Легкая корона - Алиса Бяльская

— Я вижу, у тебя крыша немного поехала от Славы, да?

— Вовсе нет, — соврала я. Конечно, мне было приятно, что Бутусов зовет меня послушать свои новые песни и что вообще я ему явно нравлюсь.

— Не принимай на свой счет. Он ни одной не пропускает, известный ходок. Особенно когда пьян.

— А ты откуда его так хорошо знаешь?

— Я организовывал фестиваль, с которого, собственно, и началась его слава, еще в 86-м году. В общем, ты меня поняла, не бери его в голову, хоть он и кумир молодежи. Ему все равно кто, лишь бы ноги раздвигала. Это не для тебя.

Он еще что-то мне говорил, но я не слушала. Ага, на Арамиса и ему подобных он внимания не обращал, а вот Бутусов его все-таки достал. Разумеется, я не собиралась никуда ехать с совершенно незнакомым и пьяным в умат мужчиной, но наблюдать за громовской реакцией было забавно.

Когда мы с Громовым вернулись в павильон, Бутусов был уже в отключке. Он просто вырубился и лежал на руках у Бурляева и Арамиса, а рядом стоял недовольный Абдулов.

— Что с ним делать теперь? — сказал Бурляев. — Не хотел выступать и нажрался. Что за детский сад, в самом деле? Я ему нянька, что ли?

— Да оставьте его прямо тут, — довольно равнодушно предложил Громов.

— У нас здесь не притон, чтобы пьяные на полу валялись. Мы в Театре, — с пафосом сказал Абдулов. Так прямо и произнес, с большой буквы. — Давайте его отнесем и посадим в машину. Сейчас я еще кого-нибудь позову, чтобы вам помогли.

— Слава хотел, чтобы к нему пришел Абдулов, и он пришел, — шепнула я Громову.

— Жаль только, что Слава этого не видит, — в тон мне ответил Громов.

Мы еще покрутились, выпили вина. Изредка нам попадались разные роковые люди, и Громов останавливался поболтать с ними. На сцене тем временем начался какой-то ажиотаж.

Мы встали за задними рядами стульев, недалеко от того места, где Громов перенес меня через забор. Арамис и Бурляев, только что сплавившие Бутусова, пробились к самой сцене и пытались сесть на свободные места. Я увидела, что к ним подошел Ярмольник, махнул кому-то рукой, подбежали охранники, и нашу парочку скрутили и увели.

— Ого, ты это видел? — спросила я Громова.

— Не понравились они ему, наверное.

На сцене радостно шел аукцион. Под громкие аплодисменты продали за полторы тысячи рублей простую бутылку водки, потом рубашку Абдулова, программку и прочую ерунду. Внезапно на сцену вышел Шевчук, пьяный, но вполне еще держащийся на ногах. Он забрал микрофон у Абдулова, ведущего аукцион. Абдулов не понимал, что происходит, но микрофон отдал.

— Дамы и господа! — проникновенно сказал Шевчук. — Что же вы творите? Это же полная туфта какая-то! Что за пошлость? Кого вы хотите обмануть? На вас противно смотреть, такие вы гладкие, зажратые, довольные собой… а чем быть довольным?

Абдулов попытался забрать у него микрофон, но Шевчук не отдал и продолжал вещать что-то дальше тем же миссионерским тоном. На сцену вскочил Ярмольник и помог Абдулову обезвредить Шевчука. Но ненадолго. На сцене стоял большой гонг, в него били всякий раз, когда продавался очередной лот. Лишившись микрофона, Шевчук схватил молоток и стал изо всей силы долбить в гонг, заглушая Абдулова, который пытался обратить все в шутку. Народ в импровизированном партере начал ржать. Наконец Ярмольнику и двум охранникам удалось увести сопротивляющегося Шевчука со сцены.

Понятно, что никакого выступления «ДДТ» не было; выступали разные группы и ВИА, не такие знаменитые, зато спокойные. Под конец мероприятия мы с Громовым едва стояли на ногах, потому что в основном пили вино, но ничего не ели. Когда мы, обнявшись и качаясь, двинулись к выходу, то увидели Бурляева и Арамиса.

— О, ребята. Где вы были? Мы вас потеряли, — сказал пьяный Громов.

— Да нас Ярмольник сдал в ментовку, — со злостью сказал Арамис, — ни за что, просто так. Наши морды ему не понравились. За нас еще клавишник «ДДТ» пытался вступиться, так его самого чуть не забрали. Его спасло, что они не играли еще.

— «ДДТ» не самые удачные покровители на этом празднике жизни, — ответил Громов. — Здесь уже все заканчивается, какого вы вернулись?

— А назло. Я сейчас пойду с этим козлом разбираться. Он думает, ему все можно — вот так людям руки выкручивать, — все больше злился Арамис, — у нас, между прочим, у каждого в отделении по полтиннику пропало. Пусть платит, цыпленок жареный.

