядке?

Я держусь за ручку двери. Копы запросто могут достать стволы и сделать с нами то же, что с Халилем. Наша кровь потечет по улице у всех на глазах; наши рты будут открыты, а глаза – направлены в небо в поисках Бога.

– Эй. – Мама касается ладонью моей щеки. – Эй, Чав, посмотри на меня.

Я пытаюсь, но глаза заволокло слезами. Я так устала быть слабой… Да, Халиль потерял жизнь, но я тоже кое-что утратила, и это выводит меня из себя.

– Все хорошо, – шепчет мама. – Все под контролем, ясно? Если надо, закрой глаза.

Я закрываю.

Держи руки на виду.

Не делай резких движений.

Говори только тогда, когда к тебе обращаются.

Секунды тянутся часами. Полицейский просит у мамы права и страховку, и я молю Чернокожего Иисуса помочь нам доехать домой в надежде, что, пока она ищет в сумочке документы, стрелять никто не будет.

Наконец мы трогаемся.

– Видишь, малыш, – шепчет мама. – Все хорошо.

Раньше мамины слова были для меня законом. Я верила: если она говорит, что все хорошо, значит, оно и есть. Но после того, как мне довелось подержать на руках двух умирающих друзей, ее слова потеряли всю свою силу.

Когда мы подъезжаем к дому, я по-прежнему держусь за ручку двери.

Папа подходит к машине и стучит в мое окно. Мама опускает его за меня.

– А вот и мои девочки. – Он улыбается, но улыбка его мгновенно тухнет, и вот он уже хмурится. – Что случилось?

– Ты куда-то собрался, любимый? – меняет тему мама, таким образом намекая, что они поговорят об этом позже.

– Да, надо поехать на базу закупиться. – Он хлопает меня по плечу. – Эй, не хочешь потусоваться со своим папочкой? Я тебе мороженого куплю. Большую такую банку, чтоб хватило на месяц.

Несмотря на плохое настроение, я смеюсь. Папа умеет меня развеселить.

– Не надо мне столько мороженого.

– Я и не говорю, что оно тебе надо. А потом вернемся и посмотрим твоего любимого «Гарри Поттера».

– Не-е-е-е-е-е-ет.

– Чего? – недоумевает он.

– Пап, с тобой «Гарри Поттера» смотреть невозможно. Ты все время повторяешь одно и то же. – Я понижаю голос: – «Почему бы им просто не пристрелить этого уродца Волан-де-Морта?»

– Слушай, ну так это ведь чушь какая-то. Неужели за все фильмы и книги никто так и не додумался его пристрелить?

– Не одно, так другое, – вздыхает мама. – Ты еще вечно травишь свою теорию о том, что «Гарри Поттер – кино о бандах».

– Так оно и есть, – кивает папа.

Вообще-то теория и правда хорошая. Папа утверждает, что на самом деле факультеты Хогвартса – это уличные банды. У них есть свои цвета и убежища, а их