Переписка. Письма митрополита Анастасия И.С. Шмелеву - Антон Владимирович Карташев

малость. С нами Ив. Ольге Александровне не даем хо-ду, и она чуть отдыхает. Но… perpetuum mobile*! Какая красота! Земляника, черника, лесная малина – ли-трами обираем. Грибы белые! Радуги, тучи (надо мной и подо мной). Синие колокольчики, кро-кусы! Весна в июле-августе. Воздух – нектар богов. Мы живем в «орлином гнезде» (орла выгнали, за неимением квартиры, и вселились), на высоте 800 м. Я прошел уже более 100 километров за эти 3 недели. Жизнь дешевле парижской. Думаем пробыть до конца сентября. Тут С. Булгаков, в глухой деревне – Oz, кругом пропасти. Он – как отшельник, боится со-о-течественников. Почему? Не вемь. При нем духовная дщерь, пишет иконы – остральных святых (говорят)229. Может быть, оснует – Храм Софии Озской230. Это лето обильно гибнущими в горах: за эти 25 дней, около нас, погибло 8 человек. Вчера наш местный гид ушел сам-друг на поиски еще пропавших (5-й день), сейчас в горах метели, а у нас ливень, 2-й день. А что за радуги, – у порога, да! А какие орехи – си-ла! И многое – Россия. Мужики здесь молотят цепами (!!) и в деревне пахнет навозом, а возят здесь и летом на санках… (кру-то-с!) И немолчно шумят потоки. Перед глазами – водопад La Fare. Дымят ущелья. И – тишина, при шорохах водных. «Уж за горой дремучею погас вечерний луч, едва струей гремучею…» и т.д. Мы сняли 2 комнаты с кухней за 700 фр. сезон. Молоко – 90 сантимов 1 литр. Яйца и сейчас 4 фр. 12 шт. Мясо (и барашек) – вдвое дешевле. Задняя нога барашка – 20 фр. – на 3 дня нам 3-м. А какие шашлыки подносит мне Ольга Александровна! Обжаривает на штыке, на особой, allemont’ской печке! Ибо мне велено лишь – grillé (т.е. решеточное). Я как будто крепну. Каждый день утром, с постели, обтираюсь водой (!!!), гимнастицирую – 20 минут – перед открытым окном, вбирая горный воздух – дыханье ангелов и геркулесов. А водопад мне шумит – ва-ляй!

Что творится! Ура! Близится Пасха – выход. Новая Европа. Новое человечество (не ура!), дерзкое (оттого-то так много и погибает в горах ныне!). Дерзкое пошло население земное. Но… с обострением «национального» в Европе – и наши иванушки – восчувствуют. Там растет ныне такая оголтелость, такая головорезщина, что ку-да коричневым рубашкам и прочим штанам: такие «портки» растут, что на весь свет хватит «во-ни». Но из сего выйдет-таки Россия, как из навоза – ВСЕ!

Целуем, милый друг. Зашпарьте-ка еще письмецо, порадуйте. Ваш Ив. Шмелев-Лазарь.

[На полях:] Да, читал покойного водолея – Андрея Белого (Ниагарского) – «Начало века» – много плескотни и брызг. Много говорит о Вас и о Мережковских231. Почитайте!

А кушали Вы индейку с брррусничным вареньем? (Это специальная еда английских богословов). С прикладом крокуса, «пойманного» (от слова «поимати», ибо с ры-ском!) на высоте (1500 м!). Это – весна-с!

8. VIII. 1934. Среда

34, Walton Crescent, Oxford

Дорогой Иван Сергеевич!

Получил сегодня Ваше письмецо из «Жора» от 4 августа и порадовался за Вас. Поздоровели Вы, взбодрились. Слава Богу! Ведь наш особый долг перед Россией – подольше вы́жить, и быть свидетелями здравой человечности среди нового «брутального» поколения (и английские газеты на это жалуются). И цветочек в письме уцелел. Здесь тоже в сравнении с Парижем севернее. Липы только что цвели в эти недели, еще отцветают. Не знаю, о чем и писать, нахваталась душа мелочей всяких из чужой жизни до утомления. Всего и сказать – не пересказать.

Сейчас, в эти дни – камень на сердце. Вот с него и начну. Истекают последние сроки, когда Павла Полиевктовна могла бы получить эту распроклятую «визу» и приехать ко мне сюда недельки на две. Но визы все нет! Переживаю еврейскую злобу против всяких великих держав… Начал я переговоры об этой визе (на запас) еще в конце мая с нашими монпарнасскими господами, «увозившими» нас в Англию. Сказали: «Хорошо, напишем». Но я ведь не Бердяев, не Вышеславцев.., не свой брат. Ничего, конечно, не сделали. Приехал я в Англию и там все дело передал в руки англо-русской «ИМКИ»*. Получил устное и ряд письменных заверений, что все сделано, что в любую минуту в Париже в британском консульстве моя жена получит визу. Так как все это делалось только на запас и до 10 июля мы не имели оснований реализовать этот план, то и проверки не было. 10-го было в Богословском институте с митрополитом Евлогием решающее финансовое заседание: по какому бюджету нам жить новый учебный год, каковы денежные вести из Америки, какова кассовая наличность. Все оказалось более благополучно, чем было весь этот год. Главное – это «наличность». Иван Кузьмич Денисов своими концертами с нашими студентами в Англии и Швейцарии заработали уйму, которая и заткнула дыру дефицита. Это устыдило Америку, и она дала обещание на будущий год не садить нас в яму. Затем мы стали кредитоспособны. Митрополит Евлогий и Андерсон232 снова дали нам заем на уплату летнего жалованья, и даже за 1/2 августа вперед. Кроме того, мне «прописано» жалованье на 200 фр. в месяц больше, чем в этом году. Вот мечта наша и пришла в движение. После гощения на готовых хлебах я должен был перейти на независимое существование, а Павла Полиевктовна должна бы подъехать ко мне сюда. Так у нее получилось бы психологическое лето. Уж очень ей надоело хозяйственное ярмо. Пожила бы она «барыней» недельки две со мной на студенческом пансионе. Справилась она около 20 июля в британском консульстве – никакой визы! Началась моя переписка с моими «благодетелями». В число их включил и других знакомых англичан, и Тыркову, и Саблина233. Получил ответы: все сделано. Но, Павла Полиевктовна ходит в британское консульство числа с 25-го ежедневно и ежедневно получает отказ: ничего де неизвестно. Так вот и мучаемся в переписке недели две. Все путается: сроки проходят, и я проживаюсь. Уже подумываю вернуться в Париж с сознанием: «горе побежденным нансенистам!» Сегодня последний день напряженных ожиданий. Истомился я этой неопределенностью.

А между тем, место, до которого я добрался и из которого пишу Вам, место восхитительное. Я даже не ожидал. В 59 лет нет уже прежней туристской жадности и восторженности, а от Оксфорда я пришел в давно забытое волнение, с неспаньем даже ночью, что бывало только в «молодости», где-нибудь в Равенне или Генуе, – не спится, хочется «завтра»