— Скажи спасибо, что морду не набили. Знаете что? Поехали к нам, а? — Громов притиснул меня к себе: — Да, Алиса?

Я, конечно, была в полном восторге, в первый раз он вот так при людях объединил нас в «мы». Они удивились.

— К вам? — в полном изумлении переспросил Бурляев. — Куда это — к вам?

— Шикарная вписка, вот увидишь. Надо будет по дороге купить еще вина.

И мы все двинулись на Преображенку.

ПЯТОЕ КОЛЕСО

Когда мы пришли, выяснилось, что Бурляев и Арамис смертельно устали и сил продолжать веселье у них нет. Начали укладываться.

— Где мы ляжем? — спросил меня Громов с непонятным выражением.

На этот раз я твердо решила никому кровать не отдавать.

— Мы ляжем на кровати, — сказала я с нажимом.

— Ты уверена? — спросил он немного удивленно.

— Абсолютно. Я хочу спать на нормальной кровати, как белый человек. Кроме того, мы только на ней вдвоем уместимся.

Бурляев, поняв, что ему предоставили диван, рухнул на него, не раздеваясь, и мгновенно отрубился. Арамис пошел спать на кухню, на мой зеленый детский диванчик. Погасили свет, легли. По мерному дыханию Громова я поняла, что он засыпает.

— Эй, ты что? — толкнула я его в бок. — Ты спишь, что ли?

— А что прикажешь делать? — сонным шепотом ответил он.

— Ну, как тебе сказать, — я положила руку ему на пах, — у меня были другие планы.

— Какие планы? Я же спросил тебя, где мы будем спать? Если бы ты сказала на кухне — тогда понятно. Там мы одни и трахаемся, сколько тебе надо. Но здесь, с Бурляевым в комнате? Уволь.

— Но он же спит. Андрей, ты спишь? — позвала я Бурляева. Он не ответил — Ну, видишь?

— Не знаю, спит или притворяется из вежливости. Я бывал в подобных ситуациях — нет ничего мерзее. Ты сама так решила. Теперь спи, — он поцеловал меня и закрыл глаза.

— Подожди, не засыпай. — Я, как была полуголая, в одних трусах, вскочила с кровати и пошла на кухню. Арамис уже лежал на диване. Увидев меня ню, он удивился.

— Олег, иди, пожалуйста, в комнату. А мы с Сережей здесь будем спать.

— Ладно, — он удивился еще больше и, стараясь не смотреть в мою сторону, бочком начал выходить с кухни.

Исполнив долг кавалера, Громов устало раскинулся на диване. Диванчик был детским, я сама из него давно выросла, а уж Громов свои метр девяносто втиснуть не мог при всем желании. Но он свернулся калачиком, принял позу эмбриона, чудом вписался в заданные размеры и заснул сном младенца. Когда я вернулась из ванной, то поняла, что я смогу спать только на полу, на столе или в ванне. Я надела трусы и громовскую рубашку и пошла в комнату.

— Олег, — я потрясла Арамиса за плечо.

— А? Что? — я видела, как в темноте блестят его испуганные глаза.

— Ляг, пожалуйста, с Андреем на диване, там есть место на двоих. А я лягу в кровать.

Арамис, смирившись с судьбой, молча перешел на диван к Бурляеву. Я легла и заснула. Посреди ночи проснулась от топота, грохота и тяжести, было такое ощущение, что на меня упал медведь.

Это Громов, закоченев на кухне, проснулся, меня не обнаружил и пошел в комнату. Обрушившись на меня всей тяжестью своих ста килограммов, он вновь погрузился в сон. Я с трудом выбралась из-под его туши и попыталась отбить себе краешек кровати и кусочек одеяла. С тем и заснула.

На следующий день мы никуда не пошли. Громов и Бурляев сделали несколько звонков, и скоро на квартире собралась большая толпа народа. Все приходили с выпивкой, а еду никто не приносил. Хорошо, что в доме был запас консервов и макароны. Как всегда в подобных ситуациях, появился Берг. Его никто не звал, но у него был абсолютный нюх на тусовки, и он ни одной не пропускал.

В середине дня включили телевизор, потому что должны были повторять «Пятое колесо» с репортажем с питерского фестиваля, где снимали Громова, меня и Бурляева. Громов передачу пропустил и просто жаждал увидеть себя на экране Началось «Колесо».

— Еще два сюжета, и будешь вначале ты, а потом я, — спокойно, как всегда, сказал Бурляев.

Этот человек при любых обстоятельствах и в любой степени опьянения сохранял спокойствие. Не то что истеричный Громов, вечно кричавший, взывавший и заламывающий руки. Громов был тем, что англичане называют drama queen. Вот и сейчас после слов Бурляева Громов бросился к телевизору и начал трястись перед ним в сумасшедшем танце, загораживая всем обзор. Тут в телевизоре что-то затрещало, и картинка исчезла, пошли волны.